Обитель подводных мореходов

Задетый за живое, Чижевский густо покраснел, но сдержался, пропустив обидные слова как бы мимо ушей.

- Как знать, как знать, - произнёс он с деланной улыбкой. - Таких, как Непрядов, раньше называли поповичами, - и, глубокомысленно сморщив лоб, как бы припоминая, пояснил: - Где-то читал, что ещё Екатерина Вторая называла поповичей самым подлым и низким людом. - Спохватившись, что перебрал, поспешил уточнить: - Нет, нет, я эту реплику государыни-матушки на счёт Непрядова не отношу, а так, вообще...

Вадим встал со стула и повернулся к Чижевскому, стоявшему у него за спиной.

- Послушай ты, милорд, - произнёс с возмущением. - Это же подло говорить такое о своём товарище, да ещё за глаза.

Сознавая своё превосходство в силе, Эдик небрежно похлопал Вадима по плечу - "успокойся, дурашка..."

- Самая настоящая подлость, - повторил Вадим, отталкивая его руку.

- Тэ-экс, гардемарин Колбенев, - прищуриваясь, язвил Эдик. - В былые времена подобное оскорбление смывали кровью.

- Вот именно, таких, как ты, всегда вели к барьеру.

- Дуэль?! - с восторженным оживлением произнёс Эдик. - Превосходно. Я принимаю вызов, - пощёлкал пальцами, небрежно глядя на пухлого, медлительного Вадима. - Пистолеты и шпаги отменяются, их у нас попросту нет.

- Что ж, гардемарин Чижевский, - так же с небрежением, немного успокоившись, подхватил Вадим, - остаются кухонные мясорубки, если вы так желаете крови.

- Или ринг, - уточнил Чижевский. - По всем правилам, три раунда. Только вместо рефери будут секунданты. На поединок являться при палаше и в белых перчатках. Ничего не поделаешь - этикет.

- Согласен, - отвечал Вадим.

- Итак, - уточнил Чижевский, - завтра в двадцать ноль-ноль, под видом тренировки. - И, выпрямившись, горделиво боднул головой, изображая светский поклон.

Колбенев тоже поклонился, язвительно улыбаясь.

Об этой стычке Непрядов так бы ничего и не узнал, если бы не проболтался Кузьма, согласившийся стать Вадиму секундантом. Егор сокрушённо покачал головой и сказал Обрезкову:

- Неужели ты не понимаешь, что этот милорд Вадимычу элементарно набьёт морду? Ведь у Чижевского разряд по боксу. А наш умный тюха и десяти раз на перекладине подтянуться не может.

- Не набьёт, - успокоил Кузьма. - Никакой драки не будет. А иначе я милорду сам паяльник начищу: по-нашему, по-рабочему, - и для большей убедительности показал свой увесистый кулак. - Годится?

- Нет, совсем не годится, - отвечал Егор. Немного поразмыслив, он предложил свой план действий, и Кузьма с ним согласился...

14

"Дуэль" должна была состояться в подвале, который приспособили для боксёрских тренировок. Там же на помосте возвышался оборудованный по всем правилам боксёрский ринг.

Каково же было удивление Чижевского, когда вместо Колбенева точно в назначенный час перед ним в полном параде появился Непрядов. Как полагается, Егор представил своего секунданта и заявил, что готов "драться" вместо Колбенева, который вовсе не обязан это делать за него, Егора Непрядова.

- Позвольте, милорд, - пытался воспротивиться Эдик, явно не рассчитывавший на такой поворот событий. - Но при чём здесь вы? Оскорбление было нанесено мне отнюдь не вами.

- Но зато вы, гардемарин Чижевский, оскорбили меня. И вот вам мой вызов. - Егор сдернул со своей руки перчатку и бросил её Чижевскому. Условия поединка прежние.

- Воленс-неволенс, - говорил всё тем же игривым тоном Эдик, пытаясь увильнуть, поскольку вполне представлял себе бойцовские возможности противника. - Но мы обязаны получить на это согласие гардемарина Колбенева. Я думаю, как человек чести, он не уступит вам своего места на ринге.

Егор поцокал языком и так же игриво, в тон Чижевскому, возразил:

- Перчатка брошена. И не поднявший её считается трусом.

- Трусом, трусом, - согласно кивая, в один голос подтвердили секунданты и Герка Лобов, взявший на себя обязанности рефери.

Чижевский понял, что отступать некуда. Ему было и невдомёк, что хитрый Кузьма под каким-то предлогом заманил доверчивого Вадимыча в пустовавшую баталерку и там запер на ключ. Не на шутку разозлившись, тот пытался вышибить дверь, но сделать это оказалось ему не под силу. Кузьмич надёжно подпирал дверь снаружи своим крепким плечом, не переставая увещевать и совестить "раздухарившегося" дружка.

Противники сошлись подчёркнуто строевым шагом. Отсалютовав друг другу палашами, бросили их в ножны и... начали раздеваться до трусов.

Бой был недолгим. После того как Чижевский дважды побывал в нокдауне, Герка решительно прекратил схватку за явным преимуществом Непрядова. И тем более, что под глазом у "милорда" расцвёл огромный синяк.

Как ни пытался педантичный рефери, так и не смог заставить соперников пожать друг другу руки. Следуя установленному этикету, "дуэлянты" лишь чопорно поклонились друг другу, как бы засвидетельствовав тем самым своё почтение, и разошлись.

За вечерним чаем Колбенев упорно не разговаривал с дружками, давая понять, как глубоко обидели его, заперев в баталерке. Непрядов, отхлёбывая из кружки чай, с притворным раскаяньем вздыхал. Кузьму же так и распирало от еле сдерживаемого смеха. Подмигивая Непрядову, он говорил, как бы сам с собой, полным трагизма голосом:

- Ох, до чего же тяжёлый человек этот Колбенев. Ни за что ни про что вызвал бедного "милорда" на дуэль, проткнул его насквозь, и даже глубже, шпагой. А вот теперь возгордился и даже разговаривать ни с кем не хочет.

- Да, трудный человек, - соглашался Егор, пережёвывая хрустящий хлебец. - Придётся его перевоспитывать.

- Вот именно, - соглашался Кузьма. - Чтобы с юмором у него стало бы всё в порядке, придётся покарать.

И обещанное наказание постигло Вадимыча уже на следующее утро. Когда дежурный по роте, попиликав боцманской дудкой, объявил подъём, курсанты привычно повскакивали с коек и принялись одеваться. Колбенев начал напяливать на себя тельняшку, но никак не мог просунуть в неё ни рук, ни головы. Он топтался посреди кубрика и спросонок долго не мог понять, что происходит.

- Что с тобой, Вадимыч? - участливо любопытствовал Егор. - Никак фокус отрабатываешь?

- Верблюд, - определил Кузьма. - Пытается пролезть в игольное ушко.

- Ну погодите, ханурики, - подал голос Вадим, догадавшись, что рукава и прорезь тельняшки ему зашили нитками. - Это вам боком выйдет...

- Ба, заговорил, - притворно удивился Егор.

- Значит, не всё потеряно, - заключил Кузьма, - перевоспитывается.

Оба притворно повздыхали, глядя на Вадимовы "мучения", и побежали строиться на физзарядку. Колбенев, справившись с тельняшкой, догнал их уже во дворе. Держался он с видом святого мученика, пострадавшего за веру и правду.

Дня через два, когда страсти поулеглись, последовала ответная кара. Утром, готовясь к пробежке, взвод начал собираться в коридоре. Как только появился заспанный Обрезков, строй дружно захохотал: под носом у Кузьмы гуталином были выведены лихие, с завитками кверху, усы. Расхаживая перед строем, Егор пробовал успокоить ребят, они же, глядя на него, заливались ещё громче. Снисходительно ухмыльнувшись, Егор покрутил пальцем у виска: "Свихнулись, что ли?.." Но ребята уже корчились от смеха.

Уловив направление взглядов, Егор ощупал собственные брюки и всё понял. На ягодицах у него были пришиты две большие медные пуговицы. При каждом шаге они игриво подрагивали.

- Ну ты злоде-ей, Вадимыч, - проникновенно сказал Егор, когда они бежали плечом к плечу по булыжной мостовой.

- Причём коварный и подлый, - уточнил Кузьма, пытаясь на ходу оттереть платком злополучные "усы".

- Сдаётесь? - спросил Колбенев и сразу предупредил: - А то я ведь ещё не такое могу...

Егор с Кузьмой обречённо поглядели друг на друга и подняли руки.

А вечером, после отбоя, когда все уже улеглись, Егор протянул руку к соседней койке и коснулся Вадимова плеча.

- А вообще, спасибо тебе, - произнёс он душевно. - Только не думай, что там, на ринге, была хохма ради хохмы. Никто не хотел тебя попусту разыгрывать. Но этот милорд мог бы действительно обработать тебя перчатками по всем правилам.