Великий Новгород в иностранных сочинениях. XV — начало XX века
Великий Новгород в иностранных сочинениях. XV — начало XX века читать книгу онлайн
Расположенный на пересечении торговых путей, Великий Новгород с древности находился в поле пристального внимания европейцев. До начала XVIII века в Европе о нем знали больше, чем о любом другом русском городе, исключая разве что Москву, и эти сведения отразились в многочисленных сочинениях. Взгляд европейцев был в целом пристрастен, они подмечали прежде всего культурные отличия русских, все парадоксальное, экзотическое, что полагалось ожидать от народа, считавшегося варварским. Но для нас важно, что при этом иностранные наблюдатели обращали внимание на те явления обыденной жизни, над которыми живущий этой жизнью человек обычно не задумывается. Благодаря их свидетельствам мы можем более зримо представить будни русского человека прошлых веков, увидеть детали, плохо различимые в дымке времени. А кроме того, всегда полезно посмотреть на себя со стороны.
Геннадий Коваленко — кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
После подавления восстания новгородские военные поселения были расформированы, а поселенцы обращены в пахотных солдат.
Мейер оценивает военные поселения как одно из самых масштабных мероприятий внутренней политики Александра I, при этом он не считает их угрозой и вызовом Европе, нарушающим европейское равновесие. В военных поселениях России он видел поиск путей и форм решения собственных проблем.
Беспристрастный, спокойный наблюдатель этой системы не разделил бы надуманных опасений некоторых иноземных провидцев, чья пугливая фантазия с тайным страхом видит в этих военных институтах России рассадник толпы титанов, всегда готовых к штурму небес, а также, пожалуй, воображает, что этот удивительный фантом имеет тайное отношение к тому, что европейский «принцип равновесия» пошатнулся и упрямо закрывает глаза, не желая видеть в этом институте более высокую и благородную силу мудрого, волевого, но в то же время осмотрительного и умеренного духа государства.
Сочинение Мейера можно считать самым русофильским из европейских травелогов этого времени, а его новгородские страницы является самым подробным из немецких описаний города в XIX веке. Тон ему задает эпиграф, который он предпосылает новгородскому разделу своего сочинения. Это цитата из «Писем» Гая Плиния Младшего: «Воздавай почет древности, воздавай его великим деяниям, воздавай даже мифам. Всегда помни, что это та земля, которая дала нам право и законы».
Мейер воспринимал Новгород прежде всего как исконно русский древний город с особой историей, как город русской гипермнезии (гордости древней славой, коллективной исторической памяти социума). Именно в Новгороде, а не в Москве он нашел настоящих русских и смог изучить особенности русского характера, который проявляется здесь «во всей своей самобытности, в первозданном виде».
Quis contra Deum et magnam Novgorodiam? [14] Эти судьбоносные слова когда-то выражали дух свободы древнего Великого Новгорода. Этот город с его величественными памятниками военной славы более трех веков назад в глубоком молчании присоединился к прочим обломкам старой Ганзы, которыми полны катакомбы истории. Уже давно покинул этот город республиканский Genius loci [15], увенчанный венком свободы торговли и международных связей. Бесследно исчезла движущая сила самостоятельности, которая влияла на международные отношения, культуру, благосостояние и стимулировала развитие ремесел у других народов. Поблек героизм, с которым новгородцы в течение многих веков с открытым забралом отражали дикие набеги врага и сумели острыми мечами отразить натиск соседей и повернуть вспять их опустошающие орды. Будучи постоянно втянутыми в крупные распри с могущественными князьями и принимая их вызов, или в тяжелой борьбе с опустошительными набегами варваров, их войска с победой возвращались домой или заключали почетный мир, до тех пор, пока молния карающего меча вновь не призывала их к новой борьбе. «Умрем», — это был лозунг сильной республики, даже тогда, когда ее могущество слабело, — «Умрем за Святую Софию и за свободу! Ибо честь дороже жизни!»
Довольно часто… случались опустошительные пожары, которые однажды уничтожили большой квартал города с шестнадцатью церквями и монастырями; иноземные разбойничьи орды брали приступом, грабили, жгли церкви, убивали священников в алтаре, благочестивых монахов живьем кидали в огонь. Но Новгород подобно Фениксу вновь и вновь возрождался из пепла.
По его мнению, главные черты русского национального характера составляют такие добродетели, как «порядочность, услужливость, спартанская выносливость и добровольный отказ от необходимейших потребностей жизни, мужество, несгибаемая выдержка, непоколебимая стойкость».
Еще одной добродетелью русских является веротерпимость, распространенная в широких слоях русского общества «от высокопоставленных лиц до низших слоев населения. Они проявляют ее в отношении всех инаковерующих и к тем, кто не разделяет их взгляды или следует другим обычаям».
Мейер считает, что эти наиболее характерные качества русских «превосходят приписываемые им отрицательные стороны национального характера этого народа».
Он пытается опровергнуть распространенное среди европейцев мнение о присущем русским людям раболепии.
По его словам, многие европейские путешественники принимают за раболепие, которого «мы не нашли ни здесь, ни в столице… любезную предупредительность и услужливость простого русского народа».
Что касается знаменитого русского пьянства, то он пишет, что его «личное мнение на этот предмет противоречит общепринятому, ибо мы ни в рыночной суете в Новгороде, ни в уличной толпе Санкт-Петербурга и Москвы не встречали буйных от пьянства, а встречали лишь так называемых подвыпивших, по-настоящему веселых людей».
Новгород был для Мейера также крупнейшим торговым городом, «побратимом Ганзы и других республик». И наконец, как «старый республиканец», он видел в древнем Новгороде «процветавшее более шести столетий европейское свободное государство» и сожалел об утрате его самостоятельности, которая благотворно влияла «на международные отношения, на культуру, благосостояние и стимулировала развитие ремесел». «Вместе с независимостью исчезли блеск, торговля, благосостояние древнего вольного Новгорода, сократилось его население, и он превратился в неприметный провинциальный город», промышленность которого представлена только казенной мануфактурой по производству парусины.
Тем не менее Новгород не утратил своих традиций. Наблюдая за новгородскими ремесленниками, работавшими «искусно, усердно и добросовестно», Мейер сумел увидеть в них творческую жилку, способность к обучению, понятливость и смекалку. По его мнению, благотворное влияние на развитие их творческих способностей оказало отсутствие цеховой организации. «Россия не знает безобразной цеховой организации ремесленников с длинным шлейфом сопровождающих ее злоупотреблений и глупостей, которые терпят другие цивилизованные государства. Чуждые этому ненавистному безобразию, этим невыносимым издевательствам, русские люди посвящают себя свободно выбранному ремеслу, в чем их поддерживают мастера, которым они подражают… Но это — не бездумный рабский инстинкт подражания, а свободный врожденный талант, их собственный, дух, заставляющий не подражать мастеру, а стремиться к совершенству, чтобы сравниться с его искусством».
Мейер сравнивает творческий дух и пытливый ум русского народа с глубоким кладезем премудрости, который российский император сможет осветить «светильниками воспитания и образования», что будет способствовать духовному подъему нации и всеобщему благу.
Признаки благотворного влияния «всеобъемлющего творческого духа, царящего в России» на этот «до сей поры не пользующийся вниманием древний почтенный город» Мейер видел в улучшении благоустройства Новгорода. Его взору предстали люди, «занятые строительством и ремонтом домов», дороги и мостовые, «по которым удобно ездить и ходить, не опасаясь, как раньше, сломать себе руку или ногу», «великолепный мост», перестроенный путевой дворец, приведенный в порядок кремлевский парк, «тюрьма, организация и регламент которой считаются образцовыми и гуманными», городская гимназия.
Можно сказать, что многие немецкие путешественники, побывавшие в Новгороде в то время, возлагали определенные надежды на то, что в будущем этот «увенчанный венком свободы торговли и международных связей» город подобно фениксу вновь возродится из пепла, как это уже бывало в его истории, и сможет развиваться как один из культурных центров империи.
В 1839 году по приглашению императора Николая I в Россию приехал французский литератор маркиз Астольф де Кюстин, отец и дед которого были казнены якобинцами. Приехав в Россию монархистом, он вернулся во Францию сторонником демократии и опубликовал там свою известную книгу «Россия в 1839 году», в которой коснулся больных тем российской действительности. В России и Европе эта книга вызвала самые полярные оценки — от восхищения до ненависти. Споры о ней не утихают и в наше время. Она до сих пор остается одной из самых читаемых книг о России, поскольку наблюдения маркиза были актуальны не только для императорской, но и для советской, и даже постсоветской России, в силу чего до недавнего времени в нашей стране она была запрещена.
