Беседы с палачом. Казни, пытки и суровые наказания в Древнем Риме

Бесноватый, конечно, мог бы устроить своему обидчику комфортабельную дорожную катастрофу, широкое застолье с ананасами в шампанском, голопопыми эфиопочками и отравленными рыжиками, меткий выстрел лучника-киллера из неприметного чердака Колизея или иную изящную кару из богатого арсенала расправ Комитета Государственной Бдительности. Однако бесноватый, хотя и был бесноватым, он всё же вслед за Остапом Ибрагимовичем Бендером-Задунайским свято чтил древнеримский уголовный кодекс. Посему Калигула намылился двинуть на обидчика с открытым забралом и надавать ему пинков его же оружием — пламенным, хватающим за грудки и проникающим до печёнок ораторским глаголом.

Сказано — сделано. Бесноватый толканул в притихшем сенате громовую речугу, от которой затряслись и стены, и поджилки сенаторов. Афер, хоть и порядком струхнул, но всё же не растерялся. Пав ниц к ногам бесноватого, он воскликнул, что гораздо меньше боится всемогущего Калигулы, чем его ораторского таланта. Затем подробно повторил только что выслушанную речугу и принялся на все лады её истолковывать, чтобы выявить её несметные красоты. Бесноватый впал в неистовый восторг и щедро осыпал хитрована милостями.

Афер преспокойно окочурился в старости при Нероне.

Однако грязное дело негодяя не пропало. Позорную эстафету оголтелой клеветы и доносительства липкой пятернёй подхватил уже упоминавшийся Марк Аквилий Регул.

Он был знатного рода, но отец его разорился и подвергся опале, оставив своим детям лишь славное имя, что в те времена представляло собой опасное наследство. Сын решил во что бы то ни стало выбиться из бедности. Что же он предпринял? Вы уже догадались. При этом Регул избрал нехитрую, но безошибочную тактику носорога: злопыхая, во всю прыть мчаться на противника, ни на йоту не уклоняясь в сторону. Устрашающему нападению подверглись все, кто только вздумал порицать его. В доносах обычно сообщалось об оскорблении императора и о злоумышлениях против него.

Настучать на врага императора было легче лёгкого, если учесть, что к оскорблению императора относились такие ужасающие преступления, как оскорбительные слова, жесты, проклятия, порка раба перед статуей императора, перемена одежды перед его изображением, ношение перстня с изображением монарха в неприличном месте и подобные гнуснейшие злодеяния (см. [820]).

Доносчик получал денежную награду, должность, которую занимал обвинённый, и часть денег, вырученных от продажи конфискованного имущества обвинённого.

Не впустую бегал Регул: размашистые доносы принесли искусателю отрубленных голов кругленькую сумму аж в 60 миллионов сестерций.

Ещё не достигнув сенаторского возраста, наш сорванец погубил своими доносами несколько выдающихся сенаторов из старой аристократии, за что получил от Нерона жреческую должность и крупные денежные вознаграждения. Вскоре он и сам выбился в сенаторы. [821]

Носорожий напор сочетался в нашем кусаке с лисьей изворотливостью. Вдова Пизона Серания опасно заболела. Душелюб и головоед навестил её, сел у её постели и стал талдычить, что он-де совершал жертвоприношения и, вопрошая гадателя о её здоровье, получил весьма благоприятный ответ, так что больная непременно выздоровеет. Бедная женщина, получившая поддержку в своей последней надежде, поспешила поместить в завещание такого преданного друга и отписала головогрызу часть своих богатств. [822]

Вот что говорил в сенате выступивший с обвинительной речью против Регула поэт Курций Монтан, напомнив сначала об отвратительном эпизоде с укушенной головой Пизона Гая Кальпурния Лициниана, приёмного сына и наследника казнённого императора Гальбы: «К такому уж, конечно, Нерон тебя не принуждал, и творить зверства не нужно было ни ради спасения жизни, ни ради почётных званий. Да и довольно уж мы наслушались оправданий людей, которые губили других, лишь бы отвести беду от себя. А тебе ничто и не угрожало: отец твой был в изгнании, имущество поделено между заимодавцами, сам ты — слишком молод, чтобы добиваться должностей. Нерону нечего было у тебя отнять и нечего тебе бояться. Ты был ещё безвестен и ни разу не защищал никого в суде, но жестокая, алчная душа твоя уже жаждала крови благородных людей; лишь когда ты сумел украсть с погребального костра республики достояние консуляриев, засунуть себе в пасть семь миллионов сестерциев и сделаться жрецом, когда стал губить без разбора невинных детей, покрытых славой старцев и благородных женщин, когда упрекнул Нерона, будто он действует недостаточно решительно, тратя свои силы и силы доносчиков на уничтожение одной или другой семьи, вместо того чтобы казнить разом весь сенат…». [823]

Поэт в сенате — больше, чем поэт. Прислушаемся же к поэтическому гулу, но не забудем о более алчных хищниках, сочинявших, в отличие от поэта, не стихи, а звонкие проскрипции.

О них — в следующей главе.

Глава 6-я. ПРОСКРИПЦИИ

Прав, тысячу раз прав был обрыдлый Регул, остро критикуя нервного Нерона за топорную мелочёвку. Долой рутину, даёшь гильотину! Впрочем, на кой нам эти голоштанные якобинцы с их дурацкими либэртэ, эгалитэ, фратэрнитэ? Мы сами не лаптем античные щи хлебаем. Взять, к примеру, Луция Корнелия Суллу. Тот уж не мелочился, взял да одним махом и прирезал сперва 10 тысяч пленных, а потом ещё 6 тысяч гавриков. И поделом! Нечего было «Гитлер капут!» по-латыни вопить. Как учили классики великой литературы, «когда враг сдаётся, его уничтожают». И по-латыни, и по-Катыни!

Однако и это мелочи. Главное же — гениальная находка Сосó Суллы, впервые применившего проскрипции.

Слово проскрипции (от латинского proscriptio) имеет следующие значения: 1)первоначально: объявление (преимущественно о продаже); 2) внесение в список лиц, подлежащих изгнанию (при доминате); 3) обнародование списков лиц, объявленных вне закона, а также сами такие списки; 4) репрессии, казни.

Остановимся подробнее на последнем значении. Проскрипционные казни применялись в политической борьбе, для сведéния личных счетов и как средство обогащения. Впервые в Древнем Риме проскрипции в 82 г. до н. э. осуществил, как уже сказано, Сулла. За выдачу или убийство проскрибированных назначалась награда (даже рабам), за укрывательство — казнь. Имущество казнённых подвергалось конфискации и продаже с аукциона, их земли раздавались сулланским ветеранам, рабы проскрибированных отпускались на волю. Потомки жертв проскрипций лишались почётных прав и состояния, не могли претендовать на общественные должности и посты. Триумвиры 43 г. до н. э. Октавиан Август, Марк Антоний и Эмилий Лепид повторили проскрипции с более кровавым размахом. Среди других тогда погиб Цицерон, о чём уже рассказывалось в 1-й главе.

Массовый террор в период второго триумвирата подробно описан Аппианом, [824] рассказ которого признан достоверным [825] и положен в основу дальнейшего повествования, что в дальнейшем ссылками на Аппиана не оговаривается.

Воспевая нашу особую тройку, нелишне заметить, что ей далеко было до заплечных дел мастеров, орудовавших на просторах Родины чудесной, где, в усердных битвах и в труде, распевали «радостную песню о великом друге и вожде». [826] Далеко не в смысле географическом (это ясно даже и Ежову), а в смысле конспиративности. Сталинские соколы, как известно, планировали свои злодеяния, подобно суркам, в потаённых спецнорах Комитета Государственной Бдительности, а наши древнеримские простаки возьми и выстави, правда, тёмной ночью во многих местах Рима проскрипционные списки с именами новых ста тридцати лиц в дополнение к прежним семнадцати, а спустя немного времени ещё других ста пятидесяти человек. В списки всегда заносился дополнительно кто-либо из осуждённых предварительно или убитый по ошибке, и это делалось для того, чтобы казалось, что они погибли на законном основании. Было отдано распоряжение, чтобы головы всех казнённых за определённую награду доставлялись триумвирам, причём для свободнорождённого она заключалась в деньгах, для раба — в деньгах и свободе. Все должны были предоставить свои помещения для обыска. Всякий, принявший к себе в дом или скрывший осуждённого или не допустивший у себя обыска, подлежал такому же наказанию. Каждый желающий мог сделать донос на любого за такое же вознаграждение.