Повседневная жизнь Египта во времена Клеопатры

Исключительно наличие этих памятников, в частности, храмов в Эдфу, Дендере и Филе (практически все из них дошли со своей собственной архитектурой или остались с нетронутым оформлением) позволяют нам составить точное представление о святилищах фараонов во всех подробностях. Может показаться странным, что именно эти поздние постройки служат лучшей иллюстрацией египетского традиционного храма, чем руины великих зданий Нового царства в Карнаке и Луксоре. Эти великие пространства, где царит тишина, нарушаемая только группами спешащих туристов, эти сумерки, которые сгущаются по мере продвижения в глубь храмов, эти сужающиеся залы — все пробуждает чувство присутствия божества даже у самых скептических личностей. Египетский храм — не церковь, это место, где человеческое существо вообще исключается, если не считать служителей богов. Внешний вид храма скорее напоминает крепость, он служит больше для устрашения врагов, чем для принятия паломников. Его узкие и редкие выходы всегда закрываются тяжелыми дверями. План, который содержит огромное количество различных переходов, соединяющих между собой дворы, зал с колоннадой, вестибюли (находящиеся между внешним миром и святая святых храма), был так задуман, чтобы впускать в храм только тех людей, которые имели туда доступ. Защита изваяний божеств составляла особую заботу жрецов, она поддерживала в этих статуях их предполагаемую эффективность и составляла сущность ежедневного ритуала. Убранство храма играло одновременно нормативную, информационную и заменяющую текст роль, указывая на идеальную структуру священного культа, напоминая о своем мифическом происхождении и рассеивая человеческое недоверие через полные целомудренного содержания картины.

Справление ежедневной ритуальной службы было далеко не единственным занятием, которое оживляло египетские храмы. Существовало огромное количество праздников, переполнявших религиозный календарь. В действительности частота праздников варьировалась в зависимости от храма. Так, в Эсне, в Верхнем Египте, ежегодно насчитывался 91 праздник, ^{142} а в северном Фаюме, в храме Диме, это число достигало 153. ^{143} Праздники были поводом для объединения местного духовенства, верховного жреца и пастофоров. Но в особенности эти празднества собирали светских служащих, приходивших, чтобы увидеть богов, которых они могли наблюдать в миниатюрных часовнях из позолоченного дерева, выставленных в ритуальных лодках, обвешанных эмблемами и покоящихся на плечах жрецов, шедших в бесконечной процессии. Если установленный порядок процессии уже был зафиксирован сложившейся вековой традицией, то новые теологические идеи старались вдвойне усилить общественное рвение, которое всегда сопровождало такие процессии. Так, явление богов в образе священных животных заняло привилегированное положение среди других торжественных празднеств за счет привлекательности и эмоциональности, которые вызывали у верноподданных эти одушевленные божьи ипостаси, нежели неподвижные деревянные фигуры. Так каждый храм либо содержал своих собственных животных, среди которых был один единственный, взлелеянный экземпляр, олицетворявший собой Бога (такими были быки Апис, Мневис и Бухис), либо разводил крокодилов, кошек или ибисов.

Из всех странностей египетской религии, описанных греческими и латинскими авторами, самым непонятным и более всего высмеиваемым является, бесспорно, культ млекопитающих, рептилий или птиц, так как помимо божественной сущности, которую они должны были олицетворять, еще и сами животные вызывали интерес верующих. Жрецы усматривали в животных видимое и ощутимое присутствие божественной власти, каково бы ни было конкретное тождество этого присутствия. С другой стороны, такое почитание воплощало два явно противоречащих друг другу аспекта. Если верующие представляли, что животное может быть рассмотрено как живое олицетворение бога или богини, то трудно понять, почему шкура мертвого животного могла пробуждать еще больший интерес. Так, культ быка Аписа больше известен нам по грандиозным похоронам, так как в них принимало участие такое количество людей, которое никогда не видел храм при жизни бога. Что касается животных, почитаемых в своей совокупности, как, например, ибисы Тота, кошки Баст или крокодилы Собека, то изучение мумий, найденных тысячами в некрополях, показывает, что большое количество этих бедных животных было сознательно убито еще в незрелом возрасте. Такое утверждение, казалось бы, противоречит известному рассказу Диодора, в котором он повествует о грустной судьбе одного из римских жителей, современника Птолемея Авлета. Этот римлянин был разорван разъяренной толпой, так как случайно убил кошку в тот момент, когда царь добивался расположения Рима. ^{144} По сути, это умерщвление могло позволить каждому паломнику совершать похороны животного и, таким образом, искупить грехи и совершить ритуал перед божеством. Участие в похоронах священного животного было актом божественного почитания, во время которого верующий мог надеяться на божественную благодать. Мертвое животное, надлежащим образом мумифицированное и захороненное, оказывалось более полезным и выгодным своим верноподданным, чем его мяукающая или хрюкающая копия на заднем дворе храма. Так священные животные Египта, за которыми ухаживали после их смерти более, чем за живыми, разделяли судьбу своих верующих.

В некоторых случаях настоящая причина посещения того или иного храма крылась скорее в любопытстве, нежели в подлинном почитании бога. Иногда именно интерес толкал паломников в храмы. Без сомнения, этим объясняется частое посещение паломниками храмов, почитавших крокодила как священное животное. Таких храмов было достаточно много в Фаюме, где существовал культ Собека. Римские «паломники» стремились туда, по свидетельству Страбона, чтобы поприсутствовать на трапезе отвратительного ящера, которую жрецы превратили в настоящее зрелище. ^{145} Но с того момента, как одна из этих рептилий умирала, всеми находящимися в храме завладевали искренние эмоции, и приготовления к похоронам занимали одновременно все умы, чему свидетельствует ответ на настоятельную просьбу жрецов храма Диме, заботящихся об организации отправки одной из священных шкур в ее последнее пристанище. Этот документ датирован началом 132 года. В нем говорится: «Получив ваше письмо, мы приняли во внимание всю важность приготовлений, которые бог пробудил в наших сердцах, касаемо места последнего покоя великого бога Осириса (= мертвый крокодил). Вы [нам] написали о том, что лодка уже причалила к пристани. Мы передали эту новость жрецам [некрополя]. Они повелели вести лодку со священным крокодилом на озеро в оговоренное место до того, как будет готов шатер для бальзамирования. Дайте нам знать, если будете в чем-нибудь нуждаться». ^{146}

За эпистолярным формализмом прослеживается скрупулезное следование всем правилам, касающимся их забот по умершему телу бога.

Если определить роль жреца как привилегированного посредника между людьми и богами, то в этом случае существует только один единственный жрец в Египте, которого изображали в храмах во время совершения ритуалов жертвоприношения — царь Верхнего и Нижнего Египта, сын Ра, Птолемей, возможно, сопровождаемый царицей Клеопатрой. Естественно, речь идет о фикции настолько, насколько греки могли игнорировать сложные ритуалы местной религии. Таким образом, египетские жрецы, настоящие наследники тысячелетней традиции, брали на себя заботы о поддержании хрупкого равновесия в мире, кропотливо соблюдая все предписания, связанные с укреплением божественной воли.