Опричнина

Вторая часть приговора 1562 г. формально лишь подтверждала и развивала уложения Василия III и приговор 11 мая 1551 г., запрещавшие продажу княженецких земель иногородцам. Вотчины, купленные иногородцами без доклада царю за 15–20 лет в Твери, Торжке, Ярославле, Рязани, на Белоозере и в Романове, безденежно отписывались на государя [428].

В отличие от приговора 1551 г. в законе 1562 г. ни слова не говорилось о запрещении княжатам делать вклады в монастыри без царского доклада [429]. Именно этим следует объяснить то обстоятельство, что стародубские княжата в годы опричнины смогли сделать большие земельные вклады в Спасо-Ефимьев и Троицкий монастыри. В ряде случаев подобные вклады санкционировались царем.

В мае 1562 г. Иван IV выдал специальную жалованную грамоту Спасо-Каменному монастырю, подтверждающую его право владения селами и деревнями, которые старцы получили по данным и духовным грамотам князей Пенковых [430]. В начале 1566 г. власти Кириллова монастыря били челом Ивану IV о сельце Танище с деревнями Белозерского уезда. В 1560/61 г. князь Андрей Иванович Кривоборский эти земли дал «по душе» своего отца. Однако местные власти по государеву указу раздали их в поместья детям боярским. Царь отдал распоряжение после соответствующего досмотра «отказать» (передать) сельцо Танище в монастырь, а помещиков «выслать вон» [431]. Что за «указ» имела в виду царская грамота — остается неясным. Но так или иначе правительство не считалось со своим же запрещением 1551 г. княжатам давать земли «на помин души». Нам известен и еще один пример такого же рода. После смерти вдовы князя Семена Стародубского в силу закона 1562 г. было отписано в январе 1569 г. на государя сельцо Кувезино. Но так как выяснилось, что княгиня успела завещать это село в Симонов монастырь, царь в феврале того же года распорядился передать село симоновским старцам [432].

Внешнеполитическая обстановка 1562 г. ничего существенно нового не внесла в ход Ливонской войны. Длительные переговоры с прибывшими в марте 1562 г. в русскую столицу представителями Сигизмунда II Августа вызвали в Москве только раздражение. Создавалось впечатление, что литовская сторона заинтересована лишь в их затяжке, а не в успешном завершении. Стремление польского короля добиться признания своих прав на Ливонию наталкивалось на решительное противодействие Ивана IV [433]. Зато летние переговоры России с Данией увенчались заключением 7 августа союзного договора [434].

В марте 1562 г., когда кончался срок перемирия с Литвой, Иван IV отправил своих воевод И.В.Шереметева, И.М.Воронцова и татарских царевичей воевать «литовские места» у Орши, Дубровы, Копыси, Шклова и Мстиславля. Этот поход ничего, кроме «полона», не дал, но являлся разведкой сил противника. Такую же цель преследовал и набег на Витебск, совершенный в конце мая Курбским из Великих Лук [435].

В мае 1562 г. «на свое дело литовское» выступил сам царь Иван IV [436].24 мая он прибыл в Можайск, который сделался сборным пунктом русских войск для похода в Литву. Здесь царь за какую-то провинность посадил в тюрьму князя И.Ф. Гвоздева-Ростовского [437]. Позднее И. Ф. Гвоздев-Ростовский, ставший «гофмаршалом», по приказу Грозного был отравлен (Рогинский М. Г. Послание И. Таубе и Эл. Крузе как исторический источник // РИЖ. Пг., 1922. Кн. 8. С. 54).]. На этот раз царский поход окончился неудачей. Дело в том, что в начале июля получено было известие о появлении под городом Мценском крымского хана Девлет-Гирея. Крымские войска опустошили южные окраины Руси. Судя по информации, полученной в Москве, поход Девлет-Гирея был согласован с польским королем [438]. На этот раз царский поход окончился неудачей. Дело в том, что в начале июля получено было известие о появлении под городом Мценском крымского хана Девлет-Гирея. Крымские войска опустошили южные окраины Руси. Судя по информации, полученной в Москве, поход Девлет-Гирея был согласован с польским королем [439]. Однако, проведав о крупных соединениях русских войск, сосредоточенных в Можайске и Серпухове, хан, пришедший на Русь «в невеликой силе» (с ним было лишь 15 тысяч человек), повернул в степи.

Вскоре Московское государство постигли новые неудачи. В июле же пришла весть о том, что известный основатель Запорожской Сечи князь Дмитрий Вишневецкий (некоторое время находившийся на русской службе) «отъехал с Поля з Днепра в Литву к польскому королю» [440]. Почти одновременно с этими событиями литовские войска перешли в контрнаступление и произвели в августе 1562 г. нападение на русскую пограничную крепость Невель. Во время сражения был ранен русский военачальник Андрей Курбский [441]. Позже Грозный упрекал князя Андрея, что он с войском в 15 тысяч человек не мог победить четырехтысячного отряда литовцев [442]. В то же время «литовские люди вывоевали» псковские волости [443].

В сентябре 1562 г. после фактически не состоявшегося похода в Литву Иван IV вернулся в Москву [444]. Летописец сообщает, что через день по возвращении в столицу царь «положил свою опалу на князя Михаила да князя Олександра на Воротынских за их изменные дела» [445]. Князя Михаила отправили в тюрьму на Белоозеро, а Александра заключают «за сторожи» в Галиче [446]. Удел князей Воротынских (Новосиль, Одоев, Перемышль и доля в Воротынске) ликвидируется. С.Б. Веселовский считал, что эта опала была «вызвана не служебной провинностью князей». Однако ссылка автора на рассказ Курбского, что Михаила Воротынского обвиняли в колдовстве, не может быть принята во внимание, ибо она относится к событиям 1573, а не 1562 г. [447] Нет никаких данных и в пользу предположения Л.М. Сухотина, считавшего, что опала на Воротынских вызывалась «былой их близостью к Сильвестру и Адашеву», а сами репрессии на княжат произведены были «с согласия думы боярской» [448].

Летом 1562 г. оба Воротынских находились в полках в Серпухове под верховным (но по существу номинальным) главенством князя Владимира Старицкого. Их недостаточное служебное рвение, вероятно, и показалось подозрительным Ивану IV, особенно в связи с тем, что он «гневался» на Александра Воротынского еще со времени своей женитьбы на Марии Темрюковне. Одиозная фигура Владимира Старицкого также наводила царя на тяжелые для Воротынских размышления. Когда Девлет-Гирей в июле 1562 г. подошел к Мценску, то в Серпухов к М.И. Воротынскому с царским наказом прибыл Д.И. Хворостинин [449]. В наказе, вероятно, содержалось предписание нанести удар по крымским отрядам. И действительно, получив распоряжение царя, воеводы из Серпухова направились к Мценску. Однако крымский хан отошел от города и попытка Воротынских и других воевод «со многими людьми» догнать его не увенчалась успехом [450]. Это скорее всего и было непосредственной причиной опалы Воротынских. Впрочем, Воротынские как удельные княжата представляли большую опасность для царя (одних военных слуг у них насчитывалось несколько тысяч) [451].