Жизнь «Ивана». Очерки из быта крестьян одной из черноземных губерний

Яркое солнце, просвечивая сквозь свежую, густую липовую листву, золотыми пятнами пестрит пол, печку и кровать. Просыпаешься, как от толчка, разбуженная мыслью, что вырвалась из города; полусонными глазами, щурясь от яркого света, выглядываешь в окошко: птицы щебечут — их радостным гамом полон весь свежий, зеленый сад; от теплой, напоенной вчерашней грозой земли так сладко пышет крапивой и кашкой; такое яркое небо переливается над замершими в его горячей синеве макушками лип и берез. В комнатке пахнет сосновым деревом: старый, знакомый запах, с которым связаны самые счастливые летние часы раннего детства, — и ярко ощущаешь все обаяние этого светлого настоящего, сплетенного так тесно с близким, счастливым детством. Неудержимый порыв радости охватывает сердце: все ведь налицо, что только ему нужно: и солнце, и то ласкающее тепло, которое оно узнало из сказок няни, которым полны все уголки старого сада…

...Говорят ведь, покойники всё, всё слышат, пока лежат на лавке — о, о как страшно! До тех пор слышат, покуда не бросит на них поп земли горсточку. Лежат они, сложивши рученьки, ничего не видят и шевельнуться не могут, а всё слышат они.

Только лишь когда бросит на них поп горсточку землицы, — тут уже всё для них скроется: ни ушками не прослышат, ни глазками не взглянут, ни рученьками не всплеснут…

Лежат они тихо-смирно в своих могилках, в дубовых гробах, в белых саванах. Только темной ночью гоняет их пономарь на водопой, как взойдет он на колокольню да ударит в колокол [4], так все они подымаются из могилок и — прямо к речке. Припадут они к студеной водице и пьют досыта, до тех пор, пока первый кочет зачнет полночь опевать. Тут уж они опять скорехонько в свои могилки убираются…

Задолго до дня смерти Ольга Петровна жила уже вне рамок и условностей земных, жила духом освобожденным. 12 ноября 1906 года душа порвала последние земные оковы, и она увидела тот свет и ту истину, которую всю жизнь искала.

Часть первая

I. Родители «Ивана»

Имущественное состояние Степана — отца Ивана, когда у него родился третий сын Иван 

Степан мужик среднего достатка, родился во времена крепостного права. Третий сын его родился через год или два после реформы.

Три лошади (из них одна — стригун [5]), пятнадцать овец, одна корова и одна телка, свинья.

Изба деревянная в три окна, сенца, двор, амбарчик, рига.

Две телеги, две сохи, одна борона, две дуги, две сбруи, две косы, два веретья [6], сани, топор, две лопаты, два цепа, сечка для капусты, четыре чугуна, семь кадушек, два ведра, корец [7], дойник, шесть глиняных горшков, четыре блюда, корыто, лампа, одна четвертная бутыль, мялка, две самопрялки, два гребня с донцами, два стана [8], один стол, две лавки, конник, задник (всего четыре лавки), лохань, ухват (рогач), валек [9], три сковороды, двое граблей, сито, два решета. Было убрано ржи восемнадцать копен с двух с половиной десятин земли, что равняется девяти четвертям, проса две четверти, картошки двенадцать четвертей, овса копен восемь.

Изба каменная … от 100 р. до 200 р.

Изба деревянная … от 50 р. до 120 р. (Можно и в 40 руб. избу поставить, но будет уж очень плохая)

Изба-мазанка … от 20 р. до 30 р.

Амбарчик («хатка») … от 15 р. до 30 р.

Сенца рубленые … от 10 р. до 20 р.

Двор … от 30 р. до 45 р.

Рига … от 30 р. до 50 р.

Телега … от 12 р. до 16 р. (обыкновенно 15 р.)

Соха … до 5 р.

Сбруя … от 7 р. 50 к. до 10 р.

Борона … до 80 к.

Цеп … до 15 к.

Коса … до 1 р. 50 к.

Топор … от 50 к. до 1 р.

Сани … от 3 р. до 5 р.

Дуга … от 1 р. до 2 р.

Грабли … от 15 к. до 20 к. (пара)

Веретье … до 1 р. 50 к.

Сечка для капусты …до 15 к.

Скребка … до 40 к.

Лопата … от 20 к. до 40 к.

Ведро … до 50 к.

Корец (ковшик) … до 15 к.

Дойник глиняный … до 10 к.

Горшки глиняные … от 10 к. до 20 к.

Чугун … от 60 к. до 1 р.

Блюдо глиняное … до 10 к.

Кадушки … от 80 к. до 3 р.

Корыто … от 50 к. до 90 к.

Лампа … до 50 к.

Четвертная бутыль … до 20 к.

Лохань деревянная … до 70 к.

Мялка … до 1 р.

Самопрялка … до 1 р. 10 к.

Гребень с донцем … до 90 к.

Стан с бердами, челноком и подножками … до 3 р. 55 к.

Стол … до 3 р.

Лавка … до 1 р.

Рогач … до 25 к.

Какое приданое взял Степан (отец Ивана) за Акулиной

Прежде за невестой никогда не брали денег. Брали за нею ее одежду: холсты (от пяти до двадцати холстов по тридцать — тридцать пять аршинов каждый), две — пять понев, четыре — шесть рубах, один или два ситцевых сарафана, постель (подушка из перьев, ватола, то есть одеяло), также разные предметы бабьего обихода — самопрялка, стан и т.д., хотя вообще на приданое смотрели мало, обращая главным образом внимание на физические свойства (здоровье) и способность к работе (уменье) будущей жены.

Жених давал невесте «поклажу». Рублей десять — пятнадцать денег, овчинную шубу, поддевку из крестьянского сукна, коты, валенки, пуда два — четыре муки, меру круп, одно-два ведра водки.

Теперь же за невестой берут деньги (рублей пять — десять), особенно если она отличается каким-нибудь недостатком: глуховата, или косая, или «стара», то есть порядочно старше жениха, или есть про нее слухи, что «гуляла». Холстов в приданое у невесты уже не бывает («льны нынешние годы не родятся», да и невесты «не такие пряхи, как в старину»). Зато теперь обращают внимание на то, хорошо ли одета невеста, есть ли у нее шерстяные сарафаны, «шаль», «ботинки», поддевка из тонкого сукна и т.д. Рубах требуется столько же, сколько и прежде. Понев уже не носят, зато постель лучше прежней: две подушки, одна из перьев, другая «хлопчатая» (из ваты), два одеяла: ватола и стеганое ситцевое одеяло. «Поклажи» невесте дают все меньше и меньше. Иногда одну только шубу, а иногда только рублей семь денег — вот и все.

Из кого состояла семья Степана, когда в нее вступила Акулина 

Из свекра и свекрови, еще не старых по годам (сорока и сорока двух лет), деверя лет шестнадцати, тринадцатилетней золовки и еще мальчика двух лет (деверя).

Средний возраст выхода замуж и женитьбы отцов и матерей «Иванов»

Лет двадцать — тридцать тому назад выходили замуж лет шестнадцати — девятнадцати, женились в восемнадцать — двадцать. В виде более или менее редких исключений испрашивали разрешения архиерея женить малого, не достигшего еще восемнадцатилетнего возраста. Гораздо реже выдавали девушек пятнадцати лет. Хотя и опасным считалось для девушки засидеться в девках до двадцати лет («обегать станут женихи»), на девушку все-таки смотрели в семье, как на рабочую силу, а следовательно, дорожили ею и не торопились сбыть с рук. Малого же потому торопились женить, что таким способом приобреталась для семьи лишняя рабочая сила. Вследствие всего этого браки между мужчинами восемнадцати лет и девушками восемнадцати — двадцати лет не редкость даже и до сих пор. Еще и теперь бывают случаи женитьбы семнадцатилетних парней. Всякая баба с нетерпением ждет возможности заполучить себе «перемену» в лице молодой невестки: