Повседневная жизнь Берлина при Гитлере

Британская империя, после первых побед немцев в СССР, окажется под угрозой.

«Кемпейтай», японские секретные службы, очень внимательно следят за событиями, и Токио ждет своего часа. Ситуация еще более запутывается из-за того, что сестры-близнецы — «Ультра» и «Энигма» не способны прочитывать русские и японские сообщения.

Генералы в рейхсканцелярии выражают беспокойство

В Берлине, в громадном здании рейхсканцелярии, Гитлер сталкивается с последней попыткой сопротивления его планам. На сей раз инициатива исходит не от тех людей, которые обычно выступали в роли его оппонентов. По свидетельству Шелленберга, фон Рундштедт, [184]которого другие собравшиеся здесь генералы уполномочили говорить от их имени, спросил фюрера: «Хорошо ли вы подумали о том, что собираетесь предпринять в России?» — «Я все взвесил», — спокойно отвечает тот. «Но разве не следовало бы сначала разрушить сердце Британской империи на Среднем Востоке?» — «Мы прогоним англичан из Средиземноморья и Персидского залива после успешного завершения операции «Барбаросса»». Тон Гитлера становится более жестким: «Разве мы не побили югославов, как я и предсказывал?» — «Нам придется одержать победу до наступления зимы», — упорствует Рундштедт, которого поддерживает кивком головы адмирал Редер, сторонник наступления в районе Суэца. «Они не продержатся так долго», — обрывает его Гитлер. «Но если мы все-таки не успеем, — рискует продолжить свою мысль фон Рундштедт, — нужно будет дойти до Днепра и там остановиться». Гитлер, как это с ним часто случается, теряет самообладание: «Нет, мы будем продолжать наступление, двигаться вперед, возьмем Москву!» Фон Рундштедт прибегает к последнему аргументу: «Наш военный атташе в Кремле настаивает на том, что Красная армия подготовлена куда лучше, чем мы предполагаем». — «Я знаю, он мне об этом сообщал, — раздраженно говорит Гитлер. — Но я не верю». Взгляд Гитлера не предвещает ничего хорошего; он недвусмысленно дает понять, что аудиенция окончена. Английский историк Лидделл Харт интерпретирует смысл этой беседы так: «У Гитлера надежда на победу связывалась с представлением о неизбежности внутренней революции в самом СССР». Гитлер, который знал русских не лучше, чем англичан, полагал, что в России его встретят с радостью — при условии, что будут уничтожены комиссары и евреи. Но военные не разделяют его веры в эту гипотетическую революцию: «Там гораздо меньше революционных элементов, чем солдат». «Нам предстоит долгая война», — подытоживает разговор Рундштедт уже на пороге кабинета. Но Гитлер желает, чтобы последнее слово осталось за ним: «Мы закончим ее до зимы».

Весенний день в Берлине

Берлинские зрители на трибунах стадиона наслаждаются футбольным матчем, не находя в таком времяпрепровождении ничего необычного. Солдаты из провинции, которых отправляют на Восток, имеют право посетить перед отъездом столицу. Многие видят ее в первый раз и совершенно очарованы. Некоторые бродят наудачу по городу, просто идут куда глаза глядят, но большинство, привыкнув к порядку и дисциплине, полагается на гидов из организации «Сила через радость», которые предлагают им совершить экскурсию на традиционном «берлинском кремзере», [185]запряженном крупными померанскими лошадьми. Конки на улицах — привычное зрелище в эти на удивление солнечные весенние дни. Берлинцы и особенно берлинки посмеиваются, завидев простодушных крестьянских парней, которые так искренне восхищаются их городом. Правда, парней этих называют «чужаками» — Берлин давно осознает себя обособленным островом в море германских земель. Гйды из туристического отдела КДФ [186]подробно, в напыщенном стиле, описывают каждый памятник. Для военных все развлечения бесплатны (или стоят какую-то мелочь) — даже театр, цирк, стадион. В лотках на Потсдамер-плац продаются пиво, цветы и знаменитые плюшевые медвежата — символы германской столицы. Каждый день 10 тысяч вновь прибывших в Берлин солдат покупают эти игрушки. Многие новобранцы договариваются о свидании с улыбающимися хорошенькими девушками. Иногда девушки соглашаются прокатиться со своими поклонниками на конке и, конечно, получают в подарок цветы. Влюбленные пары гуляют по тенистым аллеям Тиргартена, кое-кто из офицеров благоговейно слушает концерт в Филармонии, другие решают наведаться в Академию. Геринг открыл свои сады для горожан, и, как говорят, иногда там можно увидеть его самого. Встретить фюрера никто не надеется: он никогда не выходит на улицу без охраны, не заглядывает во всегда набитые до отказа кафе. Что касается Геббельса, то все и так сыты им по горло — похоже, по радио не передают ничего, кроме его речей. Перед Бранденбургскими воротами, этой Триумфальной аркой Берлина времен Бисмарка, собралась толпа желающих сфотографироваться на память. У студентов каникулы, и они исполнены благодушия. Они тоже катаются в линейках, запряженных конями, хорошо знающими свой маршрут, и весело окликают друг друга: «Эй, привет!» Везде полно журналистов и фотографов, то и дело щелкающих аппаратами. Во всех кинотеатрах в этот день идут фильмы о солдатах. Но некоторые любители кино предпочитают посмотреть любовную мелодраму, действие которой разворачивается в предвоенном Париже. Кинохроника представляет эпизоды войны в Африке или на Балканах; судя по этим лентам, немецких героев никогда не убивают, их повсюду с энтузиазмом встречают местные жители в национальных костюмах. Сейчас середина мая. По вечерам девушки провожают своих новых приятелей до вокзала, откуда отправляются поезда на Восточный фронт. Парни и девушки обмениваются адресами, посылают друг другу воздушные поцелуи, потом солдатики, прижавшись лицом к стеклу, долго что-то кричат, помогая себе жестами, пока вагоны не тронутся и хрупкие девичьи силуэты не растворятся в сумерках. Эта короткая поездка в Берлин покажется им прекрасным фантастическим сном, когда они прибудут в Россию и для них начнется постижение горькой правды войны.

«Бегство» Рудольфа Гесса

Гесс [187]не дал засечь себя британским радарам и, словно хороший спортсмен, приземлился точно на лужайке перед поместьем лорда Гамильтона, [188]с которым со времен Олимпийских игр его связывали дружеские отношения. «Если он и сумасшедший, то маневрирует как летчик-ас», — скажет потом английский генерал. На самом деле Гесс был довольно посредственным авиатором, никто даже не знал, что он способен управлять самолетом. Гамильтон, друг короля и всех английских лордов, командует полком истребителей как раз в том секторе, который избрал для своего десантирования Гесс. Час спустя Гамильтон «официально» приглашает Гесса к себе. Самолет Гесса разбился после того, как он выпрыгнул из него с парашютом. Несколько часов спустя из самолета, принадлежащего отделу МИ-6, перед тем же замком катапультируется Киркпатрик. Это лучший специалист отдела МИ-6 по немецким вопросам. В тепле, в замке своего друга, удобно расположившись в кресле перед камином и висящим над ним гобеленом, прихлебывая шотландское виски, Гесс рассказывает, где расположены батареи немцев. Все это похоже на возвращение довоенной ситуации. «Фюрер прислал меня, — говорит Гесс, — потому что желает мира с Англией. Он хочет, чтобы Третий рейх имел карт-бланш на Европейском континенте, хочет мира между Лондоном и Римом, готов предоставить Великобритании полную свободу действий в ее империи и на ее морях». Наверняка во время этой беседы идет речь и о готовящемся нападении на Россию, о котором Гесс знает все, знает больше, чем любой представитель Верховного командования вермахта. Однако Гесс запоздал со своими предложениями: они сейчас никому не нужны.