Тайны географических открытий (СИ)

 “Ниньей” командовал 35-летний брат Мартина Алонсо капитан Висенте Яньес Пинсон — преданный Коломбо мореплаватель высокого класса.

В дальнейшем он участвовал в открытии Бразилии и устья Амазонки. Его шкипером был Хуан Ниньо, брат Пералонсо, образованный мореплаватель, преданный делу экспедиции, а кормчим — Санчо Руис де Гама. Боцман “Ниньи” — Хуан Квинтеро — участвовал во всех четырех экспедициях Коломбо.

 3 августа 1492 года в пятницу, незадолго до рассвета, “Санта Мария”, “Пинта” и “Нинья” вышли из Палоса и стали медленно спускаться к Атлантическому океану по Рио-Тинто. Первое путешествие началось.

 О том как проходило это грандиозное путешествие мы не будем рассказывать. По этим событиям написаны книги и сняты фильмы. Однако, почитаем письмо самого Колумба некоему сеньору Сайтахелю. Таким образом, из первоисточника, надеемся, удастся почерпнуть интересные сведения первого открытия Америки и заодно выявить штрихи портрета Колумба.

 “Сеньор, зная, что вас обрадует весть о великой победе, дарованной мне Господом нашим на пути моих странствий, пишу вам это письмо, из него вам станет известно, что за тридцать три дня я прошел от Канарских островов к Индиям с флотилией, предоставленной мне государями, светлейшим королем и королевой, и там я открыл много островов и людей на них без счету. И все эти острова я принял во владение с публичным провозглашением и под развернутым королевским флагом, и при этом не было мне оказано сопротивления.

 Первому из них я дал имя Сан-Сальвадор в память всевышнего, чудесным образом все это даровавшего; индейцы же называют этот остров Гуанхани.

 Второй остров я назвал Санта-Мария де Консепсьон, третий — Фернандина, четвертый — Изабелла, пятый — Хуана, и так я каждому из них присвоил новое имя.

 Когда я достиг острова Хуаны, я последовал вдоль его берега на запад, и он оказался столь обширным, что я подумал, не есть ли это материковая земля, не провинция ли это Катая.

Но не обнаружил на побережье городов и местечек, кроме небольших поселений, с жителями которых я не мог сговориться, ибо все они сразу же обращались в бегство, я двинулся тем же путем, заботясь о том, чтобы не пропустить большие города и селения.

 И пройдя много лиг и не замечая никаких перемен, а между тем берег отводил меня к северу, что противоречило моему намерению, поскольку зима уже началась, я же собирался продвигаться на юг, тем более, что ветер увлекал меня вперед, я решил не дожидаться перемены погоды и возвратился назад в одну из уже известных мне гаваней, откуда я послал двух человек на землю, чтобы дознаться, есть ли там король и большие города.

 Они совершили трехдневный переход и нашли множество мелких поселений и людей без счета, но ничего достойного внимания не встретили и поэтому вернулись.

 Я достаточно наслышался от других, ранее захваченных мною индейцев, что земля эта не что иное, как остров. Поэтому я проследовал вдоль его берега на 107 лиг к востоку до места, где был острову предел. С этого пункта я увидел на востоке другой остров на расстоянии 18 лиг от Хуаны, и тому острову я тотчас же дал имя Эспаньола. Я направился к нему, следуя северным его берегом (так же, как я шел у Хуаны) к востоку, и прошел 188 больших лиг по прямой линии.

 Острова эти, как и все другие, отличаются чрезвычайным изобилием, а Эспаньола в особенности. На ее берегу есть много гаваней, равных которым я не знал в христианских странах, множество больших хороших рек, прямо чудо какое-то.

 Земли здесь высокие, и на них множество высочайших гор. Даже остров Тенериф не может сравниться с Эспаньолой.

 Все эти горы необыкновенно красивы, формы их бесконечно разнообразны, все они проходимы, все заросли деревьями бесчисленных пород и такой высоты, что кажется, будто они достают неба. Мне уже говорили, что они никогда не теряют листву, и я сам мог в этом удостовериться, ибо я видел их такими же зелеными и прекрасными, какими они были в мае в Испании.

Некоторые были в цвету, другие с плодами, прочие в ином состоянии, сообразно их природе. И когда я там проходил в ноябре месяце, пел соловей и другие птицы разнообразнейших видов.

Есть там пальмы шести или восьми видов, и любо глядеть на них: столь многообразна их красота, как, впрочем, и иных деревьев, плодов и трав. На острове есть сосновые чащи на диво, и там имеются обширнейшие поля, годные для посевов, а также мед и множество разных птиц и всевозможные плоды, и в земле немало металлов и людей там без счета.

 Эспаньола — чудо: тут цепи горные и кручи, и долины, и земли тучные, пригодные для обработки и засева, для разведения скота любого рода, для городских и сельских построек.

 Морские гавани здесь такие, что, не видя их, нельзя поверить, что подобные могут существовать, равным образом как и реки — многочисленные и широкие, с вкусной водой, причем большая часть рек несет золото.

 Деревья, плоды и травы отличаются от тех, что имеются на острове Хуане. На этом острове много пряностей, а также залежи золота и других металлов.

 Жители этого и всех других островов, которые я открыл или о которых получил сведения, все, как мужчины, так и женщины, ходят нагишом, в чем мать родила; впрочем, некоторые женщины прикрывают одно место листом или сеткой из хлопчатника, которую для этой цели они делают. У них нет ни железа, ни стали, ни железного оружия, да и не привыкли они пользоваться им и не потому, что они недостаточно умелы или не обладали бы красивым телом (fermosa estatuea), а потому, что они на удивление робки.

 Нет у них иного оружия, кроме сделанного из тростинок, которые срезают в пору созревания семян; к концам тростинок прикрепляют заостренные колышки. Но и этим оружием они не отваживаются пользоваться.

 Не раз мне случалось направлять на берег двух или трех человек в какое-нибудь селение, чтобы завязать переговоры с жителями, и последние выходили навстречу неисчислимыми толпами, но как только они замечали, что мои люди приближаются, они обращались в бегство так, что даже отцы не дожидались детей своих.

А происходило это не потому, что кому-либо причинялось зло; напротив, везде, где я бывал и мог вступить в переговоры, я давал жителям все, что у меня было с собою, как-то: платье и другие вещи, ничего не получая взамен. Но по природе своей они таковы, что нет средств побороть их боязливость.

 Правда, после того как они успокоились и страх исчезал, они становились доверчивыми и с такой щедростью отдавали все им принадлежащее, ‘что, кто этого не видел сам, вряд ли тому поверит.

 Если у них попросить какую-нибудь вещь, они никогда не откажутся ее отдать. Напротив, они сами предлагают ее и притом с таким радушием, что кажется, будто они дарят свои сердца. И будь то ценная или ничтожная вещь, они остаются довольными любой мелочью и любым способом, которым ее дали.

 Я запретил давать им такие бесполезные вещи, как осколки битой посуды, или металлические наконечники от агухет*, хотя им и удалось получать эти вещи, они казались им наилучшими драгоценностями.

 Так, однажды одному матросу удалось получить за агухету золота на два с половиной кастельяно**, а другие за предметы, еще менее ценные, получали взамен куда больше.

 За новую разменную монетку отдавали они

 * Агухета — пояс-ремешок с бронзовыми или медными наконечниками.

” Кастельяно — золотая монета весом 4,6 г. все, что имели, будь то золото весом два-три кастельяно или одна-две арробы* хлопковой пряжи. Даже за обломки лопнувших обручей от винных бочек, они, как дикари (como bestias), отдавали, что у них было.

 Так как я считал это неправильным, я запретил подобный обмен. Я дал им тысячи хороших и красивых вещей, которые у меня были, желая добиться их расположения и более того, чтобы обратить их в христианство и склонить их к любви и служению их высочествам и всей кастильской нации, дабы они оказывали нам помощь и давали нам все, что сами имеют в изобилии и в чем мы испытываем нужду: ибо они не ведали ни ереси, ни идолопоклонства, а верили, что имеются на небесах силы и благо, и твердо стояли на том, что и я и мои корабли явились с неба; и они укреплялись в этом убеждении, как только исчезал у них страх перед нами.