Григорий Распутин

Бросившись перед иконами на колени, Григорий Ефимович прокричал: «Излечи сына Алексея, если это в твоей власти, Господи. Отдай ему мои силы, Господи, пусть они помогут ему вылечиться!» В этот момент лицо его начинает светиться, он не чувствует себя, обильный пот заливает лоб, щеки и шею. Он задыхается от неимоверных усилий, его как будто выворачивает изнутри. Секунда, другая, и он падает как подкошенный. Подтянул ногу к животу, другая выпрямлена, совсем как у царевича…

«Как будто он испытал агонию, — вспоминала Матрена. — Я думала, он умирает. Не знаю, сколько прошло времени, когда он открыл глаза и улыбнулся. Я дала ему остывшего чаю, и он выпил с жадностью. Через какое-то время он стал прежним».

Теперь он — Распутин — был уверен в благополучном исходе приступа болезни у царевича Алексея. Мышечные конвульсии, которые Григорий Ефимович испытал во время таинства (по его же объяснению), это были приступы боли у царевича Алексея. Он освободил от них ребенка, взяв на себя его боль по воле Божьей. Так действует шаман, избавляя страдальца от физических и душевных мук. Он меняется местами с больным, забирая на себя физические и душевные страдания, сбрасывая их и после мгновенно «возвращаясь» назад в свою «оболочку».

Распутин, владея этими навыками, сам стал, по сути дела, шаманом (колдуном), провидцем, способным мыслью даже провести суда (он проводил лодки по родной Туре), которым грозила опасность. Это, казалось бы, примитивное колдовство научило его разбираться в возможностях и способностях разума больше, чем нравоучения священников, которые он заставлял себя ранее слушать.

Он знал, как быть везде, как повсюду успеть. Находясь в Покровском, в своем доме, с семьей, он тем не менее был сейчас в далекой Спале, у изголовья маленького больного. Он чувствовал его каждой мышцей, каждым нервом, каждым волоском, всем своим большим и кряжистым телом. Закончив таинство, вмещающее в себя молитву и изгнание дьявола, колдовство и разговор с душами умерших, он отправился вместе с Матреной на почту, послать депешу в Спалу — «матушке».

В ту же ночь из Покровского в Спалу пришел ответ, который полностью успокоил императрицу.

На следующее утро все придворные собрались в салоне, заботливо спрашивая о самочувствии цесаревича. С какой-то особой улыбкой на лице царица отвечала, что, хотя врачи не говорят об улучшении, она спокойна, так как получила телеграмму от Григория Ефимовича. Затем она зачитала текст телеграммы:

«Бог услышал твои молитвы и рыдания. Не грусти. Твой сын будет жить. Болезнь не такая уж страшная. Пусть только врачи не трогают его. Не давай врачам изгаляться.

Григорий».

Воцарилась полная тишина. Обведя всех несколько надменным и самодовольным взглядом, царица поспешно удалилась в комнату больного и показала ему телеграмму от старца. Мальчик страшно обрадовался распутинской депеше и тому, что Григорий Ефимович предрек ему улучшение самочувствия, и сразу же успокоился.

Через несколько часов жар спал и боли исчезли. После очередного обследования врачи сообщили, что опухоль в паху рассосалась и опасность миновала. К своему заключению они присовокупили еще один абзац о том, что в тех случаях, когда медицина бессильна, природа сама себе помогает.

Императрица же считала, что только благодаря молитвам. Распутина ее любимый Алешенька выжил. Впервые за долгое время она спокойно проводила время в обществе супруга и верной Анны Вырубовой. Жизнь в Спале вернулась в привычную колею: императрица занималась детьми и чтением религиозной литературы, а император охотился на зубров.

Прошло несколько лет, и Распутин вновь спас Алексея от очередного несчастья.

Шел 1914 год… Русская армия обливалась кровью в Мазурских болотах и в Галиции, и император почти постоянно находился в ставке — сначала в Барановичах, а позднее — в Могилеве. Однажды он рискнул взять наследника с собой, хотя Распутин был категорически против.

Царский поезд тихо двинулся, отрываясь от перрона, и, набирая скорость, пошел на юго-запад в сторону Могилева. Царевич стоял у окна, прислонившись лицом к стеклу. За окном все было таким интересным, мимо пробегали деревушки, небольшие городки, на некоторых станциях, где поезд делал остановку для дозаправки топливом, их величеств встречали почетные караулы и знатные горожане — с хлебом и солью. Неожиданно из-за тряски у него пошла кровь из носа. Для больных гемофилией малейшее кровотечение опасно. Попытки личного врача остановить кровь ни к чему не привели. Потребовалось перегнать царский поезд обратно в Царское Село, куда наследник был доставлен уже очень ослабленным.

«С огромными предостережениями перенесли его из поезда, — описывала этот случай Анна Вырубова. — Я видела его, когда он лежал в детской: маленькое восковое лицо, в ноздрях окровавленная вата. Врачи возились около него, но кровь не унималась. Один из медиков предлагал использовать последнее средство — это достать какую-то «железу из морских свинок».

Императрица стояла на коленях около кровати, проклиная тот день и час, когда она не прислушалась к советам Друга и разрешила императору взять сына в столь опасное для него путешествие. Через несколько минут, видимо сообразив, что надо все-таки что-то делать, Александра Федоровна сейчас же послала Анну Вырубову к Распутину.

Он вскоре прибыл во дворец, подошел к кровати Алексея, перекрестил больного, помолился перед иконами, что-то прошептал себе под нос, потом, грозно взглянув на вызванных из Петербурга врачей, успокоил всех утверждением, что и на сей раз Бог сохранит жизнь царевичу.

Мальчик, как только увидел приближающегося к кровати Григория Ефимовича, сразу же успокоился. Он стал ровнее дышать, бледность исчезла, и вскоре он заснул крепким сном. А через несколько часов состояние его здоровья значительно улучшилось, жар спал и кровотечение остановилось. Распутин вернулся домой в отличном настроении.

«Я видела этот чудесный результат собственными глазами не один раз, — вспоминала великая княгиня Ольга Александровна, — я также знала, что это признают его (Алексея. — В. Т.) лечащие врачи. Профессор Федоров, выдающийся специалист, пациентом которого был Алексей, не раз говорил мне это, вместе с тем все врачи крайне не любили Распутина».

Фрейлина Е. Н. Оболенская, удаленная от двора из-за нападок на Григория Распутина, рассказывала, как она «присутствовала однажды при разговоре врачей во время одного из наиболее сильных припадков гемофилии, когда они были бессильны остановить кровотечение. Пришел Распутин, пробыл некоторое время у постели больного, и кровь остановилась».

Вырубова вспоминала, как в начале 1916 года ни лейб-хирург Сергей Петрович Федоров, ни другие известные всей России доктора не могли во время нового приступа остановить кровь — и вновь императрица послала за Распутиным.

«Он приехал во дворец и с родителями прошел к Алексею Николаевичу. По их рассказам, он, подойдя к кровати, перекрестил наследника, произнес: «Пока я с тобой, ничего не случится», сказав родителям, что серьезного ничего нет и им нечего беспокоиться, повернулся и ушел. Кровотечение прекратилось».

Профессор Федоров писал своему коллеге в Париж: «…Как врач объяснить это не могу, но как свидетель констатирую — кровотечение остановлено!».

Джанумова оставила свидетельство о другом случае, когда при ней Распутину позвонили из Царского Села и сообщили о плохом самочувствии царевича.

— Что? Алеша не спит? Ушко болит? Давайте его к телефону… Ты что, Алешенька, полуночничаешь?

— Болит…

— Болит? Ничего не болит. Иди сейчас ложись… Лег?

— Лег.

— Ушко не болит? Так… Не болит, говорю тебе. Слышишь? Спи, сынок, спи…

Через пятнадцать минут опять позвонили. У Алеши ухо больше не болит. Он спокойно заснул. Григорий Ефимович вернулся к гостям.

В мае 1916 года Григорий Распутин заверил Александру Федоровну, что, когда Алексею исполнится двенадцать лет, его здоровье начнет улучшаться…

И в самом деле, вторая половина 1916 года не была отмечена какими-либо серьезными ухудшениями здоровья наследника, Алексей стал поправляться. Подобный факт отмечали лечащие врачи. Его страшная болезнь все более отступала, и к 1917 году он выглядел лучше. Он ничуть не походил на страдавших от той же ужасной болезни детей сестры императрицы принцессы Ирины, супруги принца Генриха Прусского.