Когда боги спят

Окончив поединок с бойцом из Тира, Гаумата подошел к своему не поднимающему глаз, который вытер его блестевшее от пота обнаженное тело куском мягкой материи, смазал раны каким-то ароматным снадобьем, от действия которого кровь мгновенно остановилась. И хоть грудь Гауматы еще тяжело вздымалась, красные пятна на разгоряченном теле, следы тяжелых ударов, не успели разойтись, и даже песочные часы, выставленные распорядителем соревнований на всеобщее обозрение и отсчитывавшие время, положенное атлету для отдыха после проведенного поединка, еще не опорожнились, владыка персов и мидян велел бойцам вступить в новый бой, тот который выявит победителя. Милостиво и даже чуть-чуть лукаво он подмигнул Зопиру и что-то шепнул ему при этом, отчего мясистые губы перса расплылись в довольной улыбке. Только отойдя от владыки на несколько шагов, позволил себе Зопир обернуться к нему спиной и сбросить разноцветные хитоны, обнажив свое сильное, мускулистое, прекрасно вылепленное тело, которому позавидовали бы боги греков. Губар, наблюдавший во время поединков только за своим братом и его противниками, и на остальных бойцов не обращавший ни малейшего внимания, впервые рассмотрел могучего перса. Он недовольно вздрогнул, страшась за своего брата, неуверенный в благоприятном для него исходе поединка - Зопир был на голову выше Гауматы и гораздо шире в плечах. О силе его удара и тяжести огромного кулака имели представления все, кто видел, как выносили за задние ряды зрителей потерявшего сознание атлета из Вавилона, у которого закатились глаза и кровь шла горлом после одного-единственного удара могучего перса в грудь зазевавшегося и не успевшего отскочить противника.

Никто не сомневался в победе любимца Камбиза, и меньше всех сам Зопир. То ли он рассчитывал на усталость Гауматы, то ли успел изучить как следует его манеру вести поединок за то время, которое мидиец бился, изнемогая, с опытным бойцом из Тира, а сам перс восседал, важный, рядом с владыкой - как бы там ни было, но самоуверенный перс сразу же пошел в решительную атаку, которая, казалось, через несколько быстротечных минут сокрушит мага. Прижав подбородок к волосатой груди и выставив вперед шишковатый лоб, держа перед собой кулаки-кувалды и опустив локти так, чтобы они прикрывали живот, готовый нанести мощный удар в любую секунду, Зопир напоминал собою дикого ощетинившегося кабана, который, опустив к земле голову и выставив вперед страшные клыки, несется на посмевшего нарушить его покой.

Обнаженное тело мидийца было также внушительно своей силой и пропорциональностью, и все же рядом с могучим персом Гаумата выглядел хрупким, еще не оформившимся юношей. Губару пришла на ум легенда о Давиде и Голиафе, слышанная им в молодости на открытом всем ветрам песчаном берегу моря каспиев, от одного из жрецов племени израилитов, которое поселил в эти края после опустошительного карательного похода в Ханаан грозный ассирийский воитель Саргон Второй. Но если в том неравном поединке, как говорит старинная легенда, победил Давид-Гаумата, то сегодня все шансы, несомненно, на стороне Голиафа-Зопира...

Зрители были довольны началом боя, казалось, он кончится через несколько минут, когда не выдержавший стремительного натиска их соотечественника ошеломленный мидиец пропустит тяжелый удар Зопира и в тот же миг окажется на земле. Обычно в подобных поединках атлеты кружили друг около друга, выискивая подходящий момент для молниеносного и точного, сокрушающего удара, и это напоминающее танец кружение могло продолжаться часами. И никто, даже царь, не смел торопить бойцов или же принудить их к более решительным действиям. Ведь за поединком наблюдают сейчас сами боги, падкие до всевозможных зрелищ и увеселений, и поэтому все должно быть справедливо, честно и не вызывать ни малейших сомнений в том, что победа одержана только благодаря силе или смекалке атлета.

Зопир уже несколько раз бросался вперед, подбадриваемый громкими и страстными криками смертных, - небожители более спокойно выражают свои чувства, когда любуются красотой человеческого тела и поражаются его возможностям. Одна бесплодная атака сменяла собой другую, кулаки Зопира рубили воздух, не касаясь, однако, мидийца. Уже и перс стал тяжело дышать, и сильное тело его блестело, словно смазанное оливковым маслом. Во время очередной бурной атаки, когда зрителям показалось, что наконец-то перс настиг своего противника, Гаумата сделал резкий выпад вправо, выполнив при этом полоборота, и Зопир, не ожидавший встретить пустоту, пронесся мимо, теряя равновесие и все больше склоняясь вперед, напомнив Губару на какое-то мгновение согбенного жнеца, склонившегося с острым серпом в руках над жнивьем. Затем, споткнувшись о какую-то неровность, перс все-таки не удержался на ногах и упал вперед, распластавшись у возвышения, на котором восседал владыка персов и мидян, изодрав в кровь колени и широкие ладони. Взглянув на Камбиза, Губар заметил, как тот побледнел от еле сдерживаемого гнева и закусил губу.

Тяжело поднялся Зопир, не сводя своих налитых кровью глаз с пританцовывающего Гауматы. Мидиец поджидал его в центре площадки, жадно хватая воздух черным от грязи ртом. Теперь притихли все, даже персы. Вся толпа, как единое многоликое существо, затаила дыхание и перестала шевелиться. В таком напряженном поединке один точный удар решает все. Это понимали и Зопир, и Гаумата. И как раз этот молниеносный удар боялись пропустить затаившие дыхание зрители, Камбиз и его оросанги.

Тучный перс потерял к этому времени больше жизненных сил, к тому же он сбил свое дыхание во время смутившего многочисленных зрителей падения. Стараясь восстановить дыхание, атлет стоял на одном месте, только поворачиваясь в сторону беспрерывно кружившего вокруг него Гауматы. Так изголодавшийся волк кружит, бросаясь из стороны в сторону, вокруг отбившейся от стада коровы, ловя тот единственный миг, когда можно будет вцепиться в свою жертву и избежать при этом ее острых рогов.

С каждой минутой восстанавливал перс свои недюжинные силы, дыхание его опять стало ровным и глубоким. Быстрыми семенящими шажками приблизился он к мидийцу, его правый кулак, казалось, пронзит грудь соперника, если тот не успеет отскочить назад или в сторону. Но Гаумата остался на прежнем месте. Он всего лишь слегка присел, наклонив при этом голову, подставляя свой широкий лоб под огромный кулак Зопира. Раздался характерный хруст ломаемых пальцев и рвущихся сухожилий. Рука перса безвольно повисла вдоль тела, гримаса боли исказила его лицо. И в тот миг, когда мидиец сделал шаг вперед и чуть в сторону, направляя кулак левой руки в неприкрытую челюсть перса, над притихшей в ожидании развязки толпой раздался громкий и повелительный голос Камбиза: "Остановись, Гаумата!"