История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Граждан

Литература

Большевистское руководство. Переписка. 1912–1927. Сб. документов. М., 1996.

М. А. Персиц. Застенчивая интервенция. О советском вторжении в Иран и Бухару в 1920–1921 гг. Изд. 2-е, расшир. и испр. М., 1999.

2.2.35. Отступление Белых армий в 1919–1920 гг.

Против Сибирскойармии адмирала Колчака к началу мая 1919 г. с юга начали контрнаступление значительно усиленные Красные войска М. В. Фрунзе. Мобилизованные в Сибирскую армию крестьяне при отступлении сдавались в плен, точно так же, как до того сдавались в плен при отступлении Красных крестьяне, мобилизованные большевиками. 17 июля перешла в наступление под Челябинском большевицкая 5-я армия М. Н. Тухачевского. Белые пробовали взять Красный клин в окружение, но безуспешно, и после почти трех недель отчаянных боев под Челябинском армия Колчака в начале августа 1919 г. оставила Урал.

Чтобы поддержать Деникина под Орлом и Юденича под Петроградом, войска Колчака перешли в сентябре 1919 г. в последнее контрнаступление. Между Тоболом и Ишимом вновь развернулись кровопролитные бои, был отвоеван Тобольск. Но в октябре наступление выдохлось – Восточный фронт вновь неудержимо покатился на восток.

14 ноября 1919 г. была оставлена столица Белой Сибири – Омск. Новой столицей был назначен Иркутск. Колчак одним из последних покинул Омск. Вместе с Верховным Правителем следовал эшелон, в котором везли золотой запас России, отбитый у большевиков в Казани. 14 декабря Красные взяли Новониколаевск (Новосибирск), захватив 40 тыс. пленных и 30 железнодорожных эшелонов. Четырехмесячное отступление далее за Байкал получило имя Великого Сибирского ледяного похода.

Правительство к этому времени переехало в Иркутск, где его неприязненно встретила местная общественность. От Колчака требовали «демократизации режима», созыва представительных органов власти. Он готов был идти на уступки, назначил новым премьером видного деятеля КДП Виктора Николаевича Пепеляева (брата генерала Анатолия Николаевича Пепеляева). Однако эсеровское подполье, поддержавшее Белых летом 1918 г., теперь требовало полной ликвидации «реакционной диктатуры» и перемирия с большевиками. Инспирированные эсерами восстания вспыхнули в ноябре во Владивостоке (чешский генерал Р. Гайда), в январе в Красноярске (ген. Б. М. Зиневич) и в Иркутске (эсеровский Политцентр). Чехи блокировали Транссибирскую магистраль, не пускали на поезда русских солдат и беженцев, и тем пришлось отступать в зимних условиях тремя колоннами через тайгу. Южная устремилась по тракту Барнаул – Кузнецк – Минусинск; Средняя двигалась вдоль Транссибирской магистрали; Северная отходила вдоль рек севернее Транссиба.

Десятки тысяч отступавших погибли от холода и тифа. У Красноярска был бой с восставшим гарнизоном города: армия Каппеля оказалась в окружении, из которого с большим трудом вырвалась на восток. Большевики перешедшего на сторону эсеров «народно-революционного» генерала Б. М. Зиневича расстреляли, а личный состав гарнизона – около 60 тыс. – поместили в концентрационный лагерь под Красноярском, где три четверти заключенных погибли от холода, голода и эпидемий. Армия шла через тайгу, все труднее становилось с ночлегами – иногда за сотни вёрст не встречалось ничего, кроме маленьких изб, почти без хозяйственных построек. Ночевали в страшной тесноте все – от солдата до генерала. Кому-то приходилось часами стоять на улице.

Свидетельство очевидца

Начальник 4-й Уфимской стрелковой дивизии Павел Петров вспоминает, каким непростым испытанием становилась для отступающей армии сибирская зима: «В армии ещё перед Омском, – пишет он, – перестали надеяться на получение какой-либо обуви и одежды; в Омске нам удалось достать немного валенок, но это было каплей в море. После Омска начинается добывание полушубков и валенок, саней и лошадей по деревням на пути. Сначала все это шло в рамках платных реквизиций, но чем дальше, тем больше начиналось своевольство… Борьба с такими злоупотреблениями в этой обстановке ограничивалась только мерами против злостных случаев и мародёров. И это скоро стало слабеть, так как люди мёрзли…»

С отступающими ехали женщины, дети, старики – их родные, их семьи. Они делили с армией голод, холод, болезни. Людей косил тиф. Тифозные были во всех обозах, мёртвых везли, чтобы похоронить на ночлеге. Но, как отмечает Петров, крестьяне не особенно боялись заразиться: они, напротив, всегда помогали ухаживать за больными. То же было и в семьях рабочих. «Помню, – пишет Петров, – в какой-то еврейской семье близ Тулуна мы встретили самый радушный приём и уход за больными – хозяйка принесла даже свои подушки и бельё. Больше опасались заразы в домах нашей служилой интеллигенции и всячески старались изолироваться».

После того как Красные заняли Новониколаевск, главнокомандующим (вместо генерала Сахарова) был назначен генерал Каппель. Верховный Правитель Колчак принял план нового командующего об отводе войск за Енисей. Сам Каппель с частью армии отступал вдоль реки Кан.

Историческая справка

По льду реки, прикрытому снегом, струится вода, видимо из незамерзающих источников, превращающаяся в лёд при 35-градусном морозе. «На каждой остановке трагедия, – вспоминает Павел Петров, – сани во время движения по мокрым местам захватывают, загребают снег и обмерзают, становятся тяжёлыми. Надо обрубать лёд. Если же пришлось остановиться на мокром месте, то сани примерзают так, что лошади не могут их взять. Уже много окончательно выбившихся из сил лошадей; еле стоят, или ложатся, чтобы больше не вставать…» Валенки скоро покрывались толстым слоем льда – начинали мёрзнуть ноги. Генерал Каппель лично руководил движением и шёл вместе с 4-й Уфимской дивизией в головной колонне. Жалея своего коня, он часто шёл пешком, утопая в снегу, и в какой-то момент зачерпнул в сапоги воду. Никому ничего не сказав, Каппель продолжал идти, пока, на вторые сутки, не начал терять сознание. Его уложили в сани, но, попадая в мокрый снег, сани постоянно вмерзали, и сдвинуть их с места было почти невозможно. Тогда, как пишет Вырыпаев, «генерала Каппеля, бывшего без сознания, посадили на коня, и один доброволец… огромный и сильный детина на богатырском коне, почти на своих руках, то есть поддерживая генерала, не приходившего в себя, на третьи сутки довёз его до первого жилья, таёжной деревни Барги…». Ноги Каппеля до колен затвердели как камень. В примитивных условиях, простым ножом, доктор ампутировал генералу обмороженные пятки и часть пальцев на обеих ногах. Едва придя в себя, оправившись от боли, генерал начал снова отдавать распоряжения. Ему достали удобные, обитые мехом сани, но он хотел ехать верхом. На руках, бледного, стиснувшего зубы от боли генерала вынесли во двор и посадили в седло. Для всех было неожиданной радостью и поддержкой увидеть командующего снова в седле, как прежде. Но на самом деле ни ходить, ни даже встать на ноги Каппель не мог – на ночлег его снимали с коня и вносили в избу. Так продолжалось несколько дней, пока не началось ухудшение. Доктора не заметили, что у Каппеля началось крупозное воспаление лёгких – он кашлял, временами у него начинался сильнейший жар, он стал терять сознание. Чехи, с большим уважением относившиеся к Каппелю, наперебой предлагали ему место в своих эшелонах, двигавшихся параллельно русским частям. Вырыпаев уговаривал генерала согласиться. Но Каппель категорически отказывался оставить армию в тяжёлый момент и повторял, что готов умереть, но только среди своих бойцов. Недалеко от Иркутска он был осмотрен румынским врачом, который нашёл его положение безнадёжным. На следующий день, 26 января 1920 г., генерал, с именем которого связывалось столько надежд, не приходя в сознание, скончался… В его смерть отказывались верить. Вырыпаев пишет, что кем-то были распущены слухи, что в закрытом гробу везут какие-то ценности, «а сам Каппель уехал вперёд, чтобы приготовить место идущим каппелевцам…». «Наша вера в победу со смертью нашего вождя поколебалась, – пишет Федор Мейбом. – Тайга стала для нас ещё страшнее. Старые, закалённые, испытанные множеством боёв солдаты плакали, как малые дети…»