Эксодус (Книга 3, 4 и 5)

Ари, который очень устал в последние недели, мгновенно заснул. Рядом, Китти шагала по номеру. Она уже успела справиться со смятением, охватившим ее утром, но все равно она устала от нервного напряжения и по-прежнему побаивалась мистической силы этой страны. Китти мечтала о нормальной, разумной и размеренной жизни. Она была убеждена, что Карен тоже нуждается в этом больше всего. Она твердо решила не откладывать больше, и открыто поговорить обо всем с Карен.

Вечером повеяло приятной прохладой. Китти принялась переодеваться к ужину. Она открыла шкаф, где у нее висели три платья. Поколебавшись немного, она достала то платье, которое Иордана Бен Канаан примеривала перед зеркалом в тот день, когда они поссорились. Она вспомнила, какими глазами Ари посмотрел на нее сегодня на пирсе. Этот взгляд был ей приятен. Плотно прилегающее декольтированное платье выгодно подчеркивало ее фигуру.

Все мужчины как один человек повернули головы, когда разодетая и надушенная Китти прошла по вестибюлю. Ари стоял как вкопанный и не сводил с нее глаз. Он хватился только тогда, когда она подошла совсем близко.

- У меня припасен для вас сюрприз, - сказал он, подавив смущение. Сегодня концерт в кибуце Эйн-Геве на том берегу. Мы съездим после ужина.

- А это платье достаточно прилично для концерта?

- Э... э... да, я думаю, оно подойдет вполне. Была ясная, лунная ночь. Как раз когда катер отчалил от пристани, из-за сирийских гор показался огромный диск луны и осветил зеркальную гладь озера таинственным сиянием.

- Какая тишина вокруг! - сказала Китти.

- Это море довольно коварно. Стоит богу разгневаться, и оно в мгновение ока превращается в бушующий океан.

За полчаса они переплыли озеро и причалили к пристани кибуца Эйн-Гев, что в переводе обозначает "Источник на перевале". Эйн-Гев был отважным кибуцом. Кибуц был оторван от всей остальной Палестины, и прямо над ним нависли горы Сирии. Над самым селением находилась арабская деревня, а поля кибуца лежали на самой границе. Кибуц был создан в 1937 году евреями, бежавшими из Германии, и занимал важное стретегическое положение, так как оттуда обозревалось все Генисаретское море.

Расположен он был в котловине, где с одной стороны протекал Ярмук, а с другой - шла граница между Сирией и Трансиорданией. В этой котловине с незапамятных времен жили люди. Не проходило дня, чтобы кибуцники не нападали на следы материальной культуры, нередко доисторической. Они находили следы примитивного земледелия и посуду тысячелетней давности - доказательства, что еще в седой древности здесь жили люди.

На самой границе между кибуцом и сирийскими горами вздымалась небольшая отвесная гора. Ее звали Суситой - Кобылой. На вершине Суситы сохранились развалины одной из девяти крепостей, построенных римлянами в Палестине. Сусита попрежнему господствовала над всей местностью.

Среди основателей кибуца было много бывших немецких музыкантов. Это были очень трудолюбивые люди. Они занимались земледелием и рыболовством. Но в поисках новых источников дохода они напали на идею. Они создали симфонический оркестр, купили два катера для перевозки туристов, приезжающих зимой в Тивериаду, и стали давать концерты. Эта затея вполне себя оправдала, концерты в Эйн-Геве стали традицией, и ни один любитель музыки, побывавший в Палестине, не упускал случая побывать в Эйн-Геве. На лужайке, окаймленной естественным лесом, прямо на берегу моря был построен огромный летний театр. Проектировалась постройка настоящего концертного зала в ближайшие годы.

Ари расстелил одеяло на траве, оба легли на краю лужайки и смотрели в небо, следя за тем, как огромная полная луна, какой она бывает в праздник Лаг-Баомер, подымается все выше и выше, становясь все меньше и освобождая место для миллиардов звезд. Оркестр исполнил концерт из произведений Бетховена, и все нервное напряжение Китти как рукой сняло. В эту минуту она почувствовала себя счастливой без остатка. Ничего более прекрасного нельзя было и придумать. Все было похоже на прекрасный сон, и Китти поймала себя на том, что она больше всего желает, чтобы этот сон никогда не кончился.

Концерт подошел к концу. Ари взял Китти под руку и увел ее прочь от зашумевшей публики. Они пошли по тропинке, ведущей вдоль берега. Не было ни малейшего ветерка, в воздухе остро пахло сосной, а Генисаретское море сияло, как отшлифованное зеркало. У самой воды стояла скамья; собственно, не скамья, а плоская каменная плита, принадлежавшая когда-то к какому-то древнему храму, лежала на двух каменных блоках, принадлежавших, по-видимому, к тому же храму.

Они сидели и глядели на мигающие огни Тивериады. Ари почти касался Китти, она повернулась и посмотрела на него. Господи, какой же этот Ари Бен Канаан красавец! Ей внезапно захотелось взять его за руку, дотронуться до его щеки, погладить его по волосам. Ей захотелось сказать ему, чтобы он берег себя немного, чтобы не был таким черствым. Ей хотелось признаться ему, как у нее хорошо на душе, когда он рядом; просить его, чтобы он относился к ней не как чужой, а нашел что-нибудь, что могло бы сблизить их. Однако Ари Бен Канаан был именно чужим, и она так и не посмела сказать ему о своих чувствах.

Тихие волны Генисаретского моря ровно и едва слышно набегали на берег. Вдруг тростник закачался от внезапного порыва ветра. Китти Фрэмонт отвернулась от Ари.

Дрожь пробежала у нее по телу, когда она почувствовала прикосновение его руки к ее плечу.

- Вам холодно, - сказал Ари, подавая ей шаль. Китти набросила ее на плечи. Они долго смотрели друг другу в глаза.

Ари внезапно встал.

- Катер вроде возвращается, - сказал он. - Нам, пожалуй, пора.

Когда катер отчалил, Галилейское море с поразительной быстротой, как и предсказал Ари, превратилось в бушующий океан.

У носа вздымались волны, а пена заливала палубу. Ари обхватил Китти за плечи и притянул ее к себе, чтобы защитить от брызг. Весь обратный путь Китти так и простояла с закрытыми глазами, прижавшись головой к его груди и прислушиваясь к биению его сердца.

Рука об руку они поднимались от пирса к гостинице. Сбоку стояли три ивы, ветви которых, опускаясь до самой воды, образовали нечто вроде гигантского зонта. Китти остановилась под ивами. Она пыталась что-то сказать, но ее душило волнение, и она так и не сумела выдавить из себя ни слова.

Ари потрогал ее волосы и поправил промокшую прядь, упавшую ей на лоб. Он легонько обнял ее за плечи, и мышцы его лица напряглись, когда он потянул ее к себе. Китти с готовностью повернула к нему свое лицо.

- Ари, - шепнула она. - Поцелуйте меня!

Все, что назревало месяцами, вспыхнуло ярким пламенем при этом первом поцелуе.

Ах, как ей хорошо! Какой он сильный! Китти никогда в жизни не испытала ничего подобного - даже с Томом Фремонтом. Они снова и снова целовались, она прижималась к нему всем телом и чувствовала силу его рук. Затем они отстранились друг от друга и молча поспешили к гостинице.

Китти в растерянности остановилась перед дверью своего номера. Ари хотел пройти мимо, к своей двери, но Китти схватила его за руку. С минуту они молча смотрели друг другу в глаза. Затем Китти кивнула, повернулась, быстро прошла в свой номер и закрыла за собой дверь.

Она разделась в темноте. Затем она натянула на себя ночную сорочку и подошла к балкону: у Ари горел свет. Она слышала, как он беспокойно ходит по номеру. Вдруг свет потух и там. Китти отступила в темноту. Тут же на ее балконе появился Ари.

- Я не могу больше, - сказал он.

Она кинулась к нему, прижалась к нему всем телом, дрожа от вожделения. Он целовал ее губы, щеки, затылок, и она отвечала на каждый его поцелуй с самозабвением, какого она никогда раньше не испытала. Ари поднял ее, понес к кровати, и сам опустился рядом на колени. Китти почувствовала, что вот-вот она упадет в обморок. Она вцепилась в простыни и, всхлипывая, извивалась под его ласками.

Ари опустил бретельки ее ночной сорочки и стал гладить ее грудь.