Всевеликое войско Донское

Скоропадский был изменником, изменниками были все украинцы, а с ними вместе изменниками были и руководители Рады – Быч, Рябовол, П. Л. Макаренко и все те, которые мечтали о федерации.

Как-то, несколько позднее, генерал Деникин был на большом официальном обеде у кубанского атамана в его дворце. Над дворцом, подобно тому, как это было на Дону, реял свой кубанский национальный флаг. Атаман сидел на первом месте, Деникин на втором. Это его оскорбило и взорвало. Когда дошло дело до речей, он сказал почти буквально следующее:

– Недавно над этим дворцом развевалось красное знамя и под ним во дворце сидела разная сволочь. Теперь над дворцом развевается знамя иных цветов и сидят иные, прочие люди. Я жду, когда над этим дворцом взовьется флаг Единой Великой России! За Единую, Неделимую Россию, ура!..

Заслуги кубанцев в боях и на походе затирались. В донесениях о них умалчивали или ставили на втором месте. Природные кубанские казаки, за исключением Шкуро, Улагая и Павличенко, не занимали видных мест. В штабе Деникина кубанцев не было, а генералы русской службы Май-Маевский, барон Врангель, Эрдели, Покровский выдвигались на видные места. Это злило кубанцев.

К Дону отношение было сдержанное. На него тоже смотрели, как на неблагодарного сына и стремились прибрать к рукам. В это время известным поэтом-сатириком Мятлевым в Киеве было написано следующее остроумное стихотворение, рисующее положение Юга России к прибытию союзников:

Пока дела Германии были хороши и все снабжение шло в Добровольческую армию из Украины через Дон, отношения Деникина к атаману были холодные, но сдержанные. Не желая оставить никаких следов о том, что Добровольческая армия получала патроны и снаряды от немцев, генерал Деникин не требовал письменно или через свой штаб нужного ему снаряжения, но к атаману или к командующему Донской армией прибывали из Добровольческой армии частные люди (инженер Кригер-Войновский и др.) или кто-либо из «общественных деятелей» и рассказывал о тяжелом положении добровольцев, о том, что у них не хватает ни патронов, ни снарядов и что им необходимо послать столько-то того-то или того-то. Или об этом передавал представитель Донского войска при Добровольческой армии генерал от кавалерии Смагин, и Донское войско, если только имело просимое, сейчас же, иногда в ущерб своим частям, отправляло транспорты добровольцам. Отношения между обеими армиями были вначале дружные, но равные. Дон не считал себя подчиненным генералу Деникину, и генерал Деникин, избегая прямых сношений с Доном, считал Дон независимым от себя.

Как только стало известно о победе союзников и о близкой перемене «ориентации», Добровольческая армия стала требовать от Дона все ей необходимое.

19 октября генерал Лукомский писал атаману: «Представитель артиллерийской части Всевеликого войска Донского на Украине, генерал-майор барон Майдель довел до сведения главного начальника снабжения Добровольческой армии, что Украина может уступить Дону 640 пулеметов „Льюиса“ и 30 миллионов патронов к ним, 20 тысяч ручных гранат, около 10 миллионов 3-линейных патронов россыпью и 100–200 тысяч 3-дюймовых пушечных патронов.

Ввиду острой нужды в предметах артиллерийского снаряжения обращаюсь к Вашему Высокопревосходительству с покорнейшею просьбою, не признаете ли возможным уделить Добровольческой армии часть из указанных запасов или оказать Ваше содействие к получению армией от Украины, под видом снабжения Дона, следующих предметов артиллерийского довольствия: 1)100 пулеметов „Льюиса“ и 5 миллионов патронов к ним; 2)10 тысяч ручных гранат; 3)5 миллионов ружейных патронов россыпью; 4)75 тысяч 3-дюймовых пушечных патронов, из них 25 тысяч шрапнелей и 50 тысяч гранат, по возможности французских; 5)горных 5 тысяч, из них 2 тысячи шрапнелей и 3 тысячи гранат; 6)48-линейных – 5 тысяч, из них 500 шрапнелей и 4500 бомб с зарядами; 7)6-дюймовых – 3 тысячи бомб. О последующем прошу Вас не отказать уведомить меня…» [31]

Атаман не мог исполнить в полной мере этой просьбы Добровольческой армии, потому что он сам ничего из обещанного не получил. Способ требования через него запасов от Украины, нежелание Добровольческой армии сноситься непосредственно с гетманом, ее брезгливость к гетману и немцам и вследствие этого выставление атамана каким-то посредником, наконец, та властная, обособленная политика, которую вел Деникин, все это огорчало и возмущало атамана. 13 октября он в длинном письме на имя генерала Смагина высказывал свои соображения по этому поводу.

«…Спешу ответить, хотя коротко, на Ваше письмо, – писал атаман. – Во-первых, о патронах и снарядах. Почему Войско Донское должно быть маклером по продаже их Добровольческой армии? Нам и патроны, и снаряды нужны гораздо более, нежели Добровольческой армии, и достаются они нам с большими трудами, неприятностями и волокитой. Мы ведем борьбу с восемью советскими армиями в то время, как против Добровольческой армии только одна армия – Сорокина, да и та более чем наполовину выпущена против нас. Нам снаряды и патроны нужны не менее, чем добровольцам, и торговать ими мы не можем. Такого случая, чтобы мы задержали патроны оттого, что нам не выслали хлеб за них, не было. Не мы задерживаем патроны, а генерал Эльснер не послал их вовремя, да и способ, который употребляет Добровольческая армия для получения от нас патронов, довольно странный. Она их просит через случайных проезжих гражданских инженеров, просит намеками, а не прямо. И тем не менее на прошлой неделе я послал Добровольческой армии 4 миллиона патронов и 5 тысяч снарядов. Но ни Кубань, ни Добровольческая армия не могут рассчитывать получать от нас патроны и снаряды по той простой причине, что у нас их нет. Вы же знаете, что у нас нет ни фабрик, ни заводов для изготовления их, и у нас не было складов – все на Украине, и значит, и Кубани, и Добровольческой армии надо получать снаряды и патроны оттуда, для чего не самостийничать, а стремиться к единой, неделимой России. На мне теперь лежит еще и питание Южной армии – откуда же я возьму еще и для добровольцев, которые притом совершенно не считаются со мною и не желают меня знать. Я, конечно, понимаю, что они мне косвенно помогают, но в трудные минуты нашей боевой жизни – это уже не первый раз, что мы терпим неудачи из-за несогласованности наших действий с действиями добровольцев. Прибытие отряда Сорокина и дивизии Жлобы, не преследуемых по пятам добровольцами, и удар их в тыл нашим войскам у Царицына произвели на казаков угнетающее впечатление.