Котовский (Книга 1, Человек-легенда)

В первую же получку он отнес половину заработка переплетчику. Тот долго отказывался, но все-таки взял.

Когда Котовский вернулся от него и, сняв пиджак, взялся за лейку, он обратил внимание на какое-то шуршание в кармане.

"Уж не положил ли Иван Павлович деньги обратно?"

Но это оказалась листовка. Котовский пошел в самую отдаленную аллею сада и там прочитал:

"Тяжела наша доля, невыносима жизнь. Слабыми, хилыми детьми вошли мы в мастерские, с малых лет взвалили на наши плечи тяжелую ношу беспрерывного труда. Душная мастерская, изнурительная работа с утра до ночи, нищенская заработная плата, грубые оскорбления хозяев, вонючий угол, тяжкие муки и постоянные страдания - такова ужасная картина нашей жизни..."

Григорий Иванович еще раз прочел небольшой листок, напечатанный на газетной бумаге.

"Тут еще не все сказано, - подумал он. - Написать бы, как обращается Скоповский со своими батраками или как избивали они всей лакейской сворой связанного, беспомощного человека, виновного только в том, что не пресмыкается перед барином и жалеет бедняков".

Он стоял среди густых высоких кустов, скрывавших его от всего мира, и думал о судьбах человечества: "Неужели никогда не настанет такое время, чтобы не было голодных, чтобы всем хватало работы и еды?"

Сад благоухал. Цвели розы - темно-красные, нежно-розовые, белые, чайные - самых разнообразных оттенков. Как бы хорошо и нарядно мог жить человек!

Совсем рядом с аллеей сада, за сквозной проволочной сеткой, находился просторный помещичий двор, с амбарами, погребами, конюшнями, со столбом гигантских шагов и качелями посредине. До слуха Котовского донеслось тарахтение пролетки. Кто-то приехал.

"Опять будут всю ночь играть в карты", - подумал Котовский и тут же вспомнил, что жара уже спала и можно начинать поливку газонов, клумб и парников.

- А! Гость дорогой! Милости просим! - услышал Котовский голос Семиградова.

И в ответ - голос приезжего, показавшийся Котопскому знакомым.

Котовский не ошибся. Это приехал Скоповский. Садовник решил, что лучше не показываться ему на глаза.

Медленно угасал день. Вот засветились окна в помещичьем доме. Там накрывали ужин. На столе среди бутылок и графинов, среди судков с соусами и всевозможных закусок стояли огромные букеты роз.

- Не могу пожаловаться, - тараторил без умолку Семиградов, - новый садовник попался мне толковый. И даже, кажется, не пьет! Можете себе представить?

- А я опять без управляющего, - пожаловался Скоповский, - выгнал этого Котовского: оказывается, политикан, состоит под надзором полиции...

- Позвольте... как вы сказали? Котовский? Так он ко мне и поступил на работу.

- Что-о? К вам? На работу? Гоните его в шею, пока он не испортил вам всю прислугу!

- Скажите на милость! А такой приличный на вид. И толк в садоводстве понимает...

- Гоните! И не откладывайте! Завтра же вон! Эта публика на все способна.

- Конечно, выгоню. Спасибо, что предупредили. Разрешите муската? Преотличнейший!

И снова Котовский оказался на улице. Правда, на этот раз его не избили, не бросили связанного на дороге, и у него была небольшая сумма, на которую он мог некоторое время перебиваться.

Опять пришел он к Ивану Павловичу. Там встретили его как родного, даже у Раисы появилось подобие улыбки.

- Выгнали? Чего же удивляться? Это в порядке вещей. А я вновь переплетчиком поступаю. Повезло. Мало нас, а то бы мы им показали! Какая у нас тут промышленность? В мастерских по десять - пятнадцать человек. Ничего, Григорий! Правда ведь, ничего?

- Не ничего, а будет правда! Должна она быть! Пусть они нас хоть на кусочки полосуют, будем стоять на своем. За правду-то и мучения переносить радостно.

- Ого! Как он заговорил! Садись-ка за стол, Раиса сегодня еду какую-то приготовила.

Иван Павлович наклонился ближе и скороговоркой сообщил:

- Сегодня ночью полиция в тайную типографию ворвалась... Все арестованы... Добрались, собаки! Говорят, возами возили литературу. Бумаги-то мы им поставляли достаточно...

"Хорошо переносить безработицу в летнее время, - думал Котовский, блуждая по Кишиневу в поисках хоть какого-нибудь заработка. - В летнее время на одних фруктах просуществовать можно".

Иногда удавалось ему помогать снимать урожай яблок. Веселая, приятная работа! И уж в эти-то дни он был сыт по горло.

А потом начался "месяц ковша", как называют молдаване октябрь за то, что в этот месяц виноградного вина много и пьют его, черпая ковшом.

Кончился "месяц ковша". Все чаще стали перепадать дожди.

5

В один из пасмурных дней Котовского остановили на улице:

- Ваши документы.

Котовский понял, что за ним следили. Непонятно было только, за что сажали его в тюрьму. Кажется, и сами тюремщики этого не понимали.

Российские тюрьмы неприглядны. Облезлые фасады наводят тоску. Полосатые будки, толстые стены, покрытые лишаями сырости, грязные дворы и зловонные камеры... И словно выставленные на позор, на поругание - часовые по углам, в неказистых вышках. Особенно омерзительны пересыльные тюрьмы, и трудно сказать, которая хуже: питерские ли "Кресты" с их железными галереями и металлическими сетками в пролетах лестниц, чтобы нельзя было броситься вниз и покончить самоубийством, или захудалая вологодская, или иркутская тюрьма, с грязными, залежанными нарами...

Не таким казалось это учреждение в Кишиневе. Построенное в мавританском стиле, оно походило издали на волшебный замок, с его зубчатыми башнями, круглыми цитаделями.

Так могло казаться издали. А на самом деле Кишиневская тюрьма ничем не отличалась от других. Об этом хорошо знали ее обитатели. Узнал и Котовский.

В ней были такие же сырые, с тяжелым, затхлым воздухом камеры, такие же гулкие коридоры, по которым бродили тюремные надзиратели с массивными связками ключей.

Когда человек оказывается в тюрьме неповинно, не совершив ни убийств, ни ограблений, то он сам становится судьей своих тюремщиков. Он внимательно и строго рассматривает их, вооруженных, но имеющих дело с безоружными, привычных к созерцанию страданий, но с годами теряющих душевный покой, щелкающих кандалами, но и прикованных по долгу службы к этим ржавым решеткам на всю свою беспросветную опоганенную жизнь.