Масонство и русская интеллигенция

V

Допетровская Русь - не была, конечно, Святой Русью, Святая Русь это только идеал к которому стремилась допетровская Русь, которая не хотела быть ни прекрасной, ни богатой, ни сильной, а стремилась стать Святой Русью. "Ни "Старая Англия", ни "Прекрасная Франция", ни "Ученая Германия", ни "Благородная Испания" - никто из христианских наций не пленился самым существенным призывом церкви, ни более, ни менее как именно к святости, свойству Божественному. А вот неученая, бедная, смиренная, грустная северная страна не обольстилась, гордыми и тщеславными эпитетами и вдруг дерзнула претендовать, если хотите, на сверхгордый эпитет "святой", посвятила себя сверхземному идеалу святости, отдала ему свое сердце. Психея нации захотела стать невестой Жениха Небесного, И этим выявила свое благородство и свое величие..." ("Владимирский сборник", Белград). "...русский человек ничего не знает выше христианства, да и представить не может. Он всю землю свою, всю общность, всю Россию назвал христианством, "крестьянством". Вникните в православие: это вовсе не одна только церковность и обрядность, это живое чувство, обратившееся у народа нашего в одну из тех основных живых сил, без которых не живут нации." (Достоевский). Подобная оценка Достоевского не есть неумеренное преувеличение. Так же оценивают русский народ и европейские историки и философы, преодолевшие высокомерие европейского шовинизма. Французский историк Леруа Болье пишет: "Русский народ должен быть поставлен первым среди многих истинно христианских народов. Он христианин не только по своим обрядам, по своей внешности, чему он придает такое большое значение: без форм нет и сущности; он христианин по своему нутру, по своему духу. Евангельское золото в Церкви. В русском народе кроется дух христианства, такой нежный, такой особый, какой не встречается в других народах Европы". Немец В. Шубарт пишет в "Европа и душа Востока": "В противоположность прометеевскому человеку, русский обладает христианскими добродетелями в качестве постоянных национальных свойств. Русские были христианами еще до обращения в христианство". "Гармонический дух живет во всем древнейшем русском христианстве. Православная Церковь принципиально терпима. Она отрицает насильственное распространение своего учения и порабощение совести. Она меняет свое поведение только со времен Петра I, когда, подпав под главенство государства, она допустила ущемление им своих благородных принципов". Москва всегда смотрела на Константинополь, как на крепость Православия среди латинского и басурманского моря. И взятие Византии турками глубоко потрясло всех жителей Московской Руси. "...с самого покорения Константинополя, - пишет Достоевский в "Дневнике Писателя" (1877 г.), весь огромный христианский Восток невольно и вдруг обратил свой молящий взгляд на далекую Россию, только что вышедшую тогда из своего татарского рабства, и как бы предугадал в ней будущее ее могущество, свой будущий всеединящий центр себе во спасение. Россия же немедленно и не колеблясь приняла знамя Востока и поставила царьградского двуглавого орла выше своего древнего герба и тем как бы приняла обязательство перед всем православием; хранить его и все народы, его исповедующие, от конечной гибели. В то же время и весь русский народ совершенно подтвердил новое назначение России и царя своего в грядущих судьбах всего Восточного мира. С тех пор главное, излюбленное наименование царя своего народа твердо и неуклонно поставил и до сих пор видит в слове: "православный", "Царь православный". Назвав так царя своего, он как бы признал в наименовании этом и назначение его, - назначение охранителя, единителя, а когда прогремит веление Божие, - и освободителя православия и всего христианства, его исповедующего, от мусульманского и западного еретичества". Еще большее потрясение испытали жители Средневековой Руси, чем от известия от взятия Константинополя басурманами, при получении известия что Константинопольский патриарх и епископы на восьмом соборе во Флоренции в 1439 году отступились от праотеческого православия и заключили унию с латинянами. "С 1453 г. суд Божий над Вторым Римом стал уже ясен для всех простецов. Когда агарянская мерзость запустения стала на месте святе, и св. София превратилась в мечеть, а вселенский патриарх в раба султан, тогда мистическим центром мира стала Москва - Третий и последний Рим. Это страшная, дух захватывающая высота историософского созерцания и еще более страшная ответственность! Ряд московских публицистов высокого литературного достоинства, с вдохновением, возвышающемся до пророчества, с красноречием подлинно художественным не пишет, а поет ослепительные гимны русскому правоверию, Белому царю московскому и Белой пресветлой России. Пульс духовного волнения души русской возвышается до библейских высот. Святая Русь оправдала свою претензию на деле. Она взяла на себя героическую ответственность - защитницы православия во всем мире, она стала в своих глазах мировой нацией, ибо Московская держава стала вдруг последней носительницей, броней и сосудом Царства Христова в истории Римом Третьим, а Четвертому Риму уже не бывать... Так юная и смиренная душа народа - ученика в христианстве, в трагическом испуге за судьбы церкви, выросла в исполина. Так родилось великодержавное сознание русского народа и осмыслилась пред ним его последняя и вечная миссия. Тот, кто дерзнул, еще не сбросив с себя окончательно ига Орды, без школ и университетов, не сменив еще лаптей на сапоги, уже вместить духовное бремя и всемирную перспективу Рима, тот показал, себя по природе способным на великие, тот внутренне стал великим. Это преданность и верность русской души Православию - породили незабываемую, исторически необратимую русскую культурную великодержавность и ее своеобразие. Отвержение Московской Русью флорентийской унии, по верной характеристике нашего историка С. М. Соловьева, "есть одно из тех великих решений, которые на многие века вперед определяют судьбу народов... Верность древнему благочестию, провозглашенная вел. кн. Василием Васильевичем, поддержала самостоятельность северо-восточной Руси в 1612 г., сделала невозможным вступление на московский престол польского королевича, повела к борьбе за веру в польских владениях, произвела соединение Малой России с Великой, условила падение Польши, могущество России и связь последней с единоверными народами Балканского полуострова" ("Владимирский сборник"). Вот как вера в идею Третьего Рима выражалась у отца Петра I Тишайшего Царя: "Говорили, что на Св. Пасху (1656 г.) государь, христосуясь с греческими купцами, бывшими в Москве, сказал между прочим к ним: "Хотите вы и ждете ли, чтобы я освободил вас из плена и выкупил?". И когда они отвечали: "Как может быть иначе?, как нам не желать этого?" - он прибавил: "Так, - поэтому, когда вы возвратитесь в свою сторону, просите всех монахов и епископов молить Бога и совершать литургию за меня, чтоб их молитвами дана была мне мощь отрубить голову их врагу". И, пролив при этом обильные слезы, он сказал потом обратившись к вельможам: "Мое сердце сокрушается о порабощении этих бедных людей, которые стонут в руках врагов нашей веры. Бог призовет меня к отчету в день суда, если, имея возможность освободить их, я пренебрег этим. - Я не знаю как долго будет продолжаться это дурное состояние государственных дел, но со времени моего отца и предшественников его, к нам не переставали приходить с жалобой на угнетение поработителей патриархи, епископы, монахи и простые бедняки, из которых ни один не приходил иначе, как только преследуемый суровой печалью и убегая от жестокости своих господ; и я боюсь вопросов, которые мне предложит Творец в тот день: и порешил в своем уме, если Богу угодно, что потрачу все свои войска и свою казну, пролью свою кровь до последней капли, но постараюсь освободить их". На все это вельможи ответили ему: "Господи, даруй по желанию сердца твоего" (Московское государство при царе Алексее Михайловиче и патриархе Никоне, по запискам архидиакона Павла Алеппского. Соч. Ив. Оболенского. Киев, 1876 г. Стр. 90)