Волоколамск (СИ)
Волоколамск (СИ) читать книгу онлайн
Очерк из цикла "Великие церкви малых городов".
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Отступление Сигизмунда III от Волоколамска стало не менее важным и радостным для России событием, чем за несколько месяцев до того отступление Ходкевича от Москвы под ударами Минина и Пожарского. Два раза столица была спасена! Причём, во второй раз враг был "развёрнут" ещё в 130 километрах от неё.
Этот ратный подвиг даже спустя почти 2 века был отражён на гербе Волоколамска 1781 года: "В верхней части щита -- герб Московский. В нижней -- древние зелёные шанцы в серебряном поле: в знак того, что сей город дал храбрый отпор осаждавшему оный Польскому Королю Сигизмунду" (из Геральдического описания). "Шанцы" имеют на гербе форму треугольника о трёх бастионах... хотя в реальности волоколамская земляная крепость была похожа на неровный овал. Видимо, геральдическая комиссия XVIII века ретроспективно перенесла в прошлую эпоху крепость, типичную для своего времени, но совершенно неизвестную России эпохи Смуты.
С событиями той же осады связана любопытнейшая версия, которой придерживался, например, Н. И. Костомаров и ряд других историков -- о том, что знаменитый Иван Сусанин совершил свой подвиг не под Костромой, а... под Волоком-Ламским.
"В одной из грамот царя Михаила Федоровича 1619 года говорится о крестьянине Иване Сусанине, которого польские и литовские люди, пришедши в Костромской уезд около этого времени, пытали немерными муками и допрашивали: где находился тогда Михаил; но Сусанин, зная, где он находился, не сказал им, и они его замучили до смерти. В статье "Иван Сусанин", напечатанной в первом томе "Исторических монографий и исследований", показана несостоятельность позднейших подробностей об этой личности, и именно несообразность с обстоятельствами известия о приходе польских и литовских людей в Костромской уезд, а равно и невозможность, если бы они в самом деле туда приходили, ограничиться спросом и пытками одного только лица. Правдоподобно будет допустить, что такое происшествие могло случиться не в Костромском уезде, а где-нибудь поближе к Волоку, где стояли тогда польские и литовские люди. Последние должны были знать о желании русского народа избрать Романова, и очень естественно было дать какому-нибудь разъезду, который отправлялся за продовольствием, поручение разведать, где находился Михаил Романов. Отправленные в разъезд могли схватить крестьянина из вотчины Михаила и допрашивать его, а других русских, которые могли быть при этом, не трогать, если те были из других местностей, не принадлежали Романовым и, следовательно, не возбуждали подозрения, что они знают о местопребывании Михаила. Эти последние и могли принести об этом событии весть в Кострому. Зять Сусанина, просивший через семь лет себе вознаграждения за смерть тестя, мог не знать в точности, где убийство совершилось, а подьячие, не всегда наблюдая точность выражений в грамотах, могли поставить известие о приходе польских и литовских людей в Костромской уезд в том смысле, что они шли, направляясь в Костромской уезд" (Н. И. Костомаров, "Смутное время московского государства").
В советское время древние, полулегендарные подвиги, конечно, померкли перед ожесточёнными боями осени-зимы 1941 г., когда оборону на волоколамском направлении держала 16-я армия под командованием К. К. Рокоссовского. Здесь решалась судьба Москвы... и пожалуй, мира. Здесь погиб командующий 316-й стрелковой дивизии ген. И. В. Панфилов, а бойцы его дивизии навеки вошли в историю как "панфиловцы". 27 октября Волоколамск был взят немцами, но уже 19 декабря, в день св. Николая Чудотворца -- освобождён. Самый известный подвиг в ходе этих двухмесячных боёв совершили 16 ноября солдаты-панфиловцы у разъезда Дубосеково в 9 км к востоку от Волоколамска. Сам Волоколамск в 2010 г. удостоился официального звания "Город воинской славы России".
Но вернёмся от ратных подвигов к древней архитектуре.
Кремлёвский Воскресенский собор был возведён на средства волоцкого князя Бориса Васильевича в 1479 или 1480 г.(1) (обычное расхождение при переводе дат с древнерусского календаря). Таким образом, он является ровесником главного храма Москвы и всея Руси -- Успенского собора, построенного Аристотелем Фиораванти в том же 1479 г.
Да, "золотой век" Волоколамска связан с княжением Бориса Васильевича -- младшего брата Государя всея Руси Ивана III. Воскресенский собор кремля (как и Иосифо-Волоколамский монастырь в 25 км от города) -- памятники его щедрой благотворительности по отношению к Церкви. Он управлял Волоколамским удельным княжеством в 1462 -- 1494 гг. Это был один из последних уделов на Руси... обречённый на упразднение в ту бурную и жёсткую эпоху централизации. Вопрос был лишь во времени. И в форме, которую это упразднение примет. Например, судьба старшего брата Бориса Васильевича князя Андрея Угличского сложилась трагически. В 1491 г. он был арестован венценосным братом и умер в тюрьме (см. очерк "Углич"). Борис Васильевич избежал такой участи. После отдалённого и всеми силами заглаженного конфликта 1480 года он вёл себя тише воды, ниже травы. Умер в 1494 г., насколько можно судить, своей смертью, хотя и в слишком молодом возрасте (но для средневековья это-то как раз и не было удивительно). Передал удел по наследству своему сыну Фёдору Борисовичу. И только после смерти последнего в 1513 г. самостоятельное княжество окончательно было упразднено.
Да, сохранившийся храм уникален. И как ровесник соборов Московского Кремля, и как памятник одного из последних уделов Руси. Он поразительно напоминает Успенский в соседнем Звенигороде, хотя младше его ровно на 80 лет. Очевидно, "молодость" помешала ему стать таким же знаменитым, таким же хрестоматийным в искусствоведческой литературе. Если о звенигородском знает вся образованная Россия, то о волоколамском... в основном, сами волоколамцы. А ведь сохранившиеся храмы XV века тоже исключительно редки -- по крайней мере, в Подмосковье.
Высокий, идеальных пропорций одноглавый собор, как и в Звенигороде, опоясан по фасадам изящным узорным поясом. В нём отчётливо различимо стилизованное Древо Жизни -- со всеми своими симметрично повторяющимися извивами. Простенькие шестилепестковые цветы в кольцах лоз, а под ними -- пышные петли стеблей с листиками. Поверх этого растительного орнамента вытянулся пояс изящных "катушек", а ниже -- "поребриков". Сейчас, когда солнце и тень поделили храм пополам, тонкий объёмный узор жил и играл: его восприятие ориентированно именно на ясную погоду.
Кроме этого резного пояса, внешних украшений у собора почти нет. Разве что обращает на себя внимание контраст строгой, тёмной, шлемовидной главы и роскошного узорного креста. Необыкновенно массивен пузатый шар над куполом -- как золотая царская держава. Из него проклюнулся в небо какой-то "лиственный", совершенно растительный по форме крест, увенчанный очень изящно выполненной короной. Ещё одна особенность собора -- необычайно высокий подклет, который как бы приподнял его на несколько метров. Подклет был так велик, что до революции в нём помещались сразу 3 придела: Сретения Господня, Николая Чудотворца и Иосифа Волоцкого.
Что интересно, главная храмовая святыня располагалась не внутри, а снаружи: резной полускульптурный образ Николая Чудотворца ("Николы Можайского") стоял в нише южной стены -- той, что обращена на главную городскую площадь. В советское время святыня была перенесена в храм села Спирово.
Воскресенский собор некоторое время был даже кафедральным -- в короткий период существования Волоколамской епархии как викариатства. В 1919-21 гг. местным епископом был священномученик Герман (Ряшенцев), переживший в дальнейшем 6 арестов и расстрелянный в 1937 г. Между прочим, биография его теснейшим образом связана и с Казанской епархией: он был выпускником Казанской духовной академии и духовным чадом преп. Гавриила Седмиозерного. До нас дошли письма свт. Германа из "волоколамского периода" его жизни. Вот как он свидетельствовал о своей пастве: "На Крещение в городском соборе была такая масса народа, что не запомнят [когда ещё столько было]. Думали, что служу я. А я служил в одном селе, где так тепло встречали и провожали, что я плакал оттого, что ясно сознавал, как жаждет народ Бога и Его правды и как мало мы её имеем и ещё меньше умеем дать её почувствовать другим".