Русский Лондон

Однажды в Лондон к Герцену «явился человек, о котором говорила чуть не вся Россия… который много писал, о котором постоянно упоминали в печати, которого не только хотелось видеть, но хотелось узнать». Это был Николай Гаврилович Чернышевский. До визита к Александру Ивановичу Чернышевский, через своего посланца, интересовался, сможет ли Герцен печатать в Лондоне журнал «Современник», так как его издание в России находилось под угрозой закрытия. Герцен дал утвердительный ответ, и тогда Николай Гаврилович решил сам наведаться в британскую столицу для переговоров.

После окончания Саратовской духовной семинарии Чернышевский поступил в Петербургский университет на отделение общей словесности философского факультета. Именно в студенческие годы, под влиянием немецкой классической философии, французского утопического социализма, произведений Герцена и Белинского, сформировалось его мировоззрение. Чернышевский пришел к выводу, что России необходима революция. Впоследствии вся его жизнь и творчество были подчинены революционным идеалам.

С 1854 года Николай Гаврилович начал сотрудничать с журналом «Современник», где вел вначале рубрику критики и библиографии, а затем стал курировать политические, экономические и философские разделы. Благодаря усилиям Чернышевского журнал приобрел революционно-демократическую окраску, стал рупором критики крестьянской реформы 1861 года, что вызвало недовольство царских властей. В июне 1862 года последовал восьмимесячный запрет на издание журнала «Современник», а затем — арест Чернышевского. Поводом к аресту послужило адресованное Н.А. Серно-Соловьевичу письмо от Герцена и Огарева, в котором они предлагали издавать «Современник» в Лондоне.

До ареста Николаю Гавриловичу удалось приехать в британскую столицу и встретиться с Герценом. Тучкова-Огарева вспоминала: «Чернышевский был среднего роста; лицо его было некрасиво, черты неправильны, но выражение лица, эта особенная красота некрасивых, было замечательно, исполнено кроткой задумчивости, в которой светились самоотвержение и покорность судьбе. Он погладил ребенка по голове и проговорил тихо: «У меня тоже есть такие, но я почти никогда их не вижу»…» Герцен полагал, что Чернышевский не вполне откровенен с ним, и это обстоятельство мешало их полному сближению, хотя они оба понимали свою «обоюдную силу, обоюдное влияние на русское общество». Но насчет издания в Лондоне журнала «Современник» Герцен и Чернышевский очень быстро пришли к согласию. Николай Гаврилович пообещал, что будет высылать рукописи и деньги на бумагу и печать из России в Лондон, а «корректуру должны были держать Герцен и Огарев, потому что Чернецкий не мог взяться за поправки типографские по совершенному незнанию русского языка».

По свидетельству Тучковой-Огаревой, Герцен и Чернышевский виделись в Лондоне несколько раз.

В биографических справочниках и словарях о князе Петре Владимировиче Долгорукове сказано, что он был историком-генеалогом, публицистом, деятелем Вольной русской печати. Долгорукова интересовали также разнообразные «скандальные факты из истории царской фамилии и высших придворных чиновников». Он написал известную работу «Время Петра II и императрицы Анны Иоанновны», а также «Сказание о роде князей Долгоруковых» и другие. В 50-х годах XIX века князь Петр Владимирович тайно выехал за границу, вывезя с собой богатейший архив материалов по истории России. Некоторые из них были опубликованы в Лондоне.

Несмотря на то что Герцен написал предисловие к одному из изданий архивного фонда князя под названием «Записки императрицы Екатерины И», у Александра Ивановича и его домочадцев остались не самые приятные воспоминания о посещении Долгоруковым их дома в Лондоне. Первый визит состоялся по инициативе Петра Владимировича. В своем письме к Герцену князь писал, что оставил Россию навсегда и скоро будет в британской столице, где намерен поселиться, «слышал много о Герцене и надеется сойтись с ним при личном знакомстве». Поговаривали, что князь Долгоруков уехал из России из-за обиды на то, что его не назначили министром внутренних дел. Более того, он вознамерился отомстить своим обидчикам.

Тучкова-Огарева делилась своими впечатлениями от встречи с Петром Владимировичем: «… наружность его была непривлекательна, несимпатична: в больших карих глазах виднелись самолюбие и привычка повелевать, черты лица его были неправильны; князь был небольшого роста, дурно сложен и слегка прихрамывал, почему его прозвали: кривоногий. Не помню, на ком он был женат, только жил постоянно врозь с женой, и никогда о ней не говорил».

Герцен тоже не питал симпатий к Долгорукову, но принимал его очень учтиво и бывал у него изредка в гостях вместе с Огаревым. Некоторое время спустя князь начал печатать в Лондоне свои записки, в которых сводил счеты с недругами и обидчиками из России. Петр Владимирович был горяч и «невоздержан на язык», часто обижал людей и совершал оскорбительные поступки, потом просил прощения, а затем все повторялось снова.

Князь Долгоруков постоянно ездил в дом Герцена. Тучкова-Огарева вспоминала одну размолвку, случившуюся при обсуждении событий 1853 года в Польше: «Раз, в воскресенье, у нас обедало несколько человек, между которыми были князь Долгоруков, Чернецкий и Тхоржевский; это было после варшавских происшествий; разговорились, толковали о происшествиях того времени… Вдруг князь Долгоруков дерзко стал говорить о сумасбродстве поляков и грубо кричать, по своему обыкновению, когда он выходил из себя». Обычно никогда не повышавший голоса, Герцен в ответ тоже не сдержался и гневно закричал, что не позволит никому в его доме «нападать» на Польшу, и что выпад Долгорукова выглядит еще более неделикатным, так как высказан в присутствии поляков — помощников Герцена в Лондоне Тхоржевского и Чернецкого. После этого случая Долгоруков долго не ездил в дом Герцена, но потом, по обыкновению, извинился перед Герценом, Тхоржевским и Чернецким. Тучкова-Огарева приводила еще несколько инцидентов с участием невоздержанного русского князя…

Следует отметить, что часть исторических документов и материалов, вывезенных Долгоруковым за границу, все же вернулась в Россию, однако большое их количество до сих пор хранится в иностранных запасниках и хранилищах.

В начале 60-х годов вместе с Н.В. Шелгуновым несколько раз в Лондон приезжал поэт и революционный деятель Михаил Ларионович Михайлов. Они с Шелгуновым участвовали в составлении и распространении прокламаций и воззваний, адресованных молодому поколению русских революционеров. Михайлов вел переговоры с Герценом об издании пропагандистских листовок в лондонской типографии, что и было вскоре осуществлено.

После окончания Петербургского университета Михаил Ларионович сотрудничал в журнале «Современник», выступал на его страницах как поэт, критик, публицист. В 1860 году он сблизился с революционным кружком Добролюбова и Чернышевского и вошел в состав редакции «Современника». Тогда же началась его нелегальная деятельность в России. Осенью 1861 года Михайлова арестовали и приговорили к шести годам каторги и пожизненному поселению в Сибири. Поэзия и политическая сатира Михайлова была направлена на борьбу с произволом и насилием. Некоторые стихи Михаила Ларионовича стали революционными песнями. Михайлов также занимался переводной деятельностью. Благодаря ему в России узнали многих прогрессивных зарубежных поэтов: А. Мицкевича, Г. Лонгфелло, П.Ж. Беранже, А. Гейне, Т. Гуда и других. Его перу принадлежит первое в истории мировой литературы пассеистическое (обращенное в прошлое) произведение — повесть «За пределами истории».