Иван Болотников (Часть 2)

Вскоре ко рву привели полтысячи рабов; они тащили на руках огромные дощатые щиты. Казаки выстрелили со стен из тяжелых крепостных пищалей; невольники, оставляя на земле убитых и раненых, отпрянули вспять; многие из них побросали щиты.

Янычары встретили невольников копьями, а спахи принялись избивать рабов плетьми.

- На ров, собаки! - бешено закричал бек Араслан и срубил ятаганом одному из невольников голову.

Рабы растерянно заметались: погибель ожидала с обеих сторон. Бросятся на ров - попадут под пули казаков, повернут назад - угодят под копья и ятаганы янычар. Турки жестоки, они не пощадят ни единого раба; остается одно - идти ко рву и мостить его щитами, тогда кое-кто может уцелеть.

И невольники повернули на ров. Под градом казачьих пуль они бросились в воду и начали передвигать щиты. Они гибли десятками и сотнями, но все же несколько мостов им удалось перекинуть через ров; и тотчас к крепости хлынула лавина татар с длинными штурмовыми лестницами.

- Бей поганых! - изменившимся, охрипшим голосом прокричал своей станице Иван Болотников.

Со стен посыпались на ордынцев бревна и каменные глыбы, колоды и бочки, доски и тележные колеса; полилась кипящая вода и горячая смола.

Татары с воплями валились с лестниц, подминая своими телами других ордынцев. Трупы усеяли подножие крепости, но лавина озверевших, жаждущих добычи степняков, сменяя убитых, все лезла и лезла на стены крепости и этой неистово орущей массе кочевников, казалось, не было конца и края.

Но и ярость донцов была великой. Сокрушая врагов, они кричали:

- Вот вам наши головы!

- А вот ясырь!

- А то вам девки и женки!

Болотников валил на татар тяжелые бревна и колоды, сбивая и давя ордынцев десятками.

- Не видать вам Раздор, ублюдки ханские! Получай, поганые! - то и дело восклицал он, поднимая на руки очередную кряжину.

Рядом орудовал Васюта Шестак, который опускал на головы татар длинную слегу с обитым жестью концом. Трещали черепа, лилась кровь, а Васюта покрикивал:

- Это от вольного Дона!.. А это от меня - казака Васьки!

Устим Секира поливал ордынцев кипящей смолой; обжег руки - кожа пошла волдырями, но боли не замечал, подзадоривал:

- Давай, давай, лезь ко мне, орда бритая! Я тя горячим зельем сподоблю, кипяточком погрею!..

Мирон Нагиба и Нечайка, оба богатырские, саженистые в плечах, кидали на степняков многопудовые каменные глыбы. Багровые от натуги, сверкая белками, орали:

- Принимай гостинчик, мать вашу так!

- Принимай, нехристь чумазая!

Юрко, Деня и Емоха метко разили татар из пистолей. Не остался без дела и старый казак Гаруня. Глаза его были еще зорки, руки - крепки. Он валил татар из тяжелой фузеи30 и после каждого удачного выстрела крякал и браво подкручивал седой ус.

А внутри крепости кипела работа. Оружейники по-прежнему ковали в кузнях мечи, сабли и копья, плели кольчуги, обивали железом палицы и дубины; казаки, свободные от боя, подтаскивали к помосту все новые и новые колоды и бревна, кряжи, слеги и лесины, бочки и кадки, набитые землей. Все это затаскивалось на дощатый настил и обрушивалось на головы татар.

Когда ордынцы штурмовали стены, бек Араслан торопливо перетаскивал пушки за ров.

- Скорее! Скорее! - кричал он на янычар.

Невольники устанавливали тын, который должен был защитить турецких пушкарей от казачьих пуль и ядер. Это были крепкие, сбитые в несколько рядов сборные деревянные щиты, доставленные на галерах из Царьграда. Снаружи щиты были обиты медью.

Одна из пушек свалилась с моста в ров. Араслан-бек рассвирепел. Он тотчас приказал привести к себе виновных и самолично отсек им головы.

- Так будет с каждым, кто посмеет уронить кулеврин султана! пригрозил Араслан-бек.

Более трех часов продолжался штурм Раздор, но ни один татарин так и не смог оказаться на стенах крепости.

Ордынцы подтащили к воротам и тыну тараны. Четыре камнеметные машины татары поставили против Степных ворот.

И вот первые каменные глыбы тяжело и глухо ударились о крепость; от бревен посыпалась щепа. Одна из глыб упала на помост, тот проломился и вместе с бочками, бревнами и казаками рухнул вниз. Шестеро донцов были убиты.

Болотников кинулся к пушкарям.

- Цельте в тараны, братцы! Живо!

Но те уже и сами догадались, наводя жерла орудий на осадные машины.

Начальником наряда был у пушкарей степенный пожилой казак Тереха Рязанец. Десять лет он был затинщиком, палил из пушек по татарам с рязанских стен, а затем бежал в Дикое Поле.

- Пушкарский голова замордовал. Чуть что - и в зубы. Не утерпел сдачи дал, да не рассчитал малость: насмерть пришиб. Принимайте в казаки, донцы.

И донцы приняли: пушкари завсегда нужны, тем более для раздорцев. В крепости шестнадцать пушек, но некоторые из них пришли в негодность, требовалась крепкая и умелая рука. Прежний же начальник наряда, старый пушкарь Никита Кулик, ходивший с государем Иваном Грозным под стены татарской Казани, ослаб глазами и приноровился к горилке; день и ночь не вылезал из кабака и, жалуясь, бубнил в седую опаленную бороду:

- Меркнет свет в глазах, братцы. Худо зрю наряд свой. Осиротели мои пушки.

С приходом в Раздоры Терехи Рязанца атаманы вздохнули:

- Заступай в пушкарские головы, Тереха. Но чтоб пушки золотом горели, дробом31 и ядрами палили! А коли худо будешь службу нести - в Дону утопим.

Но Рязанца не пришлось топить, взялся он за дело усердно: вычистил от пороховой гари и ржавчины стволы, привел в порядок лафеты, поставил пушки на катки - и наряд вновь приобрел грозный вид.

Пушки были разные - малого, среднего и дальнего боя; среди них выделялись две "трои", один "единорог" и "соловей", добытые казаками на Волге. Это были мощные, тяжелые пушки, стрелявшие ядрами и дробом.

- Пуще глаза храните. То славный наряд. В Москве на Пушечном дворе знатными мастерами отлиты, - с любовью поглаживая пушки, говорил приставленным к наряду казакам Тереха Рязанец.

В часы осады он бегал от пушки к пушке и покрикивал:

- Без надобности не палить! Пороху мало. Ждите, когда поганые наряд свой подтащат. По нему и бейте.

Когда же татары подтащили к Степным воротам тараны, Рязанец находился совсем в другом конце крепости, но пушкари и без него решили ударить по осадным машинам.

- Живее же, черти! - поторопил их Болотников, видя, как каменные глыбы наносят ощутимый урон казакам.

Пушкари вложили в стволы ядра, насыпали в запалы пороху, поднесли к зелейникам горящие фитили. "Троя" и "единорог", изрыгнув дым и пламя, оглушительно ухнули; но ядра пролетели мимо и плюхнулись в ров.

Болотников сокрушенно махнул рукой.

- Да что же вы, черти зелейные!

Но тут к наряду подоспел сам Тереха Рязанец. Растолкав орудийную прислугу, навел пушки и закричал:

- Пали!

Оба тяжелых ядра упали в самую гущу татар, обслуживающих камнеметные машины; послышались вопли и стоны, обрывки жильных ремней взвились вместе с землей в воздух.

- Так палить! - сердито приказал пушкарям Рязанец.

К нему подбежал Болотников, крепко поцеловал.

- Молодец, друже!

Тереха же метнулся к другим пушкам: ему надо было всюду поспеть, чтоб не было суеты и замешки среди наряда.

Невольники под непрекращающимся огнем казаков наконец закрепили за рвом тыны и отступили за укрытие. Было их полтысячи, теперь же оставалось не более сотни. Но и за тыном рабам тотчас нашлась работа. Араслан-бек приказал рыть ниши для кулевринов. И вновь загуляли по спинам невольников хлесткие плети.

- Вгрызайтесь в землю, шакалы! Да побыстрее! Тот, кто хоть на миг опустит кирку, будет обезглавлен! - кричал Араслан-бек.

Невольники кирки не опустили. Вскоре ниши были готовы, по крепости ударили турецкие пушки. Тяжел был этот удар: стены и ворота зашатались, одна из небольших деревянных башен была снесена; свалившись внутрь крепости, она придавила собой более десятка казаков.