Диверсанты Второй мировой

Немецкие саперы из кожи лезли, разыскивая что-нибудь подходящее и безопасное. Увы! Куда бы они ни сунулись, везде обнаруживались следы работы советских минеров: и в доме, где жил когда-то Г. И. Петровский, и в других «привлекательных» зданиях. Вот только мин не видно было. И это пугало: сообщишь, что особняк разминирован, Браун в него въедет, а там «русские иваны» какую-нибудь пакость и учинят!

Поначалу не обнаружили гитлеровцы никаких мин и в доме № 17 на улице Дзержинского. Но хотя они знали, что в этом доме до самого последнего дня обороны Харькова жили члены украинского правительства и Политбюро ЦК КП(б)У, хотя понимали, что в короткие сроки после выезда правительства и Политбюро установить и надежно замаскировать мощную мину практически было невозможно, осваивать особняк побаивались.

Повезло капитану Гейлену. Он разыскал предателя, который поведал, что в доме № 17 перед оставлением Харькова появлялись военные и что-то делали.

Гейден приказал подчиненным методично обследовать дом, разыскать возможную мину. В конце концов саперы добрались до подвала, до котельной и до груды угля в углу. И… разглядели еле приметный загадочный проводок!

Гейден был достаточно опытен и осторожен. Он понимал, что если в куче угля заложена мина, то взорваться она может и при ничтожном сотрясении пола, и при обрыве проводочка, и при малейшем его натяжении. Словом, одно неосторожное движение, и конец…

Для начала капитан приказал обследовать кучу угля миноискателем. Никакого результата. Тогда нашелся смельчак, предложивший выяснить, куда тянется проволочка. Гейден принял предложение. В помощь смельчаку он выделил еще двух солдат и того самого доносчика, который навел его на дом. Всех остальных солдат капитан из особняка удалил и выставил у ворот часовых. Фашистские саперы работали медленно. Видимо, их «смельчак» сообразил наконец, чем может кончиться начатая авантюра. Во всяком случае, в первый день гитлеровцы не докопались. Гейден, решив, что солдаты устали, приказал отложить работу до утра. С утра саперы снова полезли в котельную. И через три часа действительно добрались до мины! Ее извлекли к вечеру. Огромную, сложнейшую, с уймой различных дублирующих и подстраховывающих друг друга взрывателей и замыкателей!

Торжествующий капитан немедленно поехал на окраину города, в домишко фон Брауна. Начальник харьковского гарнизона, выслушал взволнованный рапорт сапера, с чувством поблагодарил за службу и распорядился готовиться к переезду.

На следующий день фашистский палач проследовал в бронированном «хорьхе» на улицу Дзержинского. Кроме него, в особняке разместились под надежной охраной и старшие штабные офицеры 68-й пехотной дивизии. Видимо, все они считали, что теперь получили жилище, полностью отвечающее их положению в рейхе и боевым заслугам.

Вечером 13 ноября капитан Гейден вновь прибыл с докладом к фон Брауну. На этот раз он доложил, что сработал электрохимический замыкатель «русской мины», за которой велось наблюдение.

Браун, конечно, знал, что в городе взрываются главным образом мины замедленного действия, его наверняка не удивило, что в подвале особняка находилась мина замедленного действия, и он снова похвалил Гейдена. Обитатели улицы Дзержинского рассказывали, что по вечерам генерал Георг фон Браун обязательно прогуливался по саду. Потом возвращался в особняк, и вскоре окна на втором этаже, где он спал, гасли. Так происходило и вечером 13 ноября. Только проснуться фашистскому палачу было не суждено…

— Нас сбила с толку мина в куче угля, — признался капитан Гейден. — Разве можно было предположить, что под ней находится еще одна, куда более опасная?

— А то, что эта вторая, куда более опасная мина управлялась по радио, вы могли представить?

— Нет, господин полковник. Даже немецкая армия таких мин не имела!

— Вы что же, по-прежнему убеждены, что немецко-фашистская армия была во всех отношениях оснащенной лучше советской? — усмехнулся я.

Гейден мигнул, сообразил, что выразился крайне неудачно, глухо выговорил:

— Извините, господин полковник. Привычка…

Я вспомнил о приказе № 98/41 от 8 ноября 1941 года по 516-му пехотному полку 68-й пехотной дивизии гитлеровцев и спросил, руководствуясь какой привычкой немецкое командование лгало и своим собственным солдатам, и населению Харькова.

— Неужели вы, капитан, и ваше начальство не знали, что легко снимаемые мины были не чем иным, как корпуса мин с балластом? Неужели не знали, что мины замедленного действия, как правило, остаются необнаруженными, а обнаруженные не могут быть обезврежены и подлежат уничтожению?

— Нет, конечно, мы очень скоро поняли, что находим не настоящие мины, а деревянные чурбаки и корпуса с сюрпризами, — нехотя признал капитан. — Но версия о небрежном минировании считалась… как бы лучше выразиться… наиболее удобной…

— В чем это удобство выразилось для вас? — сыронизировал я.

Гейден глянул исподлобья:

— Для меня, господин полковник? Понижением в звании, отправкой на передовую и — вот!

Он коснулся рукой поседевших раньше времени волос…

Среди харьковчан долгое время ходила легенда о таинственном уничтожении фон Брауна то ли подпольщиками, то ли партизанами. Легенды из ничего не рождаются: партизаны и подпольщики действовали в городе с первого до последнего дня оккупации, и действовали героически. Украинский штаб партизанского движения поддерживал с ними тесные контакты.

Но правда есть правда. И сама заслуживает того, чтобы стать легендой. Легендой о советских ученых и минерах, создавших первые в истории радиомины. Из показаний Гейдена и других пленных, из захваченных вражеских документов, из писем и дневников фашистских солдат и офицеров вырисовывалась достаточно ясная картина действия наших мин в Харькове и Харьковской области.

В городе и его окрестностях погибло много автомашин и несколько поездов, наскочивших на мины.

Из 315 МЗД, установленных подразделениями 5-й и 27-й железнодорожных бригад, противник обнаружил лишь 37, обезвредил 14, а 23 вынужден был подорвать, смирившись с неизбежным в таких случаях разрушением пути.

На третьем километре железной дороги Белгород — Волчанок мина замедленного действия взорвалась под эшелоном с войсками. Убитых и раненых вывозили автомобилями на станции Белгород, Микояновка и Казачья Лопань.

На станции Прохоровка двухсоткилограммовый заряд с МЗД взорвался под стоявшим поездом. Снова жертвы.

Вблизи станции Томаровка, на участке Готня — Белгород, очередная МЗД взорвалась под воинским поездом, проходившим по мосту двойной тягой. Мост рухнул, сорок два вагона и оба паровоза — за ним.

Участок железной дороги вышел из строя на очень длительный срок. Перечислить все мины, взорвавшиеся на железных дорогах и мостах, не хватит страниц…

Не смог враг использовать и шоссе Чугуев — Харьков, где были поставлены МЗД. Пришлось гитлеровцам строить параллельно шоссе грейдерную дорогу.

Надежды гитлеровцев сразу после захвата города использовать харьковские аэродромы, имевшие самые совершенные по тем временам взлетно-посадочные полосы из бетона, увяли, не успев расцвести. Взрывы МЗД на стоянках самолетов, мощных осколочных МЗД на летном поле и в ангарах не позволили оккупантам пользоваться харьковскими аэродромами вплоть до поздней весны сорок второго года.

Узнавая это, я с волнением и благодарностью вспоминал создателей замечательных радиомин — инженеров В. И. Бекаури и Миткевича, генерала Невского, военинженера Ястребова, воентехника Леонова, молодых харьковских лейтенантов, командиров железнодорожных бригад Кабанова, Павлова и Степанова, сержантов Лядова и Шедова, Лебедева и Сергеева, минеров Сахневича и Кузнецова — всех, кто готовил грозное минное оружие и смело, самоотверженно работал в Харькове тяжкой осенью сорок первого, превращая город в ловушку для заклятого врага. Их ратный труд не пропал даром.

А. Гаевский

Парашютисты советского флота: опыт создания и применения парашютно-десантных частей ВМФ СССР. 1941–1944 годы

В истории войск специального назначения есть множество, так сказать, «пока не написанных страниц». Такова специфика жанра! Спецоперации чаще всего разрабатываются в условиях соблюдения самых строгих норм секретности как одного из неотъемлемых элементов военного искусства вообще и «стратегии непрямых действий» в частности. Нередко сказывается также импровизационный характер этих самых действий, когда операции разрабатываются с целью решения неожиданных и неординарных задач. В таких случаях в архивы попадает (если вообще попадает) весьма ограниченное количество документов, связанных с разработкой и проведением специальных операций. Тем не менее следы остаются, что позволяет исследователю, вооружившемуся терпением и настойчивостью, находить весьма интересные материалы для заполнения неизвестных ранее страниц истории создания и применения войск специального назначения. Так было и с автором данного текста, когда он обнаружил в архиве свидетельства существования довольно любопытного явления в военной истории России — парашютистов советского флота.