Предания старины глубокой

Когда Магомед-Эфенди увидел, что дочь шейха Салихат убивается по поводу смерти отца, он подошел и сказал ей: “Хотя высокочтимый шейх не был моим родным отцом, и я страдаю по поводу его смерти, как его родной сын. Я жил в вашей семье, вы делили со мной хлеб-соль, так позволь мне разделить с тобой твое горе, взвалить на свои плечи твою тяжесть. Я забираю твою печаль, я забираю твою боль и прошу Аллаха, коль он отнял у тебя отца, чтоб дал тебе и силу, чтоб вынести тяжесть потери”.

Говорят впоследствии Салихат рассказывала, как те слова Магомеда-Эфенди успокоили ее, высушили ее слезы, влили в нее силу духа. Много об этом человеке рассказывал народ: как он одним прикосновением руки лечил тяжело больного, как чтением молитв выявлял образы святых перед глазами молящихся, как одним словом облегчал душу страждущих. Со всех концов Дагестана люди шли к нему за помощью и находили ее.

Чаящинка по имени Мисиду, вспоминала, как однажды она, будучи молодой девушкой, шла с женщинами своего села в соседнее село Шуши, чтобы купить пчелиные улья. У выхода из селения женщины встретили шейха Магомеда-Эфенди, направляющегося в свою келью. Шейх пожелал им удачной покупки, но посоветовал первый купленный улей положить на плечи Мисиду. Объяснил он это тем, что Мисиду везучая и начатое ею дело всегда будет успешным.

Вернувшись в село, там же, на окраине, они опять встретили шейха. Он поздравил их с удачной покупкой и, обращаясь к Муслимат, сказал:

– Муслимат, ты чуть не свалилась в пропасть, но Аллах тебе помог. Женщины были удивлены: ведь никто не видел, как Муслимат поскользнулась. Женщины сели передохнуть и как бы между прочим спросили шейха:

– Магомед-Эфенди, может ты скажешь, когда наша Мисиду выйдет замуж?

– Мисиду непременно выйдет замуж в этом году и выйдет за бедного парня, который впоследствии станет самым богатым человеком в селе, – сказал шейх и удалился.

Действительно, Мисиду через несколько месяцев вышла замуж за парня по имени Махди, у которого было два барашка и один ишак. Через несколько лет после женитьбы у Махди стало пятнадцать голов овец, он купил землю, затем и волов. Так год от году он становился богаче и стал самым богатым человеком в селе. Даже в народе говорили:

– Кому принадлежит этот мир?

– Только одному Махди.

– Кто по полям гуляет?

– Сын Махдия Хула.

В соседних селениях мужчины, обращаясь к какому-нибудь гордецу, говорили:

– Что ты так вознесся, ужель ты возомнил себя Махдием Чаящинским?

Прошло несколько лет. Муж Салихат Махаммада, который ездил на заработки, возвращаясь домой, по дороге заболел и умер. У Салихат тогда было двое сыновей. Магомед-Эфенди в это время еще не был женат, и через год после смерти мужа Салихат он женился на ней. Говорят, что сам Магомед-Эфенди был очень удивлен тем, что так странно сбылось предсказание шейха Гуйминского.

После женитьбы Магомед-Эфенди поехал в Шаки-Ширван к мусульманским шейхам, а через два месяца вернулся домой уже сам в звании шейха. Магомед-Эфенди и Салихат жили очень дружно и счастливо, но счастье это было недолгим: при родах умерла Салихат. Она родила тройню: двух девочек и мальчика. Девочки тоже умерли, а мальчик остался жив. Его назвали Омаром. Сам Магомед-Эфенди был очень подавлен несчастьем. Одна пастушка стала просить Магомеда-Эфенди, чтобы ей отдали новорожденного мальчика кормить. У нее тоже был двухмесячный сын. Так маленький Омар стал жить в семье своей молочной матери до года, затем его забрала мать Магомеда-Эфенди домой и стала сама воспитывать внука.

Было тревожное время, в Дагестане назревал бунт против царского гнета. В 1877 году он вспыхнул, но очень скоро был подавлен царской армией. Участником бунта оказался весь цвет интеллигенции Кази-Кумухского округа. Однако все заговорщики были арестованы. Кого расстреляли, кого заточили в тюрьму, кого сослали в Сибирь. Наступило затишье. В это время в Цудахар на встречу с горским населением приехал царский генерал. Поехали на встречу и чиновники из Кази-Кумуха. Генерал выступал перед собравшимися и сказал, что все возмутители спокойствия народа теперь изолированы, теперь нужно жить мирно и работать спокойно.

После выступления генерала взял слово Кулибутта из Кумуха, который горел желанием показать свое знание русского языка:

– Мы осушили маленькие речушки и роднички, а море еще осталось. Море – это-шейх Магомед-Эфенди Чаящинский. Имам Шамиль и шейх Гуйминский оставили ему в наследство свою ненависть к русским, и главным возмутителем народа является именно он, ибо народ его слушает, народ за ним идет, – сказал он.

Не прошло и недели после этого, как из Темир-Хан-Шуры в Кумух прибыли царские чиновники с заданием арестовать шейха Чаящинского. Весть о том, что едут арестовывать шейха, как молния разнеслась по окружным селам. И раньше чем царские чиновники, люди из соседних, сел добрались в селение Чаящи. Все были в трауре. Когда шейха увозили, весь собравшийся народ кричал и плакал. Шейх их успокаивал, говорил, что его везут в Кумух и он скоро вернется. Пятилетний сын шейха Омар, почувствовав что-то неладное, побежал за отцом:

– Папа, ты куда идешь? Папа, ты куда идешь? – кричал и ревел малый. Отец его обнял, успокоил, сказал, что идет на базар в Кумух, что привезет ему много гостинцев. Сам шейх тоже думал, что везут его в Кумух. Так ему сказали. Когда доехали до центральной дороги, ведущей в Кумух, Магомед-Эфенди увидел повозку, запряженную двумя лошадьми и ожидающую их. Шейху велели сесть в повозку. Но к удивлению пленника повозка поехала не в сторону Кумуха, а наоборот, вниз, в сторону Темир-Хан-Шуры. Шейх попросил остановить повозку.

– Вы же мне сказали, что везете меня в Кумух? – сказал он.

– Мы исполняем то, что нам приказано свыше. Нам приказано ехать в Темир-Хан-Шуру, – был ответ.

Тогда шейх слез с повозки, и стал прощаться с людьми, вышедшими его провожать, пожал руки каждому отдельно, пожелал всем спокойствия и благополучия, просил о нем не печалиться и не беспокоиться.

– Да избавь вас Аллах от большего горя, чем это! – сказал шейх и, читая молитву, сел в повозку. Аробщик потянул вожжи, крикнул на лошадей, чтобы они пошли, но лошади не тронулись. Он стал их бить плетью, но, лошади заартачились, встали на дыбы и не тронулись с места. Аробщик еще сильней стал их бить, но тут шейх остановил его:

– Зачем издеваться над животными, подожди. Он слез с повозки, встал перед лошадьми, повел их вперед, а затем и сам сел в повозку. Теперь лошади пошли очень спокойно.

Весть о том, что арестованного шейха Магомеда-Эфенди Чаящинского везут в Темир-Хан-Шуру, быстро облетела окрестные села и пока повозка с шейхом дошла до Цудахара, все села и все дороги уже были полны народа. Вышли даже женщины с детскими люльками. Все стали кричать, что шейха не пропустят через Цудахар. Женщины плакали, громко причитая, рвали на себе волосы, и никакие уговоры, угрозы на них не действовали. Изрядно потрепав нервы себе, чиновники поняли, что все их потуги тут бесполезны, и сообщили о ситуации в Темир-Хан-Шуру. Оттуда им. велели вернуться обратно в Кумух, затем вывезти шейха тайно, ночью другой дорогой, где его не знают. Так ночью они выехали из Кумуха по дороге, ведущей в сторону города Баку, и через Баку довезли до Темир-Хан-Шуры.

Шейх магомед-Эфенди Чаящинский в тюрьме

Три года провел шейх Могомед-Эфенди в Темир-Хан-Шуре в тюрьме и за все три года ни разу не съел тюремную пищу, чтобы не впасть в грех в случае, если в пищу попали свинина или мясо нерезанной скотины, что противопоказано есть мусульманину по Корану. Люди же, в городе знали, что в тюрьме содержится известный шейх, хоть и было запрещено подходить к этому месту, какими-то своими путями передавали ему пищу. Когда же еды не было, шейх сам делал лепешки из муки и пек их на раскаленном в костре камне.

– Сколько было у нас заключенных, но такого у прямого не видели.

Всех приручили, кто к нам попадал, только его одного не смогли, – говорили тюремные надзиратели.