Белый Бурхан

Судебные инстанции, обвиняя бурханистов в сепаратизме, тем не менее ни разу - даже намеком - не соотнесли "белую веру" со "Страной восходящего солнца". Они почему-то "не сочли нужным" привести столь важный для них "аргумент". Очевидно, это произошло по той простой причине, что у разбиравших это дело его не было, иначе таким "доказательством" не преминули бы воспользоваться, усугубив и без того довольно тяжелое обвинение (не забудем, что шла русско-японская война). Имя "Япон-хан" не встречается и в первых донесениях бийского исправника Тукмачева в губернский центр и в Омск (генерал-губернатору). Наконец, в докладе томского губернатора Старынкевича, направленном в Министерство внутренних дел, тоже нет никаких упоминаний о Японии. Вместе с тем, на процессе бурханистов о "Япон-хане", как якобы ожидаемом ими "спасителе", говорили не раз; но кто и как? В этом плане все показания разбиваются на три группы. Обвиняемые и свидетели-алтайцы полностью отрицали упоминание этого персонажа во время молений; Чет Челпанов - "проповедник" и главный обвиняемый - заявил, что о Японии он вообще узнал только в тюрьме. Крестьяне-старожилы показали следующее: русские боялись не "калмыков" (собравшихся на моление в урочище Теренг), а японцев: "носились слухи, что скоро придут японцы"; "русские боялись слухов, носившихся среди них (разрядка моя - Л. Ш.) о приходе "Кулака", "Япона" (показания крестьянина из с. Черный Ануй Князева Е. А. во время процесса). В последнем случае мною сохранена протокольная пунктуация; фраза недвусмысленно утверждает, что русские опасались и "Кулака", и "Япона". Думается, что речь в данном случае идет все-таки о "кулаке Япона": это соответствует нормам русской "простонародной" речи, да и термин "кулак" (в социальном смысле) в Горном Алтае (к тому же в начале века) практически не употреблялся. В третью группу входят показания представителей администрации, которые якобы слышали об ожидании алтайцами "Япон-хана" от "калмыков", говоривших по-русски, или от миссионеров, переводивших ответы алтайцев на русский язык (!). Знаменательно, что показания самих миссионеров из дела изъяты. Это наводит на размышления; к тому же, разные показания этой группы нередко противоречат друг другу.

Версия о "японском вмешательстве", об "ожидании алтайцами "Япон-хана" впервые появляется еще задолго до процесса на страницах миссионерских отчетов и донесений, а к 1905 г. приобретает последовательное и весьма настойчивое звучание в этих же документах. Вот что писал в епархию черноануйский миссионер о. Тимофей в марте 1905 г., алтайцы-де поют такое: "Ойрот, которого не было, ниоткуда явился, японское царство явилось, Япон-хан явился". Скажем больше:

описание "прихода трех бурханов", их "явление" и "откровение" Чету Челпанову и его приемной дочери Чугул первый раз появятся опять-таки в миссионерских донесениях (спустя долгое время после побоища в Теренг и, добавлю, только в них - и нигде более!). Позднее это же описание автоматически перейдет в научные статьи, монографии и приживется там, сделавшись, таким образом, "общеизвестным фактом", аксиомой Но и это еще не конец все донесения полиции, где имя "Япон-хан" сочетается с "новой алтайской верой", проходят со ссылкой на сведения, полученные от членов Алтайской духовной миссии

Итак, есть все основания считать, что тезис об отсутствии местных корней бурханизма, о его искусственном характере и привнесении из-за границы был почему-то выгоден миссии и пущен в обиход именно ею Объяснение этому следует искать в сложившейся к началу 1900-х годов ситуации. Созданная в 1828 г. Алтайская духовная миссия уже в 1830 г приступила к практическим делам Политика, проводимая ею в Горном Алтае, являлась, в сущности, продолжением государственных колониальных устремлений российского царизма. Ставя своей целью полную христианизацию "язычников", заботясь о "спасении их душ", пастыри духовные, вольно или невольно, должны были ускорить русификацию коренного населения осваиваемых земель Для этого, в частности, создавались оседлые поселки из "новокрещеных" и русских переселенцев. К 1910 г было уже 380 таких селений (среди них Черга, Усть-Сема, Анос и др.) с населением в 52 тысячи "душ" обоего пола Иногда для внедрения христианства "изнутри" миссия переселяла "новообращенных" в глубинные районы, так случилось с телеутами Кузнецкого уезда, переселенными в Горный Алтай. Считалось (и не без оснований), что близкие по языку и культуре местному населению и в то же время овладевшие элементами русской культуры новоявленные христиане будут проводниками идеологической экспансии православной церкви. Из числа алтайцев стали готовить духовенство, были построены мужской и женский монастыри (в Чулышмане, в Улале) Как бы то ни было, такая деятельность "проповедников слова божия" оказала значительное влияние на подготовку первых кадров алтайской интеллигенции (М. Чевалков, К. Танашев, Г. Гуркин, Н. Никифоров и др. так или иначе были связаны с миссией).

С возникновением миссионерских станов и селений, с появлением монастырей, кроме всего прочего, довольно остро встал вопрос о земле, на которой жили как окрещенные, так и не сменившие веры алтайцы На практике это выглядело так при основании нового селения священник вбивал в землю деревянный крест, и земля на пять верст вокруг него поступала в пользование только христиан До тех пор, пока заселение Горного Алтая русскими сдерживалось правительственными указами, земельной проблемы, как таковой, не возникало Но в 1877 г русским было разрешено селиться и во внутреннем Алтае, и, хотя их поселки располагались главным образом в предгорьях, определенная инфильтрация переселенцев началась и здесь.

Чтобы понять особое положение Алтайской духовной миссии, стоит обратиться к так называемому "Уставу об управлении инородцами" (1822 г.) "Алтайские калмыки" были отнесены этим законодательным актом ко "второму разряду", т. е. значились "кочующими инородцами". "Они, - сказано в Уставе, - составляют сословие, равное с крестьянским, но отличное в управлении. За ними утверждаются земли, ныне ими обитаемые. Управляются своими родоначальниками по степным обычаям. Дозволяется полная свобода вероисповедания" Из приведенного отрывка следует, что прямое вмешательство как властей, так и духовенства во внутренние дела местного населения поначалу было ограничено законом Действие реформированного в 1877 г законодательства несколько ослабило положения "Устава", но основные из них по прежнему оставались в силе Разумеется, это мешало церкви В то время как деятельность местных органов управления фактически не касалась внутренней жизни общества алтайцев. Алтайская духовная миссия, через свою специфическую деятельность, претендовала на право (хотя бы в будущем), владея умами своей христианизированной паствы, влиять на все дела коренного населения. Отсюда некое "соперничество" царской администрации и церковников, отсюда своеобразный "экстремизм" последних. В случае конфликта из-за земли между русскими переселенцами (даже раскольниками) и алтайцами крестьянские начальники нередко пытались оградить остатки прав последних, апеллируя к пунктам "Устава"; наоборот, церковь всегда выступала в интересах "христиан", высказывая явное недовольство делами властей и противодействуя им. Типичны, например, заявления такого рода: успеху миссии на Алтае "мешает лжебратия". С точки зрения миссионеров так оно и было: в 1897 г. на Алтае была проведена серьезная статистическая работа, в том числе перепись населения, в результате которой выяснилось, что "свободных земель" в горах, по сути дела, нет. Такая постановка вопроса в известной мере сдерживала "официальную колонизацию"; к тому же, суровый климат и скудные почвы Центрального Алтая, не располагавшие к занятию земледелием, особенно и не привлекали русских крестьян.