Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг.

Воспоминания и документы, опубликованные в 20-е годы бывшими соратниками Деникина и Врангеля, раскрывают неприглядную картину происшедшего.

Вначале подтверждение того, о чем писал Деникин. «Заняв Одессу, добровольцы прежде всего принялись за жестокую расправу с большевиками. Каждый офицер считал себя вправе арестовать кого хотел и расправляться с ним по своему усмотрению». Было много самозваных разведок, которые занимались вымогательством, мародерством, взятками и т. д. Это свидетельство одного из ее бывших начальников. Очевидец, новороссийский журналист, продолжает: то, что творилось в застенках контрразведки города, напоминало «самые мрачные времена Средневековья». Распоряжения Деникина не выполнялись. Жестокости были таковы, что даже фронтовики «краснели». «Помню, один офицер из отряда Шкуро, из так называемой „волчьей сотни“, отличавшейся чудовищной свирепостью, сообщал мне подробности победы над бандами Махно, захватившими, кажется, Мариуполь, даже поперхнулся, когда назвал цифру расстрелянных, безоружных уже противников: четыре тысячи!» Контрразведка развивала свою деятельность до безграничного, дикого произвола, говорили свидетели тех дней [344].

В том же духе действовали и прочие деникинские власти. Из пулеметов приказал расстрелять арестованных крестьян екатеринославский губернатор Щетинин. Кутепов распорядился повесить на фонарях вдоль центральной улицы Ростова в декабре 1919 г. заключенных, находящихся в тюрьмах города. О грабежах казаков в занятых Царицыне и Тамбове ходили страшные легенды.

Главный принцип сторонников белого и красного террора — устрашение методом скорого действия. Его откровенно выразил донской генерал С. В. Денисов (1878–1957): «Трудно было власти… Миловать не приходилось… Каждое распоряжение — если не наказание, то предупреждение о нем… Лиц, уличенных в сотрудничестве с большевиками, надо было без всякого милосердия истреблять. Временно надо было исповедовать правило: „Лучше наказать десять невиновных, нежели оправдать одного виноватого“. Только твердость и жестокость могли дать необходимые и скорые результаты» [345]. Нравственное оправдание своей жестокости белые находили в красном терроре, красные — в белом. Принцип родовой кровной мести поглощал здравый смысл, поощрялся и пропагандировался властями. Первое, что сделали деникинцы, вступив в Харьков, отрыли могилы расстрелянных чекистами. Трупы выставлялись на обозрение и стали основанием казни и самосудов советских служащих [346].

30 июля 1919 г. Деникин подписал постановление особого совещания при главнокомандующем вооруженными силами Юга России о деятельности судебно-следственных комиссий. На основании этого постановления советские работники приговаривались к смертной казни и конфискации имущества, сочувствующие комиссарам — к различным срокам каторжных работ [347]. Жестоким было отношение к военнопленным, с которыми обе стороны расправлялись беспощадно [348]. Позже Деникин признавал, что насилия и грабежи были присущи красным, белым, зеленым. Они «наполняли новыми слезами и кровью чашу страданий народа, путая в его сознании все „цвета“ военно-политического спектра и не раз стирая черты, отделявшие образ спасителя от врага» [349]. Это он написал потом, после окончания гражданской войны, осмысления содеянного и собственного поражения. А тогда, когда генералу подчинялись многотысячные армии, у него не было сомнений в важности жестокой карательной политики как инструмента достижения власти. Хотя в воспоминаниях Деникин в качестве своего мировоззрения признавал «российский либерализм», «без какого-либо партийного догматизма» [350], это не мешало ему ратовать за «единую и неделимую Россию», быть беспощадным к тем, в ком видел угрозу империи, — сепаратистам и националистам. Отсюда его конфликты с представителями самостийной Украины, кубанскими автономистами и др.

Деникин вспоминал, что вслед за войсками шла контрразведка. Отделы контрразведки создавали не только воинские части, но и губернаторы. Контрразведки, по его признанию, были «очагами провокации и организованного грабежа» [351]. Он сообщал об огромной роли пропаганды — Осведомительного агентства (Освага), созданного в конце 1918 года. Его основными деятелями были кадеты H. Е. Парамонов, К. Н. Соколов и др. Осваг ставил задачей «постоянное искоренение злых семян, посеянных большевистскими учениями в незрелых умах широких масс» и разгром «цитадели, построенной большевиками в мозгах населения».

Осваг выпускал газеты и журналы, к осени 1919 г. в его составе было более 10 тыс. штатных сотрудников и сотни местных отделений. Работники отдела пропаганды также вели слежку за «всеми», вплоть до Деникина, составляли секретные досье на лиц и партии [352].

Характерными документами являются отчеты Освага. Призванные прославлять белое воинство, сотрудники отдела должны были не забывать и реалии. 8 мая 1919 г., в период успехов Деникина, Осваг докладывал, что «к будущему государственному строительству массы относятся совершенно безразлично, стремясь лишь к прекращению гражданской войны и к уравнению всех слоев населения в отношении их прав». В сводке отмечалось, что взаимоотношения жителей и воинских частей «напряженно-враждебные». Солдаты отбирают лошадей, скот, повозки, пьянствуют и бесчинствуют. 10 мая: «Успеху нашей агитации во многом вредит плохое поведение воинских чинов», которые грабят и жестоко расправляются с населением. Предполагалось оповещать о следствии за незаконными действиями, выплачивать компенсации ограбленным и т. д. 20 мая: грабеж приводит к тому, что крестьяне районов, где была Добровольческая армия, «совершенно не сочувствующие „коммуне“, все же ждут большевиков как меньшее зло, в сравнении с добровольцами „казаками“» [353].

Прежде всего с пропагандистскими целями была создана 4 апреля 1919 г. «Особая комиссия по расследованию злодеяний большевиков», перед которой ставилась задача «выявления перед лицом всего культурного мира разрушительной деятельности организованного большевизма» [354]. Комиссию возглавлял Деникин, а после его отставки — Врангель. Публикация документов предназначалась не столько для российского обывателя, сколько для создания антибольшевистского общественного мнения в странах Антанты и в эмиграционных кругах.

Карательная политика белых мало чем отличалась от подобных действий красных. Кадет H. Н. Астров, имевший самое непосредственное отношение к выработке внутренней политики правительства Деникина, признавал: «Насилие, порка, грабежи, пьянство, гнусное поведение начальствующих лиц на местах, безнаказанность явных преступников и предателей, убогие, бездарные люди, трусы и развратники на местах, люди, принесшие с собой на места старые пороки, старое неумение, лень и самоуверенность». Правы те историки, которые признают, что разработанные, например, деникинскими правоведами основы будущего государственного устройства страны, его внутренней политики — практического значения почти не имели [355].

Биограф Деникина Д. В. Лехович писал, что одной из причин неудач белого движения на юге России было то, что генералу не удалось предотвратить жестокость и насилие. Но красные проводили тот же террор и сумели победить. Наверное, дело в целях и последовательности проводимой политики, а не в методах ее осуществления, которые часто выглядели идентичными. Генерал В. З. Май-Маевский объяснял Врангелю, что офицеры и солдаты не должны быть аскетами, т. е. могли и грабить население. На недоумение барона: какая же разница при этих условиях будет между нами и большевиками? — генерал ответил: «Ну вот большевики и побеждают» [356].