Еда Древнего мира

По содержанию различных элементов, прежде всего фосфора, в придонной части горшков, можно сказать, что взял с собою их хозяин: воду, кашу, бульон, молочные продукты или наркотики. Выяснилось, что представители катакомбной культуры, которые обитали в наших степях в первой половине второго тысячелетия, и сменившие их представители срубной культуры охотно пили воду и бульон, ели кашу, а вот молочными продуктами не увлекались (по крайней мере, в загробной жизни). Не интересовались они и наркотиками. Проходили столетия, но и ранние сарматы, появившихся в европейских степях в четвертом веке до н.э., продолжали есть и пить примерно те же самые кушанья, и лишь вдвое чаще варили каши (что и естественно, ведь они все больше общались и торговали с оседлыми соседями). Но во втором веке н.э. структура питания неожиданно меняется. Поздние сарматы, не отказываясь от каш и бульонов, решительно поменяли воду на творог и совершили психоделическую революцию. В 15% их погребений встречаются сосуды, количество фосфора в которых весьма недвусмысленно намекает на настой из мака или конопли.

Сегодня ученые разрабатывают еще один перспективный метод анализа могильных сосудов. Они считают, что в придонном грунте должны сохраняться микроорганизмы, которые были падки именно на то кушанье, которое когда-то содержалось в горшке. Сделав посев этих микроорганизмов на возможные варианты кушаний и посмотрев, где будет наблюдаться всплеск численности микробов, ученые смогут сказать, что же находилось в горшке тысячи лет назад.

О том, какое мясо ели кочевники, можно судить по заупокойной пище. Правда, полной уверенности, что меню умерших совпадало с меню их здравствующих сограждан, нет - здесь могли сказываться и какие-то чисто ритуальные причины. Значительно легче говорить о жителях поселений -здесь кости животных бывают разбросаны по всей территории, но главную информацию дают ямы с кухонными отбросами. Мусорная яма -это вообще лакомый кусок для археолога, в ней отражается вся жизнь поселения или отдельного дома. Сюда попадают и разбитая посуда, и поломанные инструменты, и объедки, и выметенный из дома мусор, в котором могут встретиться и бусины, и пряслица, и отколовшийся от ожерелья кусочек янтаря, свидетельствующий о торговых связях с Прибалтикой... Но поговорим о мясе.

В пятом веке до н.э. в дельте Дона (тогда его называли рекой Танаис) возникло торговое поселение, название которого не сохранилось и которое археологи зовут, по имени близлежащей станицы, Елизаветовским городищем. Это было место, где мир кочевников-скифов столкнулся с миром античной цивилизации. Скифы пригоняли сюда на продажу свои стада, привозили продукты животноводства, меоты поставляли зерно, жители небольших оседлых поселений, разбросанных по донским берегам, - рыбу, а греки - вино и оливковое масло, украшения, дорогую посуду... Население Елизаветовки было смешанным, но в четвертом веке здесь преимущественно жили скифы, а греческие купцы лишь наведывались в холодные и негостеприимные земли со своими товарами. Но шло время, и греки поняли: для того чтобы контролировать рынок, надо переселяться поближе к нему. К третьему веку до н.э. греки научились носить штаны (за которые они раньше особо презирали варваров) и строить дома с учетом холодного климата. Теперь Елизаветовское стало в основном греческим поселением. А через два тысячелетия археологи неожиданно задались вопросом о том, какое мясо ели жители этого форпоста античной цивилизации.

Были проанализированы несколько сотен костей, найденных на городище, отдельно изучены скифский и греческий слои. Выяснилось, что и скифы, и эллины, жившие в Елизаветовке, охотой не увлекались и дичь не ели - среди множества костей домашних животных была встречена одинокая кость случайного зайца. Птиц они тоже не ели, ни диких, ни домашних. В основном и те, и другие питались говядиной и кониной. Правда, костей мелкого рогатого скота на городище было немало (кости овец и коз между собой практически не различаются), но ведь овца и весит гораздо меньше, чем бык. В среднем считается, что некрупная античная корова по количеству мяса примерно равнялась семи овцам или козам или четырем-пяти некрупным свиньям. Ученые восстановили примерные размеры местных овец, лошадей и быков, посчитали их вес. Получилось, что в скифское время на килограмм съеденной баранины (или козлятины) приходилось тридцать килограммов мяса крупного скота - быков и лошадей. Греки ценили баранину чуть больше - у них это соотношение было один к двадцати. Причем конину греки не жаловали и предпочитали говядину. Свинину не любил никто, ни скифы, ни эллины. Но в скифское время свиней на городище, видимо, не держали вообще, а с приходом греков единичные свиньи здесь появляются. А вот собак ели и те, и другие, но скифы отдавали им явное предпочтение.

Сами по себе кости собаки, найденные на территории поселения, конечно, не говорят о том, что люди питались этими друзьями человека. Но когда кости встречаются в хозяйственных ямах среди кухонных отбросов, это заставляет задуматься. Тем более что в других поселениях того же времени археологи находили собачьи кости с явными следами разделки ножом или топором. Например, в Танаисе, большом торговом городе, который появился в дельте Дона (Танаиса) в третьем веке до н.э. и население которого составляли в основном греки и сарматы, из 413 найденных собачьих костей только 44 оказались целыми, остальные носили следы кухонной обработки. Собаки здесь были крупными, в среднем от 40 до 63 сантиметров в холке, и танаисцы воспринимали их отнюдь не как друзей.

Впрочем, собак ели не везде. В одном из поселений Тамани, «Волна I», где ученые провели такой же анализ костей, жители, в отличие от Елизаветовки и Танаиса, собак к столу не подавали. Зато свинина пользовалась здесь немалым спросом. Объемы мяса распределились на этом городище следующим образом: говядина - 65,9 процента, конина-25,8 процента, свинина-4,8 процента, баранина-3,5 процента. Причем потребление свинины уменьшилось от четвертого века до н.э. к третьему до н.э. в полтора раза. Это может говорить о том, что здесь, в отличие от Елизаветовки, население пополнилось жителями, склонными к кочевой жизни, - ведь кочевники свиней не разводят.

Рыба в Причерноморье и Приазовье всегда была популярна. Конечно, кочевники ее не ловили, но это с успехом делали оседлые жители многочисленных поселений, разбросанных по берегам рек и морей. Рыба была одной из главных статей местного экспорта, в Танаисе археологи нашли немало глиняных бочек - пифосов, в которых ее солили и мариновали. Анализ рыбьих костей показал, что больше всего танаисцы ловили сома, стерлядь, судака и сазана. За ними шли лещ, щука и севрюга. Средние размеры всех этих рыб были больше, чем сегодня, зато самые крупные часто не дотягивали до современных. Впрочем, это может объясняться и тем, что пористые кости особо крупных экземпляров плохо сохраняются. Интересно, что в Танаисе почти не найдено костей белуги, мало осетров и севрюги. Но это не значит, что их не ловили, - просто самые ценные породы рыб шли на экспорт, в Грецию, откуда в Танаис присылали вина, оливковое масло и дорогую посуду.

Кроме того, в мусорных свалках Танаиса найдены двустворчатые раковины мидий. Это традиционная для Приазовья находка, но обычно раковины валяются в кухонных отходах, а в Танаисе большое скопление было найдено рядом со стекольной мастерской, - наверное, их использовали еще и в качестве известкового сырья при производстве стекла. Впрочем, самих моллюсков, конечно, здесь тоже ели. В Азовском море (древние греки называли его Меотидой, или Меотийскими болотами) мидии периодически появляются из Черного моря и столь же периодически исчезают. Но в Таганрогском заливе, неподалеку от которого стоял Танаис, мидии никогда не водились - здесь слишком пресная вода; значит, за ними плавали достаточно далеко, по крайней мере в те места, где залив соединяется с морем. И это наводит на мысль, что мидии представлялись жителям Танаиса достаточно ценным блюдом.

О растениях, которыми питались жители степей, говорить сложнее. Надо полагать, кочевники собирали и ели травы и коренья, покупали у своих оседлых соседей зерно, но особой роли в их рационе все это не играло - об этом говорит анализ их костей. Что же касается людей оседлых, то мы можем достаточно точно определить, что именно росло на их полях. Для этого существует несколько методов. Во-первых, если повезет, археологам случается найти зерновые ямы, на дне и в стенках которых сохраняется немало зерен. Бывают и находки сосудов с зерном. Наконец, ценную информацию дают отпечатки злаков на лепной посуде. При изготовлении этой посуды в глину часто добавляли зерна, полову и солому. Зерна или солому использовали и как подстилку, чтобы донышко свежеслепленного сосуда не приставало к подставке, - в Причерноморье и Приазовье чаще всего для этого брали просо. Во время обжига зерна, естественно, выгорали, но пустоты и следы на поверхности оставались, и по форме этих следов можно сказать, какие именно злаки были под рукой у гончара... Иногда археологи собирают на территории древнего городища образцы земли и промывают их - это позволяет выделить из грунта мелкие предметы, в том числе зерна и остатки колосков... И наконец, с помощью специальной химической обработки из образцов земли выделяют споры и пыльцу растений. Споры и пыльца сохраняются в земле почти бесконечно долго, причем их форма у каждого вида растений - своя. Достаточно изучить их под микроскопом, чтобы понять, что именно росло на этой территории.