Леонид Брежнев

Я начал излагать наши соображения пункт за пунктом Брежневу. И чем больше объяснял, тем больше менялось его лицо. Оно становилось напряженным, постепенно вытягивалось, и тут мы, к ужасу своему почувствовали, что Леонид Ильич не воспринимает почти ни одного слова. Я остановил фонтан красноречия, он же с подкупающей искренностью сказал: «Мне трудно все это уловить. В общем-то, говоря откровенно, я не по этой части. Моя сильная сторона — это организация и психология», и он рукой с растопыренными пальцами сделал некое неопределенное движение.

Ф. Бурлацкий, с. 143–144.

Работать с Брежневым мне было и легко, и приятно. К мнению собеседника он относился с уважением: никогда априори не отвергал чужую точку зрения, позволял с собой спорить — иногда даже настойчиво и энергично. Как-то я не удержался и показал Леониду Ильичу цитату из журнала, которая мне очень понравилась: «Нервный человек не тот, кто кричит на подчиненного,  — это просто хам. Нервный человек тот, кто кричит на своего начальника». Брежнев расхохотался и сказал: «Теперь я понял, почему ты на меня кричишь».

А. Александров-Агентов, с. 31 [19]

В первые годы пребывания Брежнева на посту Первого секретаря, а затем Генерального секретаря ЦК партии он старался в какой-то мере охватывать главные вопросы положения в стране и выказывать самостоятельность суждений. Но глубоко проблем, стоящих перед партией и народом, он не знал. Обычно полагался на суждения Совета Министров, отдельных членов Политбюро и других товарищей. А выводы делал по подсказке экспертов и помощников, готовивших заранее предложения по рассматриваемым вопросам. В конце дискуссии он зачитывал то, что было подготовлено. Страшно не любил, если кто-то вносил предложение, отличное от того, которое им было зачитано. Обычно все при этом чувствовали неловкость.

А. Громыко, кн. 2, с. 528.

Все участники пленума (октябрь 1964 г.) вздохнули свободно, когда во главе партии стал Л. И. Брежнев. Приветливость и доброжелательное отношение Леонида Ильича были всем хорошо известны. Красивое, с густыми бровями лицо казалось значительным и спокойным. За столом президиума оно выражало какую-то важную думу и обещало всем участникам пленума спокойную и обеспеченную жизнь.

Н. Байбаков, с. 247 [13].

Я уже говорил, что по отношению к семье это был очень добрый и мягкий человек,  — так вот, эти качества распространялись и на тех людей, которые окружали Леонида Ильича. Он никогда не подчеркивал свое служебное превосходство… Не помню, чтобы за какой-то просчет или проступок он мог одним, как говорится, махом лишить «проштрафившегося» человека всего, что тот имел, если, конечно, это были не уголовно наказуемые действия. Вот почему я утверждаю, что главная черта характера Леонида Ильича — доброта и человеческое отношение к людям.

Ю. Чурбанов, с. 370 [13].

Было бы, однако, большой ошибкой считать, что Леонид Ильич был этаким слабохарактерным добряком-толстовцем. Отнюдь нет. Это был упорный, целеустремленный и хитрый человек, который в своих целях, нередко продиктованных честолюбием, манипулировал людьми, заставлял их делать то, что ему было нужно, и ловко, без излишнего шума и сенсаций умел избавляться от неподходивших ему работников, особенно тех, кого считал потенциальными соперниками. И это при том, что в принципе он был искренним сторонником стабильности кадров, старался сводить перемены к минимуму.

А. Александров-Агентов, с. 252.

Кстати сказать, умение показаться мягким, воспринимать советы ввело в заблуждение многих искушенных, хитрых и опытных людей Д. С. Полянский говорил мне, что эти качества Брежнева были решающими при определении кандидата на пост Первого секретаря ЦК. После диктатуры Хрущева стремление к так называемому коллективному руководству было очень велико среди равных, и Леонид Ильич, им казалось, как нельзя лучше подходит к этой роли. Но разочарование наступило скоро. Тот же Полянский рассказывал, как однажды в 1969 году, при подготовке к III съезду колхозников, где он, как предполагалось, выступит в качестве первого заместителя Председателя Совмина СССР с докладом, в кабинет зашел Брежнев. Узнав, что доклад уже готов, он попросил его почитать, а вскоре позвонил и сообщил: «Это хороший доклад, Митя. Я с ним и выступлю. А ты подготовь другой». Так и вышло.

А. Гаврилюк, с. 265 [13].

Брежнев принадлежал к числу людей, о которых в народе метко говорят: «Мягко стелет, да жестко спать». В прессе как-то попалась на глаза фраза о том, что сентиментальность Брежнева соседствовала с беспощадностью, что бархатные перчатки лишь прикрывали стальные кулаки. С этим я полностью согласен: Брежнев без колебаний убирал всех инакомыслящих, подслащивая при этом пилюлю. Не щадил он и тех, кто был близок к нему, но сделал вдруг неосторожный, опрометчивый шаг, вызвавший неудовольствие патрона. Так оказался в опале Ф. Д. Кулаков, тогдашний член Политбюро и секретарь ЦК, ведавший вопросами сельского хозяйства (кстати, именно он покровительствовал Чануквадзе), впал в немилость С. М. Цвигун, который благодаря близости к Брежневу стал первым заместителем Председателя КГБ, членом ЦК КПСС, депутатом Верховного Совета СССР и в числе очень немногих людей пользовался его особым доверием. Переменчивость Брежнева настолько потрясла Цвигуна, что он покончил жизнь самоубийством. Патрон же его и «благодетель» даже не поставил под некрологом свою подпись…

П. Родионов. Знамя. 1989. № 8. С. 184.

Приведенный к власти в 58 лет всемогущим «серым кардиналом» Михаилом Сусловым, он на весь срок остался таким же добряком, связанным к тому же массой обязательств со своими старшими и более хваткими коллегами. Первые провозглашенные им принципы политики внутри страны звучали как «бережное отношение к кадрам» и «создание спокойной обстановки». Под зонтиком этих принципов и расцвели зловещие букеты коррупции, деидеологизации, кумовства, подхалимажа.

Н. Леонов, с. 259.

О его любви к зарубежным поездкам, к встречам иностранных гостей можно говорить долго. За три года он пятнадцать раз побывал за рубежом, используя все возможные поводы и приглашения. И повсюду — объятия, речи. В каждой из них примерно одно и то же. Пока был молодой, еще ничего не путал, а дальше — просто анекдот, но об этом погодя. Главное же то, что ни друзья, ни враги не придавали сколько-нибудь серьезного значения его речам и общениям.

Желание выступить, показаться на людях сочеталось в нем с некоторой неуверенностью. Видимо, чувствовал недостаточную компетентность, осторожничал, просил все до последнего слова готовить заранее. И едва ли не первым среди политиков стал читать даже крохотную речь по бумажке.

Тем не менее можно смело сказать, что пребывание в Президиуме явилось важным шагом в его политической карьере. Пост этот весьма соответствовал глубинным чертам брежневского характера: не отвечать, не решать, но зато почаще мелькать на экранах и в печати. Таким образом накапливалась известность, рос авторитет. И это при том, что не было у него ни выдающихся способностей, ни твердого характера, ни большого политического чутья.

Но именно это да еще доброжелательность помогли Брежневу вскоре шагнуть высоко вверх.

Ю. Королев, с. 123.

В брежневский период у нас никто ничего не обсуждал. Мы только делали вид, что все понимали, а сами плелись в хвосте событий. Это было по сути, единоличное правление. Сам же Брежнев был человек безграмотный. Он, я думаю, не читал ни Маркса, ни Энгельса, ни Ленина.

 — Что больше всего не нравилось вам в Брежневе как руководителе партии?