Династия Ямато

С самых первых недель пребывания генерала на японской земле на него оказывалось сильнейшее давление из Вашингтона, настаивавшего на скорейшей неформальной встрече Макартура с императором и разрешении некоторых «деликатных проблем». Макартур выжидал. Консерваторы в Вашингтоне, включая бывшего президента Герберта Гувера, считали крайне необходимым установление негласного сотрудничества с императорской семьей и влиятельными японскими финансистами для защиты американских интересов в Восточной Азии. Вместе с тем такое сотрудничество не должно было быть истолковано американской общественностью как уступка Хирохито, чей имидж на Западе мало чем отличался от имиджа генерала Тодзё Хидэки (занимавшего в годы войны с США пост премьер-министра Японии). Тодзё и Хирохито в глазах западной общественности являлись главными виновниками и поджигателями войны. В западной прессе имя Хирохито муссировалось в контексте обвинения и суда над военными преступниками, фигурируя во главе либо в самом начале списков главных военных преступников. Через посредников Макартур информировал Хирохито о возможности их личной встречи, если инициатива будет исходить от Хирохито. С американской стороны тайная связь осуществлялась через военного секретаря Макартура, бывшего начальника службы ведения психологической войны бригадного генерала Боннэра Феллерса, имевшего в Японии «своих людей».

Члены императорской семьи и придворные советники убеждали Хирохито в необходимости такой встречи для сохранения правящей династии. Встречу Хирохито с Макартуром назначили на 27 сентября. Ответ передали через министра иностранных дел Ёсиду. Встречу решили провести «частным порядком» в личной резиденции Макартура на территории посольства США, а не в штабе оккупационных войск, располагавшемся в старинном здании банка «Дай Ити» неподалеку от императорского дворца.

Гриф секретности с материалов, проливающих свет на содержание беседы Макартура с Хирохито, не снят и по сей день ни в США, ни в Японии. Хорошо известны лишь, так сказать, «внешние» детали. Миновав здание музея «Окура», кортеж императора въехал в ворота американского посольства и проследовал далее по направлению к резиденции посла, где поселился Макартур с женой и сыном. Генерал Феллерс в компании с военными чинами армии США ожидал императора у дверей резиденции и вышел навстречу подъехавшему «роллс-ройсу». Из машины вышли Хирохито и маркиз Кидо. Хирохито, одетый не в традиционную военную униформу, а в дипломатический костюм образца 1930 г., удивил этим встречавших его американцев. На императоре были черный фрак, белая рубашка с воротником-стойкой со скошенными концами, полосатый галстук и брюки, также в полоску. В руке он держал шелковый цилиндр и, выйдя из машины, тут же его надел, в сопровождении камергеров проследовав к встречающим. Небольшого роста — 5 футов 3 дюйма, [2]он на фоне встречающих, людей военных, казался очень маленьким и хрупким. Усы и очки в тонкой металлической оправе не добавляли его облику большей «внушительности». Император выглядел смущенным и двигался скованно. Генерал Феллерс, приветствуя императора, отдал ему честь и, стремясь несколько разрядить обстановку, доброжелательно улыбнулся, протянул императору руку и произнес: «Добро пожаловать, сэр!» Хирохито в ответ неопределенно вытянул руку немного вперед — невиданное зрелище для японцев! Император Японии никогда и никому не жал руку. Даже для его главного советника, маркиза Кидо, получить рукопожатие императора представлялось абсолютно немыслимым. Феллерс проводил Хирохито внутрь резиденции, и поначалу Кидо попытался пройти вслед за императором, однако его остановил один из американцев, разрешивший следовать за императором только переводчику Хирохито. Кидо и остальных членов свиты препроводили в отдельную комнату для переговоров, где состоялась их беседа с Феллерсом и его людьми.

В ожидании Хирохито генерал Макартур нервно передвигал мебель по устланной пышными коврами приемной. У камина он поставил кресло, оказавшееся сбоку от большого мягкого дивана, где, как планировал Макартур, расположатся он и император. Кресло, как рассказывал впоследствии Макартур своему личному врачу, доктору Роджеру Эгебергу, предназначалось для переводчика императора, реши император взять толмача на беседу. Макартур полагал, что Хирохито в действительности не нуждался в переводе, так как в молодости жил в США, посещал там школу и бегло изъяснялся на английском. Переводчик же мог понадобиться Хирохито в том случае, если он решит не показывать знание языка Макартуру и подольше размышлять над вопросами генерала. (Удивительное замечание в записках Р. Эгеберга позволяет судить, насколько «достоверными» представлениями располагал Макартур о своем собеседнике, возглавлявшем воевавшее с США на протяжении последних четырех лет азиатское государство; возможно, он перепутал Хирохито с его младшим братом — принцем Титибу, обучавшимся в Великобритании и действительно говорившим на изысканном английском.)

Когда Макартуру доложили о прибытии Хирохито, генерал пошел ему навстречу, обратился к императору со словами «Ваше Величество», деловито пожал руку. Лицо Макартура оставалось невозмутимым, он обошелся без дежурной улыбки. Макартур, в отличие от одетого строго официально Хирохито, намеренно выбрал летнее обмундирование цвета хаки без единой нашивки и знаков различия, без фуражки, ворот рубашки широко расстегнут. Американский военный фотограф, по сигналу, сделал три официальных фотографии генерала и императора — договоренность о съемке была достигнута заранее. Хирохито стоял прямо и строго, его лицо не выражало никаких эмоций, руки недвижно прижаты к бокам. Макартур, напротив, как бы возвышаясь над императором (благодаря преимуществу в росте), принял расслабленную и непринужденную позу: ноги расставлены, руки на поясе, с небрежным упором в бедра. Это была одна из любимых поз Макартура, по натуре весьма артистичного человека. Даже в годы войны, снимаясь для прессы, он позволял себе «постановочные» съемки. Для него организовывались фотосессии, где он изображал себя высаживающимся на очередной враждебный берег… Фотограф закончил съемку, и генерал подвел гостя к камину. Хирохито сел на приставленное к дивану кресло, поэтому Макартуру, к его вящей досаде, пришлось занять диван в компании с переводчиком. Макартур тут же потянулся за табаком и протянул Хирохито американскую сигарету. Император не курил, однако взял сигарету, и Макартур поднес огонь. Рука Хирохито с сигаретой мелко дрожала, и он не затягиваясь докурил ее до конца, в то время как Макартур дымил трубкой из стержня кукурузного початка. Оба курили молча, каждый собирался с мыслями. Слуга-японец принес кофе, традиционного японского горячего зеленого чая не предложили. Император отказался от кофе. Позднее высказывалось мнение, будто император боялся отравления, хотя возможно и другое объяснение: из-за сильного нервного напряжения он просто не рискнул управляться с кофейной чашкой.

Макартур, которому тогда исполнилось шестьдесят пять лет, начал разговор, заметив, что в 1906 г. он был принят отцом Хирохито. Тогда, в 1906 г., закончилась русско-японская война. Разговор продолжался 40 минут, переводчик Хирохито делал заметки в блокноте. В его обязанности входила не только точная передача всех нюансов разговора, но и следование в переводе заранее подготовленным во дворце формулировкам. В дальнейшем один экземпляр копии заметок переводчика направили в японский МИД, второй экземпляр — в личный архив императора. Хотя Макартур и Хирохито условились сохранить в строжайшей тайне все детали их разговора, Макартур впоследствии опубликовал мемуары, где прямо цитирует Хирохито: «Я принимаю на себя всю полноту ответственности за все происшедшее, за все инциденты, имеющие отношение к обстоятельствам ведшейся Японией войны. Более того, я принимаю на себя прямую и единоличную ответственность за все действия, предпринятые во имя Японии каждым японским военным командиром, солдатом или политиком. В отношении моей собственной судьбы заявляю: какое бы суждение в отношении меня Вы ни вынесли, я заранее с ним согласен». Далее Макартур торжественно заключает: подобное решение императора делает его безусловно «первым джентльменом в Японии». В декабре 1975 г. в одном из японских журналов появились заметки японского переводчика той встречи, в них нет процитированного Макартуром заявления Хирохито, нет даже и намека на высказывание Хирохито о «единоличной ответственности». Конечно, японское общество с радостью восприняло бы какое бы то ни было упоминание переводчика о признании императором своей ответственности за военные бедствия. Но чего нет, того нет. Вряд ли заявление такой исторической значимости не зафиксировали на бумаге. В данном вопросе остается полагаться лишь на память Макартура и не упускать из виду следующее: все, сказанное ему Хирохито, остается, строго говоря, тайной и по сей день. Более того, памятуя о конфузе, приключившемся с Макартуром, посчитавшим Хирохито бывшим учеником американской общеобразовательной школы, абсолютно доверять генералу в подобном случае весьма рискованно. Кроме того, как мы увидим далее, Макартур отнюдь не единственный, кто, по прошествии многих после 27 сентября 1945 г. лет, вкладывал в уста Хирохито не имеющие документального подтверждения заявления.