Трагическая история острова Пасхи (СИ)

- Да, демоны войны, разрушения и смерти вырвались на волю, - проговорил Капуна еще мрачнее, чем раньше. - Колдун Кане и его сообщники вызвали их из ада.

Капуна покосился на Мауну; она с одобрением смотрела на него.

- Но наш великий вождь, наш Аравак призвал на помощь Бога Войны, - а что такое демоны перед богами? - возвысил голос Капуна. - Аравак сокрушит колдунов и демонов, ведь Бог Войны на нашей стороне! Аравак и его сын Тлалок - наши защитники и покровители, а мы их народ. Возблагодарим же богов за то, что у нас такие вожди и поклянемся, все как один, служить Араваку и Тлалоку! Повторяйте за мною. Клянемся служить Араваку и выполнять все приказы его...

- Клянемся служить Араваку и выполнять все приказы его, - послушно подхватили жители деревни.

- Быть покорными ему, как покорны мы богам...

- Быть покорными ему, как покорны мы богам.

- А также клянемся служить сыну его Тлалоку и подчиняться ему...

- А также клянемся служить сыну его Тлалоку и подчиняться ему.

- Никогда не выйдем мы из повиновения им, потому что... потому что... - Капуна запнулся и беспомощно взглянул на Мауну.

Она досадливо сморщилась и свистящим шепотом подсказала:

- Потому что власть Аравака и Тлалока...

- Да, да! - обрадовался Капуна. - Потому что власть Аравака и Тлалока подобна власти божеской, и ослушаться вождей - все равно что ослушаться самих богов.

- Никогда не выйдем... Не выйдем из ослушания... Потому что власть вождей подобна богам... Подобно богов... - сбивчиво повторяли в толпе.

- А того, кто нарушит эту клятву, пусть поразят громы небесные, пусть отсохнут у него руки и ноги, пусть затреплет его лихорадка и замучают демоны ночи!

- А того, кто нарушит, пусть убьет громом... Пусть руки и ноги отвалятся у него... Пусть его демоны затреплют и лихорадка замучает в ночи... - повторяли люди.

- Помните же, что теперь мы не можем отступать, - сказал в заключение Капуна, - и радуйтесь, что отныне душой и телом мы принадлежим великому вождю Араваку.

- ...Ты уж извини меня, Мауна, что я забыл слова клятвы, - говорил Капуна жене, когда они остались вдвоем. - Как будто обухом из головы вышибло: помню, что мы не выйдем из повиновения Араваку и Тлалоку, - а дальше, хоть убей, не помню! Что-то с богами связанное, с громами небесными и демонами ночи, - и почему-то отвалившиеся руки и ноги вспоминаются, - но как оно воедино звучит, не могу понять. Хорошо, что ты мне подсказала.

- Вчера целый день с тобой разучивали, а ты забыл, - с неудовольствием отвечала Мауна. - Думаешь, мне легко было клятву составить? А тебе оставалось только выучить ее, как следует, да произнести с чувством, - а ты и этого сделать не смог! О, великие боги, за что вы так мужчин покарали, за что вы отняли у них ум? Эх, Капуна, Капуна, - ну что бы ты без меня делал, если ты даже с моей помощью не можешь справиться с простым заданием... Ладно, не расстраивайся, я тебе и дальше буду помогать. Кое-что у тебя уже получается: про демонов войны ты очень хорошо сказал, про колдуна Кане тоже неплохо, а про Аравака с Тлалоком, что они наши защитники и покровители, просто замечательно! Ничего, ничего, Капуна, не расстраивайся, - ты еще у меня таким старостой станешь, что другого, похожего на тебя, на всем острове не найдешь! Наши дети будут гордиться, что у них такой отец.

Капуна улыбнулся и осторожно погладил Мауну по животу.

- Не брыкается пока? - спросил он, имея в виду будущего ребенка.

Мауна засмеялась.

- Рано ему брыкаться, срок маленький! А вот интересно, когда он родится, Аравак уже наведет порядок на острове? Хорошо бы к тому времени война закончилась.

- Конечно, закончится, - уверенно сказал Капуна. - Аравак быстро разобьет своих врагов. Да и по всем приметам выходит то же, - сама знаешь.

- Да, это так, - согласилась Мауна. - Видишь, как правильно ты поступил, послушавшись моих советов, - а спорил, сопротивлялся и даже обижал меня... Зато теперь какой ты у меня молодец; и я буду не я, если ты не сделаешься со временем первым помощником Аравака, а затем и Тлалока!

***

Жители острова не были жестокими. Конечно, им случалось убивать: во-первых, на охоте, но птицы, которых они убивали, тоже охотились и убивали, чтобы жить - они убивали других птиц, червяков, букашек или плоды и семена растений. Ни одно существо на свете не могло прожить без убийства, ведь даже деревья убивают себе подобных, чтобы вырваться к солнцу. Так было заведено в мире - убивать, чтобы жить - нечего было и задумываться об этом.

Во-вторых, изредка на острове совершались ритуальные убийства: например, чтобы задобрить богов, когда те гневались на людей и насылали на них стихийные бедствия. Однако и эти убийства были вызваны необходимостью, что понимали даже жертвы, предназначенные для заклания.

В-третьих, иногда происходили убийства, вызванные злобой, завистью, ревностью или иными понятными причинами. Убийц осуждали и проклинали, но все же и это не вызывало ужаса, ибо было объяснимо недостатками человеческой натуры и слабостью людей.

Труднее поддавались объяснению случаи непредвиденной злобы, приводящие к тяжелым последствиям. Все помнили, как несколько лет назад на одном из праздников подрались жители двух деревень. Повод для драки был незначительным: зашел спор о том, в чьей деревне умеют лучше плести сандалии. Вначале разговор сопровождался шутками и смехом, затем начались крики, потом вспыхнула ссора, в ходе которой кто-то ударил кого-то кулаком, - и не успели опомниться, как три десятка человек ожесточенно молотили друг друга, не останавливаясь ни перед чем. Исход драки был печален: одного мужчину забили насмерть, семерых покалечили. Долгое время спустя люди с недоумением вспоминали об этом побоище, не понимая, как ссора, возникшая из-за сандалий, могла закончиться смертью и увечьями.

Другой подобный случай произошел при обряде посвящения во взрослые. Подростки, проходившие этот обряд, подвергались всевозможным испытаниям, которые должны были доказать умение молодых людей терпеть боль и лишения, - то есть готовность к взрослой жизни. В специально отведенном месте юношей и девушек, достигших половой зрелости, заставляли голодать, терпеливо переносить дневной зной и ночную прохладу; им делали надрезы на теле, прокалывали уши и ноздри, вгоняли острые шипы под кожу, прижигали раны огнем и натирали едкими мазями. Молодые люди обязаны были переносить все эти испытания хладнокровно, не выдавая своих страданий; тех, кто издавал крики и стоны, или, хуже того, молил о пощаде, - изгоняли с места испытаний, что было большим позором, так как следующая проверка на готовность к взрослой жизни проводилась только через год, и в течение этого времени над слабаком издевались все кому не лень.

И вот при очередном подобном обряде одного молодого человека замучили до смерти, причем, опять-таки никто не мог понять, как это произошло. Привязанный к дереву юноша стойко переносил мучения, но на лице его порой отражалось страдание, а на глазах появлялись предательские слезы, - казалось, еще немного, и он не выдержит. Это заставляло испытующих удваивать свои усилия и применять новые, более жестокие средства. Юноша, однако, продолжал терпеть, и тогда тех, кто испытывал его, обуяло какое-то странное чувство, похожее на страсть, - они стали получать удовольствие от истязаний, и пришли в себя лишь после того, как обнаженное тело молодого человека безжизненно обвисло на веревках.

Убившие юношу люди после говорили, что ими завладели демоны. Страсть, охватившая испытующих, явно имела потустороннее происхождение, с ней невозможно было бороться, она подчиняла себе полностью, наполняя душу человека диким, зверским, неистовым восторгом. Многие жители острова были согласны с этим, они и сами попадали под власть демонов; было замечено, что иной раз не только взрослые, но и дети совершают поступки, несовместимые с божественным пониманием человеческой природы.