В добровольном изгнании [О женах и сестрах декабристов]

…На четвертом году заключения с узников сняли кандалы. Николай Бестужев сделал из них женщинам кольца, которые они с гордостью носили. М. К. Юшневская, не видевшая мужа в кандалах, через десять лет после этого обещает брату мужа переслать «железное кольцо, оправленное в золото. Оно будет сделано из желез, которые носили все наши страдальцы», а также «железный крестик, сделанный из выломанного кусочка железа у окошечной решетки из того номера и того каземата, в котором жил твой добрый брат и я с ним». [143]

После снятия кандалов комендант С. Р. Лепарский стал разрешать узникам выходить из тюрьмы под конвоем. Мужья начали каждый день навещать жен. Потом и другим заключенным разрешили ходить в дома к женатым, но только по одному человеку в каждый дом и не иначе как по записке дамы, просившей коменданта под каким-нибудь предлогом позволить такому-то посетить ее. [144]

Комендант Читинского, а затем Петровского острогов Станислав Романович Лепарский, как известно, сыграл положительную роль в жизни декабристов. [145] Николай I ошибся, назначив этого добросовестного и честного служаку-генерала тюремщиком декабристов. Лепарский был «законник», но при этом «благородный, добрый, деликатный, умный». «Все, что от него зависело к облегчению нашему, часто и к удовольствию, — все было им допущено, все позволено», — писал Николай Бестужев. [146]

Острог в Чите с трудом умещал всех узников. Поэтому уже в 1828 г. царь распорядился построить новую тюрьму для декабристов в Петровском заводе. И хотя к лету 1830 г. строительство не было закончено вполне, комендант Лепарский получил приказ перевести туда до осени всех заключенных. Переход из Читы в Петровский завод красочно описан в воспоминаниях многих декабристов.

Бездетные женщины — Нарышкина, Фонвизина, Волконская — в собственных экипажах следовали за партиями заключенных. Трубецкая, Муравьева, Давыдова и Анненкова с детьми приехали прямо на место. Во время перехода женское общество пополнилось еще двумя энтузиастками — Анной Васильевной Розен и Марией Казимировной Юшневской.

При вступлении декабристов в Петровский завод все женщины уже стояли у дома Александры Григорьевны Муравьевой, приветствуя узников. А через год, в сентябре 1831 г., декабристы отпраздновали еще одну свадьбу: к Василию Ивашеву приехала невеста Камилла Ле-Дантю. По этому случаю бывший князь и восторженный поэт Одоевский сочинил очередную торжественную оду «На приезд в Сибирь к жениху»…

Об Ивашевой-Ле-Дантю написано немало. [147] «Это было прелестное создание во всех отношениях», — вспоминала Мария Волконская. [148] Они сдружились еще по письмам. В Петровском заводе Мария Николаевна помогала молодой француженке освоиться, в ее доме невеста жила до свадьбы. Один из родственников Ивашева так рекомендовал Камиллу будущему мужу, сохранившему о ней юношески смутные воспоминания: «Простота и любезность столько непринужденны, столько естественны, что нельзя не предугадать, нельзя не ручаться за счастье, которое тебе предназначается». [149] Акварельный портрет Н. Бестужева, запечатлевший Камиллу в год приезда в Петровский завод, вполне подтверждает такие лестные характеристики.

К. П. Ивашева

Акварель Н. Бестужева. Петровский завод. 1831 г.

«Женитьба на ней, — продолжает Волконская, — была большим счастьем для Ивашева», который до этого находился в «совершенно отчаянном положении». Отчаяние довело декабриста до крайности — до безнадежной мысли о побеге. И в этот критический момент своей жизни В. П. Ивашев узнает не только о любви к нему молодой и прелестной девушки, когда-то жившей в доме его родителей вместе с матерью-гувернанткой, но и о готовности ее приехать к нему в Сибирь.

В роли свахи выступила любимая сестра Ивашева — Е. П. Языкова. Теперь, когда сын генерала, богатый помещик и кавалергард с будущим, превратился в «государственного преступника», лишенного и политических и имущественных прав, огромная разность социального положения не имела значения. Бедная гувернантка с полного благословения родителей могла стать женой отпрыска старинного и богатого дворянского рода. К тому же Камилла действительно оказалась обаятельной, скромной и благородной женщиной, прекрасной женой и матерью, достаточно хорошо образованной и не без талантов (она была очень музыкальна, как и В. П. Ивашев, прекрасно играла на фортепьяно и пела, особенно удавались ей дуэты с Марией Волконской).

Брак Ивашевых при всей его случайности оказался очень удачным. В годовщину свадьбы, 16 сентября 1832 г., Камилла сообщала матери: «Год нашего союза, матушка, прошел, как один счастливый день». [150]

Но, увы, счастье недолговечно: через восемь лет, тридцати одного года, Камилла Петровна умерла в результате преждевременных родов. Овдовевший Ивашев был в отчаянии: «Нет у меня больше моей подруги, бывшей утешением моих родителей в самые тяжелые времена, давшей мне восемь лет счастья, преданности, любви, и какой любви…» [151] Смерть жены не только лишила Ивашева душевного покоя, но и убила физически: он скончался скоропостижно через год, в день ее смерти.

В Туринске, где Ивашевы жили на поселении с 1836 г., они оставили по себе самые добрые воспоминания помощью бедным, добросердечием, простотой, трудолюбием.

Заботы о трех малолетних детях (старшей дочери Марии в год смерти отца исполнилось пять лет) взяли на себя Басаргин и Пущин. Через полгода, в июле 1841 г., их увезла мать Камиллы Петровны, жившая в Туринске с 1838 г. В дальнейшем потомство декабриста, дети и внуки, оставят заметный след в русском освободительном движении..

Вернемся в Петровский завод, который в начале 30-х годов был такой дырой, что о его местонахождении не знали даже в III отделении. «Можешь себе представить, — писала дочери Лизе мать Василия Ивашева, — что я там ничего не могла узнать; наши несчастные дети так позабыты, что там не могли даже приблизительно указать эту местность». [152]

«Петровский завод был в яме, кругом горы, фабрика, где плавят железо, — совершенный ад. Тут ни днем ни ночью нет покоя, монотонный, постоянный стук молотка никогда не прекращается, кругом черная пыль от железа». [153] Так описывает место заключения декабристов Полина Анненкова.

Внутренний вид одного из отделений Петровского острога. Акварель Н. Бестужева. Петровский завод. 1831 г.

Теперь в Петровском заводе женщин было бы одиннадцать, но А. В. Ентальцева в апреле 1828 г. из Читы вслед за мужем отправилась на место ссылки в Березов.

Еще до отъезда в Петровский завод декабристки обратились к шефу жандармов с просьбой разрешить им жить в тюрьме, не разлучаясь с мужьями. Разрешение было получено, и 30 сентября 1830 г. Лепарский рапортовал Бенкендорфу: «Я дозволил всем девяти женам (Ентальцева была уже в Березове, невеста Ивашева еще не приехала. — Э. П.) государственных преступников, при команде моей живущим, по настоятельной просьбе первых проживать в казарме с своими мужьями».

28 сентября 1830 г. Е. И. Трубецкая сообщает матери, А. Г. Лаваль, в Петербург: «Эта жизнь от свидания до свидания, которую нам приходилось выносить столько времени, нам всем слишком дорого стоила, чтобы мы вновь решились подвергнуться ей: это было свыше наших сил. Поэтому все мы находимся в остроге вот уже четыре дня. Нам не разрешили взять с собой детей, но если бы даже позволили, то все равно это было бы невыполнимо из-за местных условий и строгих тюремных правил… Я живу в очень маленькой комнатке с одним окном, на высоте сажени от пола, выходит в коридор, освещенный также маленькими окнами. Темь в моей комнате такая, что мы в полдень не видим без свечей. В стенах много щелей, отовсюду дует ветер, и сырость так велика, что пронизывает до костей». [154]