Столетняя война

Дома Эдуарда встретили с ликованием. Парламент согласился, что деньги потрачены не зря. Авторитет короля значительно вырос благодаря его личной воинской доблести. Взятие Кале и перемещение во Францию новых жителей рассматривались как отличная возможность для расширения торговли. Отныне Англия входила в Европу без поддержки фламандцев, тем более что поддержка эта непостоянна. 23 апреля 1348 года, в день Святого Георгия, король учредил рыцарский орден Подвязки, количество членов которого было ограничено двадцатью шестью рыцарями-ветеранами, проявившими себя в бою. Орден должен был возвысить двор Эдуарда, сделать не хуже любого королевского двора Европы. Возглавлять орден могли только король и его наследники, как и принимать новых членов. Выставили только два условия: рыцари не могли воевать друг с другом и покидать страну без разрешения короля. Из двадцати шести членов ордена восемнадцать сражались при Креси, остальные отличились в других битвах. В Виндзорском замке у ордена появилась часовня Святого Георгия, орден поддерживал двадцать шесть «бедных рыцарей», плененных французами. Чтобы добыть свободу, им пришлось продать свои имения.

Подвязка была не первым рыцарским орденом: один такой имелся в Венгрии, другой – в Кастилии, но оба давно прекратили существование, да и не были столь престижными. Относительно происхождения названия ордена высказывается много предположений. Большинство полагает, что подвязку уронила графиня Солсбери и произошло это якобы, когда с ней танцевал король. Король поднял подвязку, надел на собственную ногу и сказал: «Honi soit qui mal y pense», – что можно перевести так: «Стыдно тому, кто плохо об этом подумает». Есть, однако, и другие кандидатки на место легендарной графини. Да и вряд ли это была Екатерина Монтегю, графиня Солсбери, потому что в 1347 году ей было почти пятьдесят лет, скорее речь идет о Джоанне, дочери графа Кентского, обвиненного в заговоре против королевы и казненного по приказу Мортимера. У этой женщины было пикантное прошлое [50]. Кроме Джоанны на роль «потеряшки» претендует таинственная Алиса Солсбери, которая была, по одним свидетельствам, любовницей короля, а по другим – жертвой насилия с его стороны. Правды мы никогда не узнаем, но более простым и приземленным объяснением является то, что эмблемой должно быть что-то, что можно носить поверх доспехов, а потому с тем же успехом орден можно было назвать и орденом Нарукавной Повязки. (В девизе «Стыдно тому, кто плохо об этом подумает» слова «об этом» можно отнести к претензии Эдуарда на французский престол.) Орден Подвязки – старейший рыцарский орден в мире, и хотя двенадцать каноников не пережили Реформации, двадцать шесть рыцарей здравствуют и в настоящее время. Рыцари теперь не обязательно бедные, но по-прежнему пенсионеры. Благодаря Вильгельму IV теперь их называют военными рыцарями Виндзора.

Европа в это время потерпела катастрофу, такую страшную, что о войне и думать было невозможно. Зимой 1347/48 года в Сицилию пришла болезнь, занесли которую предположительно на корабле, приплывшем либо по Черному морю, либо с Ближнего Востока. Из Марселя болезнь быстро распространилась по Европе. Сейчас мы называем ее бубонной чумой. Современная медицина не знает точно, как это было, хотя и предполагает, что болезнь занесли блохи, паразитирующие на крысах и мышах. В негигиеничные Средние века предотвратить распространение болезни было почти невозможно, особенно в городах, при скоплении людей и отсутствии санитарии. Уровень смертности был очень высок. В августе 1348 года чума перекинулась в Англию, пришла либо из Бордо на корабле, привезшем вино, либо на судне, доставившем в Веймут имущество из Кале, а оттуда болезнь двинулась в Дорсет, Сомерсет и Девон. В Лондоне ее впервые зафиксировали в ноябре. Симптомами были опухоли (бубоны) в паху и под мышками, черные пятна на коже, лихорадка; через четыре дня все заканчивалось смертью.

Франция, ослабленная военным поражением и в отсутствие сильной центральной власти, пострадала невероятно. Поля пришли в запустение, фураж, предназначавшийся военным лошадям, пошел на корм сельскохозяйственным животным, обнищавшие рыцари занялись разбоем. Население сокращалось, уменьшился сбор налогов, деньги обесценились. Правительство и придворные бежали из Парижа. Филипп скитался у границ Нормандии вместе с немногочисленными чиновниками и слугами. Большинство французов расценили чуму как кару небесную; впрочем, винили и всякого рода колдунов. За богохульство отрезали языки; евреев, само собой, преследовали больше прежнего.

В Англии последствия были не такими страшными, но тем не менее очень серьезными. Уровень смертности был особенно высок среди священников, если те исполняли свой долг как следовало и находились в постоянном контакте с жертвами болезни: в епархиях Йорка и Линкольна умерло 44% от общего числа клириков, а в Эксетере, Винчестере и Или скончались 50% священников. Долгое время считали, что во время первой чумной эпидемии умерло около трети населения (к 1350 году чума добралась и до Шотландии); впрочем, некоторые современные историки полагают, что число жертв было намного больше. И все же в Англии бедствие было не столь ужасным, как во Франции; причиной тому более эффективное центральное правительство, контролировавшее всю страну, и популярный король в отличие от Франции, где управляли полуавтономные властители и непопулярный король. Первая эпидемия поразила в Англии главным образом бедных и недоедающих людей в отличие от знати, проживавшей в относительно более чистых районах. Их французским собратьям повезло меньше: скончались королева, а также герцогиня Нормандская и канцлер, много представителей аристократии [51]. В связи с сокращением сельского населения английские крестьяне были уже не так крепко привязаны к своим хозяевам и могли требовать более высоких заработков. Вестминстер не пошел им навстречу и заявил, что крестьяне не могут получать больше того, что было у них до чумы, а тех землевладельцев, кто платил больше, штрафовали. (Французы исповедовали другую точку зрения: там рабочие не соглашались трудиться по старым расценкам.) Во Франции закон, порядок и правительство на некоторое время разладились, а в Англии власти не утратили контроль, несмотря на рост преступности и экономические проблемы. Недавние раскопки в так называемом чумном могильнике в Ист-Смитфилде (Лондон) показали, что в те времена, в отличие от концлагеря Бельзен, покойников не сбрасывали в яму навалом, а погребали аккуратными рядами, каждое тело пусть и не в гробу, но в свою могилу.

Ни одна сторона не затевала широкомасштабной операции, тем не менее война все еще тлела. В 1349 году была попытка подкупить в Кале генуэзского командира наемников: хотели, чтобы ночью 31 декабря он оставил городские ворота открытыми, опустил подъемный мост и позволил французскому отряду отвоевать город. Командир взял деньги, согласился на предательство, но тут же послал галеру к королю Эдуарду с сообщением о подкупе. Король примчался во Францию вместе со слугами и лучниками и устроил налетчикам ловушку в тот момент, когда те подбирались к воротам. Деньги генуэзец оставил себе. После смерти Иоанна Плантагенета Кастилия разорвала альянс с Англией. Кастильский флот вышел в Канал: должно быть, кастильцы намеревались помешать английской торговле с Бордо или не пустить в Кале английские продовольственные конвои, а может, то и другое. Английская разведка дала предупреждение, и 29 августа 1350 года произошло морское сражение в районе Уинчелси. Английский флот во главе с королем Эдуардом, взявшим с собой сыновей – принца Уэльского и десятилетнего Джона Гонта, – одержал великую победу над флотилией меньшего размера, но состоявшей из более крупных (а потому трудных для атаки) испанских кораблей. Эдуарду было тридцать семь лет, и в этом сражении он в последний раз участвовал в рукопашном бою, хотя его авторитет был так велик, что он вполне мог бы этого не делать.