Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной

Правда, начало и, вероятно, даже расцвет микенского культурного периода предшествовали возникновению наших эпопей. Каменные наконечники стрел, которые изредка еще встречаются в Микенах, у Гомера уже не упоминаются, зато эпос изображает уже переход от бронзового века к железно­му, тогда как в Микенах, как мы видели, железо появляется только в верхних слоях. Однако и у Гомера железо чаще упоминается только в „Одиссее" и в позднейших песнях „Илиады", в древнейших же песнях „Илиады" о нем гово­рится сравнительно редко и, кажется, только в таких местах, которые не принадлежат к первоначальной редакции. Во всяком случае бронза или медь встречаются у Гомера в эпи­тетах и в эпических формулах несчетное число раз, железо — почти никогда: верный признак, что в эпоху выработки эпического стиля греки еще не знали употребления этого металла. Итак, в этом отношении они переживали тогда ран­ний период микенской культуры, тогда как древнейшие пес­ни „Илиады" изображают стадию развития, соответствую­щую второй половине того же культурного периода.

Гомеровские герои носят полное металлическое воору­жение: шлем, панцирь, поножи и щит. Притом, это вооруже­ние было уже усвоено азиатскими греками в то время, когда складывался эпический стиль, потому что уже в древнейших песнях „Илиады" идет речь о „закованных в латы" и „прекрасно-поножных" ахейцах. Было ли оно изобретено самими греками или одним из народов западной части Малой Азии, например карийцами, — мы не знаем; во всяком случае „все­оружие" составляет характеристическую особенность куль­турных народов, живших в бассейне Эгейского моря, и ему они главным образом обязаны своим военным превосходст­вом над народами Востока.

В европейскую Грецию металлическое вооружение проникло довольно поздно. В гомеровскую эпоху локрийцы еще не употребляли его, а этолийцы сражались в легком вооружении даже в V веке. В Арголиде холщовый панцирь был, по-видимому, во всеобщем употреблении еще в VII и, может быть, даже в начале VI века; остатки такого панциря были найдены в одной из могил Микенского кремля, между тем как металлическое оборонительное оружие совершенно отсутствует в могилах микенского периода. Вполне возмож­но, конечно, что причину этого явления надо искать в погре­бальных обрядах и в обычае, по которому отец еще при жиз­ни передавал свое оружие сыну. Как бы то ни было, но на некоторых вазах последнего периода микенской культуры воины изображены уже в полном вооружении гомеровских героев, и на золотых печатях, найденных в могилах Микен­ского кремля, ясно можно различить шлемы и покрытые ме­таллическими пластинками щиты. Даже если мы признаем, что эти предметы были ввезены извне или составляют под­ражание чужим образцам, — во всяком случае они свиде­тельствуют о том, что микенская культура дожила до того времени, когда малоазиатские греки уже усвоили металличе­ское вооружение. Вообще не следует забывать, что азиатская Греция развилась быстрее европейской и что, следовательно, в гомеровских песнях, имеющих дело главным образом с Ионией, изображается более высокая стадия культурного развития, чем та, которую в это самое время переживала Арголида.

Во всяком случае несомненно, что микенская культура господствовала в Греции до VIII столетия. Так, дворцовый портик микенской эпохи послужил образцом для перистиля храма, а капители колонн „Сокровищницы Атрея" и Льви­ных ворот находятся в тесном родстве с древнейшими дори­ческими капителями; между тем каменные храмы начали строить только с VII или, самое раннее, с конца VIII столе­тия. В живописи на вазах за микенским стилем следовал, с одной стороны, стиль дипилона, с другой — протокоринфский стиль, и как тот, так и другой процветали в VII веке. Например, обломки ваз дипилонского стиля были найдены в развалинах Тиринфского дворца вперемешку с обломками микенских ваз. Львиная группа у микенских ворот по стилю и расположению частей чрезвычайно сходна с такими же скульптурными произведениями на фригийских могилах, относящихся приблизительно к VIII веку. Такое же порази­тельное сходство по форме и стилю обнаруживается между геммами микенского периода — так называемыми „остров­ными камнями", и древнейшими монетами, которые начали чеканить около 700 г. ВЬюеченные в скалах могилы нижнего микенского города и Навплии, сводчатая могила в Мениде (Ахарнах) близ Афин и другие могилы конца микенского периода сохранили нам предметы из плавикового шпата, об­наруживающие совершенно такую же технику, какая гос­подствовала в Египте при XXII и XXIII династиях, т.е. при­близительно от середины X до середины VIII столетия. С другой стороны, terminus ante quem (самая ранняя граница во времени) для микенского периода определяется тем обстоя­тельством, что микенских ваз не нашли ни в Олимпии, ни в греческих некрополях Сицилии и Италии.

Отсюда следует, далее, что носителями микенской куль­туры на запад от Эгейского моря были греки, потому что острова и побережье Малой Азии были заселены греками, как мы уже видели, не позже последних веков второго тыся­челетия, и эта колонизация исходила главным образом именно из Арголиды. Но из этого, конечно, нельзя заклю­чать, что повсюду, где вне греческого полуострова встреча­ются следы этой культуры, мы имеем дело с греками. Осо­бенно народы западной части Малой Азии в значительной степени усвоили микенскую культуру; об изделиях микен­ского стиля, найденных в Египте, мы уже говорили, и влия­ние микенской культуры простиралось до самой Сицилии. То, что выше было сказано о троянской культуре, примени­мо и к микенской.

Но микенские памятники немы; они знакомят нас толь­ко с внешней стороной древнегреческой цивилизации. Сущ­ность последней, т.е. экономический и политический строй эпохи и умственную жизнь народа, мы узнаем только из эпоса. И хотя он рисует нам быт малоазиатских греков — главным образом Ионии, — притом в IX и VIII столетиях, но при близком родстве гомеровской и микенской культур очень многое из того, что мы узнаем о первой, можно при­менить и ко второй.

В экономической жизни народа первое место все еще занимает скотоводство, как некогда у индогерманцев. Стада составляют главное богатство народа, мясо остается если не преобладающим, то любимым предметом пищи. Непри­ятельские нападения имеют целью прежде всего похищение скота, и для защиты своих стад гомеровский грек охотно рискует жизнью. Вол и овца служат единицами ценности. Так, в „Илиаде" медный треножник оценивается в двена­дцать быков, металлическое вооружение — в девять, рабы­ня, опытная в женских работах, — в четыре.

Но земледелие приобретает постепенно все большее и большее значение. Обычной пищей является уже хлеб, при­том главным образом ячменный, — „сила мужей", как назы­вает его Гомер. Обширные размеры принимает и плодовод­ство. Вино составляет обычный напиток и употребляется при всех жертвоприношениях, — значит, оно уже очень дав­но известно. Но есть указание на то, что некогда единствен­ным напитком греков был мед. Масло упоминается в „Илиа­де" сравнительно редко и преимущественно в поздних мес­тах, оливковое дерево — только однажды, в виде сравнения. Напротив, в „Одиссее" маслина упоминается часто, а олив­ковое масло составляет такой общеупотребительный про­дукт, что необходимо признать существование в VIII веке обширной культуры маслин, по крайней мере в азиатской Греции. Впрочем, пресс для выжимки оливок был найден уже в развалинах упомянутого выше доисторического посе­ления на Фере (Тире), а в развалинах Тиринфского дворца и в одной микенской могиле, высеченной в скале, оказались косточки маслин. Но у Гомера оливковое масло употребля­ется только как мазь и еще не идет в пищу. То, что плодовые деревья не упоминаются в „Илиаде", можно приписать слу­чайности; в „Одиссее" плодоводство практикуется уже в до­вольно широких размерах. В садах Алкиноя растут яблоки, груши, гранаты, смоква, а для престарелого отца Одиссея, Лаэрта, уход за его фруктовым садом составляет последнюю утеху одинокой старости.