Опричнина

Весьма своеобразную группу источников составляют записки иностранцев. Советские историки много сделали для их изучения [370]. В частности, ими изданы в русском переводе сочинения И. Таубе и Э. Крузе, А. Шлихтинга и Г. Штадена, содержащие наиболее ценные рассказы по истории опричнины [371].

Таубе и Крузе — два лифляндских авантюриста, попавшие в плен к Ивану IV во время Ливонской войны в 1560 г. В 1564 г. они были отпущены на свободу, вели от имени царя переговоры с магистром Ливонского ордена Кеттлером и принцем Магнусом, но в декабре 1571 г. изменили царю и бежали в Польшу. Вскоре после этого они написали послание, адресованное польскому гетману Яну Ходкевичу. В своем послании они прилагали все усилия, чтобы завоевать доверие гетмана и оправдаться в «перелетах»; средством для этого и было изображение «ужасных злодеяний» царя московского в опричные (1564–1571) годы. Картинное описание казней, составленное обычно по слухам и рассказам очевидцев, занимает центральное место в послании. Позднее (в 1582 г.) оно было с небольшими изменениями перепечатано в виде отдельной брошюры неким Гоффом [372].

Померанец Альберт Шлихтинг попал в плен в битве у крепости Озерище (осенью 1564 г.). Зная словенский язык, он сделался переводчиком у бельгийского врача Арнольда Лензея. Прожив на Руси около шести лет, он, проведав о грозящей его жизни опасности, осенью 1570 г. бежал в Польшу, где и составил свое «Сказание» (около февраля 1571 г.) [373]. Это произведение Шлихтинга широко использовал веронец Гваньини в 5-й главе своего сочинения «Описание Московии» [374], а рассказ Гваньини в переработанном виде лег в основу соответствующей части трактата Павла Одерборна.

Вестфалец Генрих Штаден тоже некоторое время служил при московском дворе. Однако он попал на Русь не военнопленным, а сам в 1564 г. из Риги перебрался в Дерпт, откуда его отправили в Москву. Здесь его пожаловали поместьями и приняли в опричнину. Вместе с царем Иваном он участвовал в Новгородском походе 1570 г. После отмены опричнины Штаден отправился на север и в 1576 г. покинул Россию. Для своего шурина пфальцграфа Георга Ганса в 1577–1578 гг. он и составил «Описание Московии» [375] и фантастический проект оккупации России.

Несмотря на явную враждебность к Русскому государству, недостоверность многих источников информации, иноземцы-авторы записок — сообщили ценные известия о боярских заговорах (Шлихтинг), о выступлении членов Земского собора 1566 г. (Таубе и Крузе), о приказном аппарате (Штаден) и о других фактах [376].

Кроме переведенных на русский язык сохранился ряд сочинений иностранцев о России XVI в., не изданных в переводе: это Ф. Руджиери (1568) [377], Джерио (1571) [378]. Гваньини (1581), Одерборн (1585) [379] и некоторые другие.

Интересные данные о Ливонской войне и боярской крамоле имеются у польских хронистов Мартина Вельского [380], Матвея Стрыйковского [381] и прибалтийских историков Рюссова (1578), Геннинга (1595) и Ниенштедта [382]. Отдельные сведения об опричнине сообщают иностранные авторы, писавшие специально о России в 60-90-е годы XVI в.: Р. Барберини (1564) [383], Рандольф (1568–1569) [384], Пернштейн [385], Кобенцель [386], Ульфельд [387], Даниил Принц [388] (последние четверо писали о посольстве 1575–1576 гг.), Горсей [389], Флетчер [390] (1591) и др. [391]

Таков краткий обзор источников по истории опричнины.

Глава II Предгрозовые годы

Опала Адашева и Сильвестра в 1560 г. не была только проявлением патологической мнительности царя Ивана в припадке отчаяния обвинившего своих старых друзей в гибели царицы Анастасии. Уже давно всесильные временщики ожидали надвигавшейся грозы. Ушедший во время болезни царицы на покой в Кириллов монастырь Сильвестр еще раньше, в 1553–1555 гг., вызвал недовольство Ивана IV своими простарицкими симпатиями, а его близость к нестяжателям и даже в какой-то мере к «еретикам» использовалась «прелукавыми» — осифлянами, чтобы разжечь к нему вражду царя. «Прекословие» Адашева по вопросу о целесообразности Ливонской войны дорого стоило России: получив в 1559 г. благодаря заключению перемирия передышку, ливонские рыцари втянули в конфликт польского короля Сигизмунда II Августа, приняв его протекторат над Ливонией. Безрезультатность широко задуманного похода Даниила Адашева на Крым в 1559 г. могла вызвать только раздражение у своенравного монарха.

Но даже не в личной неприязни царя к деятелям Избранной рады и не в их отдельных просчетах кроется основная причина расхождения Ивана IV со своим ближайшим окружением. Дело заключалось в самом существе правительственной политики и в тех силах, которые поддерживали Избранную раду и новых друзей Ивана Грозного из числа его свойственников (Романовы-Юрьевы).

В ходе реформы середины века дворянству удалось потеснить феодальную аристократию и добиться некоторого ограничения ее прав и привилегий, уходивших своими корнями во времена удельной раздробленности. Однако два важнейших требования рядовых феодалов не были удовлетворены: речь идет о земле и крестьянах.

Вельможная знать не склонна была поступиться своими огромными латифундиями в пользу малоземельной служилой мелкоты. Обладая значительными денежными средствами, княжата и бояре легко переманивали к себе крестьян от средних и мелких помещиков, а потому не стремились к скорейшей ликвидации крестьянского выхода.

Кичившаяся своей родовитостью княженецкая аристократия держала в своих руках наиболее доходные и почетные должности в государственном аппарате, суде и армии, а на долю приказного дьячества и служилого дворянства приходилась вся трудоемкая, сопряженная с каждодневными тревогами работа, которая не приносила обычно ни громкой славы, ни баснословных доходов. Потребность дальнейшего наступления на феодальную знать была очевидна и осознавалась такими дальновидными мыслителями, как И.С. Пересветов. Но это наступление могло проводиться только на основе завершения процесса объединения русских земель, ликвидации пережитков удельной раздробленности и утверждения абсолютной власти монарха.

Наиболее мощными форпостами удельной децентрализации в стране были Старицкое княжество и Великий Новгород. Ликвидация старицкого удела была поставлена в повестку дня еще во время малолетства Ивана Грозного, когда в 1537 г. «поимали», т. е. схватили, князя Андрея Ивановича и бросили его в темницу. Князь Андрей умер в заточении. Пришедшие вскоре к власти Шуйские в 1540 г. выпустили на свободу его сына Владимира, которому был возвращен старицкий удел. С князем Владимиром Андреевичем уже в середине XVI в. в определенных кругах княжат и бояр связывались надежды на изменение правительственной политики.