История русской армии. Том второй

В донесении этом Кутузов очерчивает обстановку после Бородинского сражения, объясняет рискованность сражения под Москвой и заверяет, что «вступление неприятеля в Москву не есть еще покорение России». Далее он утверждает, что принятое им расположение армии на Тульской дороге облегчит связь с армиями Чичагова и Тормасова, и, в частности, пишет: «Начиная с дорог Тульской и Калужской партиями моими буду пресекать всю линию неприятельскую, растянутую от Смоленска до Москвы, и тем самым отвращая всякое пособие, которое неприятельская армия с тылу своего иметь могла, и, обратив на себя внимание неприятеля, надеюсь принудить его оставить Москву и переменить всю свою операционную линию… Теперь, в недалеком расстоянии от Москвы собрав свои войска, твердой ногой могу ожидать неприятеля, и, пока армия Вашего Императорского Величества цела и движима известной храбростью и нашим усердием, дотоле еще возвратная потеря Москвы не есть еще потеря отечества. Впрочем, Ваше Императорское Величество всемилостивейше согласиться изволите, что последствия сии нераздельно связаны с потерей Смоленска и с тем расстроенным совершенно состоянием войск, в котором я оные застал».

Печальное известие о гибели Москвы не поколебало решимости императора Александра продолжать войну и не вступать с неприятелем в переговоры.

Письмо Наполеона к государю от 8 (20) сентября из Москвы, в котором он отклонял от себя ответственность за сожжение столицы, было оставлено без ответа.

Кутузову было воспрещено вступать в переговоры о мире.

Пожар Москвы, а также искусные действия двух казачьих полков под командованием полковника Ефремова, оставленных на Рязанской дороге, чтобы обмануть Мюрата относительно действительного движения нашей армии, повели к тому, что до 14 (26) сентября Наполеон не знал, где находится армия Кутузова. Казаки, отступая по Рязанской дороге, увлекли за собой Мюрата на два перехода, до Бронниц. Французы потеряли нашу армию совсем из виду, и только появление казаков на Можайской дороге, напавших на французский транспорт, побудило Наполеона в ночь на 10 (22) сентября выслать корпус Понятовского к Подольску и отдать приказание Мюрату преследовать нашу армию по пятам. Бессьер со сводным корпусом двинут был сперва по Тульской дороге, но потом переведен на старую Калужскую, к Десне.

Эти значительные передвижения французских войск были приняты Кутузовым за начало общего наступления армии Наполеона. Не желая пока вступать в бой, Кутузов решил по той же старой Калужской дороге отступить на Тарутинскую позицию, за р. Нарой, куда наша армия выступила 15 (27) сентября и прибыла 20-го, выдвинув авангард Милорадовича (сводный и 4-й кавалерийский корпуса и казаки Платова) между деревнями Глодовой и Дедней.

В 4 верстах от нашего авангарда, на правом берегу р. Чернишни, остановился Мюрат с 26,5 тысячи солдат (резервная кавалерия, легкая конница корпусов Даву и Нея, корпус Понятовского и пехотные дивизии Клапареда и Дюфура).

План императора Александра I относительно дальнейших операций. Еще до занятия французами Москвы, на другой день после получения известия о Бородинском сражении, 31 августа (12 сентября), император Александр отправил к Кутузову флигель-адъютанта Чернышева с общим планом военных действий, имевшим целью совокупными усилиями всех наших армий запереть Наполеону выход из России. Сущность плана, задуманного государем, заключалась в том, чтобы русские войска, действовавшие на флангах театра войны (на Двине и Западном Буге), усилясь подкреплениями, оттеснили стоявшего перед ними неприятеля и потом направились в тыл большой армии Наполеона, атакованной в то же время с фронта нашими главными силами.

На Тарутинской позиции наши войска отдохнули, оправились и усилились прибывшими подкреплениями (к началу октября силы армии возросли до 79 тысяч регулярных войск, кроме казаков и ополчений). Последний солдат в армии сознавал значимость и, можно сказать, достоинство этой позиции. «Не было уже отчаяния, прекратился ропот осуждения: час мнимого суда и унижения миновал, возвратилась уверенность. Солдаты вновь ободрились, предвидя борьбу с неприятелем; в самой их поступи, в самом обращении с оружием виделась их готовность сразиться, прорвать вражеские ряды и отбить свои пылающие жилища» [2].

Произошли перемены в личном составе и организации армии: Барклай-де-Толли уволен в отпуск, армия Тормасова подчинена Чичагову; дежурным генералом назначен Коновницын; 2-я армия соединена с 1-й, и, по прибытии в Тарутино Тормасова, начальство над армией (кроме авангарда Милорадовича) поручено ему. Фельдмаршал оставил за собой только высшее руководство операциями армий.

Оставаясь почти в бездействии, Кутузов расставлял сети Наполеону. Сознавая, что занятие Москвы послужит к гибели французской армии, он всеми мерами старался продлить пребывание врагов в развалинах столицы; для достижения этой цели он прибегал к искусно распускаемым слухам относительно слабости и бедственного положения русской армии и общего желания мира, представляющего будто единственное средство для спасения империи. Все эти меры содействовали к удержанию Наполеона в Москве, поддерживая в нем надежду на получение мирных предложений со стороны императора Александра.

Подобному образу действий не сочувствовали ни при дворе, ни в обществе, ни даже в армии. Тем более что недоброжелателей и завистников у Кутузова было много. Император Александр в своих письмах Кутузову неоднократно требовал решительных действий против неприятельской армии. Положение старика фельдмаршала было очень тяжелым: он сознавал, что время — лучший его союзник в войне. Но мало кто понимал его стратегию.

Верным показателем того тяжкого положения, в котором находилась в это время французская армия, был приезд 23 сентября (5 октября) к Кутузову генерала Лористона с предложением от Наполеона начать переговоры о мире, а до того заключить перемирие. Кутузов отказал, но согласился донести государю о желании Наполеона. Император Александр сделал выговор Кутузову за то, что тот принял Лористона, и подтвердил свое твердое намерение продолжать войну, дабы отомстить за оскорбленное отечество.

Партизанская и народная война. При наступлении армии Наполеона от русской границы до Смоленска, при огромном перевесе сил и с флангами, прикрытыми значительными отрядами, тыл нашего противника был защищен, и если бы обозы армии не отстали, то обеспечение ее всеми видами довольствия не представляло бы затруднений. Остановками в Вильне, Витебске и Смоленске Наполеон хотел воспользоваться, чтобы наладить подвоз продовольствия и порядок в тылу своей армии, но это не удалось; кое-какие запасы были впоследствии собраны в Вильне, Смоленске, Минске и других пунктах, но до армии их было не подвезти, и многие воинские части за весь поход не получали ни хлеба, ни сухарей, а варили похлебку из муки с мясом. Оставалась надежда на запасы Москвы, но пожар и грабеж уничтожили почти все; пришлось голодать, стоя на развалинах первопрестольной столицы. Высылка отрядов на фуражировку вызвала еще большее ожесточение населения и масштабное развертывание партизанских действий. Расстановка сил теперь значительно изменилась: при вступлении в Тарутинский лагерь у нас было около 90 тысяч человек, а у Наполеона — 110 тысяч, но мы были у себя дома, благодаря чему получали подкрепления и всевозможные запасы; выданы были даже полушубки для предстоящей зимней кампании; противник же наш должен был брать и провозить провиант с боем, с постоянными потерями. Кутузов отлично понимал, что больное место наступающей армии — ее тыл и что обороняющийся, будучи не в силах задержать наступление противника с фронта, нападениями на тыл может поставить его в крайне опасное положение, заставить разбросать столько войска для охраны тыла, что может без риска сразиться с ним, а при удаче работы в тылу — почти без боя уничтожить врага.