Наследство в тридцать тысяч долларов

- Смиренно возблагодарим господа за то, что чаша сия миновала Тилбери...

- Подлый обманщик! Чтоб ему...

- Салли! Стыдись!

- А мне наплевать! - парировал разгневанный муж. - Ты же сама так думаешь, и если б не твое безнравственное благочестие, ты бы в этом призналась.

Элек ответила с видом оскорбленного достоинства:

- Не понимаю, как у тебя язык поворачивается говорить такие злые, несправедливые слова. К тому же безнравственного благочестия не бывает.

У Салли заныло сердце, но он, стараясь скрыть это, сделал неуклюжую попытку выйти из положения, изменив форму проступка - словно изменение формы при сохранении состава преступления может обмануть эксперта.

- Я вовсе ничего страшного не хотел сказать. Я хотел сказать не "безнравственное благочестие", а... я думал... думал... я имел в виду... условное благочестие, э-э-э... ну ты сама понимаешь, что я имел в виду. Так сказать, коммерческое благочестие, э-э-э... ну ты же знаешь, что я хочу сказать... берешь подделку и выдаешь за чистопробный товар, вовсе не желая обмануть, а просто по профессиональной привычке, по старой традиции, что ли... по закоснелым обычаям, из верности своим... своим... Будь оно неладно, я просто не могу подыскать точные слова, но ты ведь знаешь, что я хочу сказать, Элек, и что в этом нет ничего дурного. Дай-ка, я снова попробую объяснить. Видишь ли, вот в чем дело. Если человек...

- Ты высказался более чем ясно, - холодно возразила Элек. - И покончим с этим.

- Охотно! - пылко подхватил Салли, отирая со лба пот и всем своим видом являя признательность, которую он был не в силах выразить словами. Затем он мысленно стал оправдываться: "У меня на руках была прикупная карта, верная, но я зарвался и проиграл. Ведь и б игре меня это подводит. Мне бы спасовать, а я не удержался. Вечно не хватает выдержки".

Явно разбитый наголову, Салли выглядел в должной мере кротким и подавленным. Элек простила его взглядом.

И тотчас на первом плане вновь возник самый важный, самый животрепещущий вопрос. Ничто не способно было удержать его под спудом, хотя бы на несколько минут. Фостеры снова принялись решать загадку: почему не появляется сообщение о смерти Тилбери? Они обсуждали эту проблему со всех сторон в более или менее оптимистичных тонах, однако всякий раз возвращались к тому, с чего начали, и приходили к выводу, что единственное здравое объяснение загадочного отсутствия сообщения о смерти Тилбери заключается в том, что Тилбери еще не умер. Это, конечно, прискорбно, даже, пожалуй, несправедливо, но это факт и тут уж ничего не поделаешь. Спорить не о чем. Салли все это представлялось неисповедимым испытанием, выпавшим на их долю, - более неисповедимым, чем обычно, - одним из самых неисповедимых и непостижимых испытаний, какие он мог припомнить на своем веку, о чем он и заявил жене с некоторой горячностью. Но если он надеялся этим спровоцировать Элек, то явно просчитался. Каково бы ни было ее мнение, она держала его при себе: у Элек не было привычки без нужды рисковать ни в мирских делах, ни в делах иного порядка.

Супругам оставалось только ждать следующего номера газеты, - как видно, Тилбери задержался в этом мире. К такому они пришли выводу. Салли и Элек перестали говорить на эту тему и по мере сил зажили по-старому.

Знали бы они только, что все время обвиняли Тилбери понапрасну! Тилбери сдержал свое слово, сдержал его честно. Он умер. Умер точно по расписанию. Он был мертв уже целых четыре дня и свыкся с этим. Он был абсолютно мертв, мертв надежно, мертв, как любой свежий покойник на кладбище. Он умер, располагая более чем достаточным запасом времени, чтобы попасть в последний номер газеты, и не попал туда лишь по воле случая. Такие случаи немыслимы в столичном органе печати, но нередки в жалких захолустных листках, подобных "Сэгамору".

А вышло так: в тот момент, когда версталась первая полоса газеты, заведение Хостеттера "Кафе-мороженое для дам и джентльменов" бесплатно прислало в редакцию кварту прохладительного клубничного напитка, и порция довольно сдержанных сожалений по поводу переселения Тилбери Фостера в мир иной была выкинута, дабы нашлось место для горячей благодарности редактора.

По дороге к шкафу, где хранились гранки, строки сообщения о кончине Тилбери рассыпались, иначе оно бы появилось в одном из последующих номеров "Сэгамора", потому что "Уикли Сэгамор" не пренебрегает "живым материалом", который на его столбцах обретает бессмертие, если только не происходит чрезвычайного происшествия. Но рассыпавшийся материал мертв, ему уже не суждено воскреснуть. Шанс увидеть свет для него утрачен, утрачен навеки. А посему - нравится это Тилбери или нет, пусть он рвет и мечет в своей могиле сколько угодно - сообщение о его смерти никогда не появится в "Уикли Сэгамор".

ГЛАВА IV

Медленно влачились пять томительных недель. Газета прибывала регулярно каждую субботу, по ни разу не принесла сообщения о смерти Тилбери Фостера. Наконец терпение Салли истощилось, и он с досадой воскликнул:

- Лопни его печенка, он же бессмертный!

Элек сурово отчитала его и добавила с ледяной торжественностью:

- Интересно, каково было бы тебе, если бы ты после таких ужасных слов скоропостижно скончался?

Не долго думая, Салли ответил:

- Я был бы рад, что они не застряли у меня в глотке.

Гордость побудила его хоть как-нибудь постоять за себя, и так как ничего путного ему не пришло в голову, то он изрек вышеупомянутое. После чего счел за лучшее отступить на задний план, то есть убраться подобру-поздорову, дабы супруга не истолкла его в своей риторической ступе.

Один за другим миновали шесть месяцев. Газета все еще хранила молчание о смерти Тилбери. Тем временем Салли не раз закидывал удочку - намекал, что хочет произвести разведку. Элек эти намеки игнорировала. Тогда Салли решил набраться духу и перейти к лобовой атаке. И он без обиняков предложил, что загримируется, поедет в тот городок и тайком разузнает, как обстоят дела. Но Элек решительно и энергично забраковала этот опасный проект.

- Что только не приходит тебе в голову! - сказала она. - Сладу с тобой нет! Вечно следи за тобой, как за малым ребенком, чтобы не угодил в огонь. Сиди на своем месте, никуда ты не поедешь.

- Право же, Элек, я бы сумел это сделать и все было бы в порядке. Уверяю тебя.

- Салли Фостер, разве ты не понимаешь, что тебе придется наводить справки?

- Конечно, ну и что ж? Ни один человек не догадается, кто я такой.

- Нет, вы только послушайте! Но ведь настанет время, когда тебе придется доказывать душеприказчикам, что ты ни разу не наводил справок о покойном. Как быть тогда?

Салли совсем упустил из виду это условие. Он ничего не ответил жене, впрочем тут и отвечать было нечего.

- Ну так вот, - добавила Элек, - выкинь из головы подобные мысли и больше в это дело не путайся. Тилбери тебе расставил ловушку, - неужели ты не понимаешь, что это ловушка? Он только и ждет, чтобы ты в нее попался. Но он этого не дождется, - во всяком случае, покуда я стою на посту, Салли!

- Да?

- Сколько бы ты ни жил на свете, пусть даже целую сотню лет, не смей наводить никаких справок о Тилбери. Обещай!

- Обещаю... - со вздохом вымолвил Салли весьма неохотно, после чего Элек смягчилась.

- Имей терпение, - наставляла она мужа. - Дела наши идут успешно и мы можем ждать: спешить не к чему. Наш маленький, но твердый доход все время увеличивается. А что касается будущих сделок, то их у нас будут тысячи. Во всем штате нет семьи с такими видами на будущее, как у нас. Мы, можно сказать, уже купаемся в деньгах. Тебе это ясно?

- Да, Элек.

- Так возблагодари бога за все, что он для нас делает, и перестань волноваться. Надеюсь, ты не думаешь, что мы бы достигли таких выдающихся успехов без его особого участия и руководства?

Последовало неуверенное: "Не-н-нет, конечно же нет", а затем прочувствованное, полное восторга:

- А все же, когда речь идет о биржевых махинациях или когда нужно обвести вокруг пальца Уолл-стрит, готов поручиться, что при твоем уме и сообразительности ты не нуждаешься в советах какого-нибудь дилетанта, будь я трижды...