Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди

В пять часов вечера женщина с пустым одеялом в руках, имитирующим ребенка, заняла позицию возле входа в сад ЦДСА на площади Коммуны. Остальные участники эксперимента разместились неподалеку, в редакционной "Волге", и вооружились карандашами. Спустя пару минут в поле их зрения попала первая свободная "таксюшка". Однако вместо того чтобы тормознуть рядом с женщиной, автомобиль лихо промчался мимо и скрылся на Селезневской улице. Карандаши вывели первые результаты: "Такси с номером 45–66 ММЛ — не остановилось". Спустя несколько минут то же самое повторили и водители двух других такси. Причем один из них рискованно пронесся буквально перед носом, женщины, словно бы говоря: не суйся — задавлю.

Только четвертая по счету машина остановилась. Однако лучше от этого женщине не стало. Вместо положенного "Здравствуйте", шофер сказал запрещенное: "Куда надо?" Женщина назвала адрес одного из спальных районов. Шофер присвистнул… и укатил прочь. За последующие пятнадцать минут мимо промчалось еще шесть автомобилей такси. Четыре из них остановились, но, узнав адрес, предпочли ретироваться. В итоге, изрядно продрогнув на морозном ветру, женщина ушла греться в редакционную "Волгу". Эксперимент прекратился. Был составлен соответствующий документ, йод которым поставили подписи все присутствующие. Стоит отметить, что одним днем дело не закончится: эксперимент продлится целый месяц и выявит массу недостатков в работе столичного такси. В газете появится об этом большая публикация, с которой ознакомятся чуть ли не все московские таксисты. Почитают, почешут затылки и… возьмутся за старое.

В тот же день, 7 декабря, в Москву из Парижа вернулась футбольная команда столичного "Спартака", проводившего во Франции серию товарищеских матчей (улетели 26 ноября). Это возвращение сопровождалось грандиозным скандалом. Дело в том, что некоторые спартаковцы решили совместить служебную командировку с нелегальным бизнесом и накупили в Париже мохера, чтобы на родине выгодно его продать. По тем временам — распространенная практика среди тех, кто имел возможность выезжать за границу. Однако если раньше этот трюк удавался, то теперь все вышло иначе. В Париже футболисты жили в гостинице вместе с музыкантами ансамбля под управлением Игоря Моисеева, и, видимо, кто-то из музыкантов то ли из зависти, то ли из-за патриотического рвения "стуканул" на футболистов куда следует. В итоге на шереметьевской таможне спортсменам устроили "осмотр багажа с особым пристрастием". Первым вскрыли чемодан 23-летнего хавбека Василия Калинова, а там мохеровые мотки были так плотно набиты, что они даже попадали на пол. Та же картина обнаружилась и в чемоданах других футболистов. В итоге скандал вышел грандиозный: в Спорткомитете решили не спускать это дело на тормозах и устроить разбирательство по "первому разряду". Созвали партийное собрание, на котором провинившихся футболистов заставили дать объяснение своему вопиющему поступку. Все начали каяться, юлить (мол, везли мохер женам, сестрам и т. д.), и только Калинов, простая душа, не стал лукавить и выложил как на духу: "Скоро же отпуск, деньги нужны будут, вот и хотел подзаработать…" В итоге его сделали невыездным, а через год он и вовсе вынужден был покинуть команду.

Замечу, что про этот скандал широкая публика ничего не знала, поскольку пресса о нем молчала. Зато другой инцидент, произошедший в те же дни, изрядно муссировался в печати. Речь идет о "наезде" на белорусский ВИА "Песняры". 9 декабря в "Комсомольской правде" появилась заметка Е. Гортинского под названием "Скандал перед микрофоном". Начиналась она выдержками из нескольких писем, пришедших в редакцию из Волгограда, где незадолго до этого гастролировали "Песняры". Приведу несколько отрывков из этих посланий. Например, некий студент Никольский сообщал:

"У нас в городе гастролировал вокально-инструментальный ансамбль из Белоруссии "Песняры". Мне посчастливилось достать билет на один из его концертов. Я остался очень доволен. Но, увы, вскоре хорошее настроение пошло насмарку".

А вот что писали рабочие химического завода:

"Видимо, молниеносный успех, который "Песняры" завоевали у публики, вскружил молодым артистам головы. Но, честное слово, не грех певцам подумать и о том, что успех этот они могут так же молниеносно и потерять…"

Но самое серьезное по Тем временам обвинение выдвинули "Песнярам" рабочие другого завода — "Буровое оборудование". Они писали: "Могло показаться, что это не эстрадный ансамбль, а группа дельцов…"

Далее в заметке шло описание инцидента, который, собственно, и послужил поводом к валу возмущенных писем. Произошел он в городе Волжске и заключался в следующем. Работники местного телевидения договорились с художественным руководителем "Песняров" Владимиром Мулявиным о видеозаписи концерта. Однако в последний момент Мулявин якобы заявил, что "Песняры" бесплатно записываться не намерены. Более того, артисты прервали концерт, один из них на глазах у сотен зрителей оборвал микрофонный кабель, а второй ударил по микрофону, выведя его из строя.

Уже много лет спустя (в феврале 97-го),"в интервью газете "Московский комсомолец" В. Мулявин, коснувшись этого инцидента, назвал его "расправой с популярным коллективом". Мол, все описанное в газете было неправдой. Цитирую:

"Мы выступали в Волгограде, а этот скандально известный концерт давали в Волжске. По традиции телевидение имело право снимать только последний концерт, мы же должны были работать еще два дня. Выходим в Волжске на сцену, а там установлена аппаратура для съемок. Мы говорим залу: "Сейчас уберут микрофоны телевизионщиков, и мы начнем концерт". Ждем, ничего не меняется. Публика в тот вечер была очень, так скажем, специфическая. Волжскую-то плотину зэки строили, ну и осели в окрестностях. Они, сами понимаете, долго ждать не будут. Атмосфера в зале стала накаляться, тогда наши рабочие вышли на сцену, аккуратнейшим образом разъединили штекеры и унесли микрофоны за кулисы. Концерт чуть задержался, правда, но отработали мы его как надо.

А потом эта статья в "Комсомолке"… На разборку из Минска примчался замдиректора филармонии, присутствовал председатель Волгоградского обкома партии, нам даже объясниться не дали. Такая была демонстрация, партийцы возмущались, хватались за сердце, чуть ли не в обморок падали. А нам как раз накануне скандала пришло приглашение поехать в Канны на фестиваль (имеется в виду ярмарка грамзаписи МИДЕМ, проводившаяся в январе. — Ф. Р.). Ну и плакали Канны — стали мы на несколько лет невыездными…"

Напомню, что эти слова Владимира Мулявина датированы февралем 97-го. А тогда, в 71-м, все завершилось совершенно иначе — покаянным письмом того же Мулявина в "Комсомольскую правду" (номер от 29 декабря). Письмо было коротким:

"Уважаемая редакция!

9 декабря 1971 года в вашей газете под заголовком "Скандал перед микрофоном" была опубликована статья по поводу возмутительного поступка, совершенного мною в городе Волжском во время концерта вокально-инструментального ансамбля "Песняры", руководителем которого я являюсь. Мы все глубоко сознаем тяжесть своей вины и понимаем, что нами было нанесено оскорбление зрителям и моральный ущерб ансамблю "Песняры" и всему коллективу Белорусской государственной филармонии.

Просим верить: коллективом и лично мною сделаны все необходимые выводы из случившегося. Подобное никогда не повторится!

Просим через Вашу газету передать всем зрителям, присутствовавшим на концерте в г. Волжском, наши искренние извинения.

С уважением В. Мулявин".

Тем временем в Театре на Таганке в очередной раз приступили к реанимации спектакля "Живой" по Б. Можаеву. Еще в 1968 году он был готов к выходу, однако министр культуры Екатерина Фурцева наложила на него свое вето, мотивируя это тем, что спектакль "идеологически вредный". С тех пор на Таганке стало своеобразным ритуалом раз или два в год вспоминать про "Живого" и пытаться протащить его сквозь цензурные рогатки. Еще в начале декабря на доске объявлений в театре появилась запись: "По желанию участников спектакля начинается репетиция "Живого" 5 декабря в верхнем буфете". В течение последующих дней почти каждый день шли репетиции. В пятницу, 10 декабря, Золотухин записал в своем дневнике: