Генералиссимус князь Суворов

При таком внутреннем состоянии цесаревича последовала кончина Императрицы. Павлу Петровичу по прежнему были присущи благочестие, великодушие, горячее желание добра, правдолюбие, ненависть ко лжи и особенно к лихоимству, отсутствие злопамятности и рыцарское благородство побуждений. Но эти качества оставались абстрактною его характеристикой и если имели прикладное значение, то случайно, без системы и без общей взаимной связи, а только в тех случаях, когда обстоятельства не вызывали напора противодействующих сил. На практике все доброе уничтожалось бурной горячностью, необычайной раздражительностью и подозрительностью, неразумной требовательностью, нервическим нетерпением, отсутствием всякой во всем меры и надменным непризнаванием в ком либо человеческого достоинства и свободной воли. Короче говоря и употребляя выражение одного из преданных Павлу I лиц, «рассудок его был потемнен, сердце наполнено желчи и душа гнева».

Существуют свидетельства, что Екатерина изготовила завещание, одною из статей которого сын её Павел устранялся от престола, Предание об этом шло от Безбородки. Говорят, что завещание было засвидетельствовано несколькими государственными людьми, в том числе графами Румянцевым и Суворовым. Участие последнего в этом деле подлежит сильному сомнению. Суворов никогда не находился в близкой доверенности у Императрицы и не выходил из своей военной колеи. Он не был человеком партии, не интриговал ни за, ни против Павла Петровича и вдобавок, как по обязанности своего звания, так и по монархическому убеждению, всегда оказывал наследнику престола должное почтение. Екатерина уважала Суворова и под конец стала ценить его по достоинству, но нельзя сказать, чтобы питала к нему особенное благоволение и чтобы включала его в свой близкий кружок. Правдолюбие Суворова, его грубоватое чудачество и ненависть ко двору и всему придворному достаточно тому препятствовали. Наконец, при той сильной степени раздражения и неудовольствия, которые были в нем возбуждены реформами вступившего на престол Павла И, Суворов хоть полусловом обмолвился бы в своей интимной переписке с Хвостовым о неисполненной воле покойной Императрицы; но ничего подобного не было.

Завещание Екатерины, хотя бы и без подписи Суворова, вероятно существовало; ибо если нет тому неопровержимых положительных доказательств, то нет и отрицательных, так что предание об этом может быть принято, пока не будет опровергнуто. В такой же степени имеет вероятность и указание на графа Безбородко, как на виновника неисполнения воли покойной Екатерины, т.е. будто он указал Павлу Петровичу на завещание, которое затем и было уничтожено. Безбородко был человек, нравственные основы которого не отличались твердостью и строгой честностью. При известии о безнадежном состоянии Екатерины, он потерял голову от страха и выказал большое малодушие, а между тем не только остался при Павле, по был повышен и осыпан наградами. Приписывать это одним его деловым способностям едва ли можно, потому что Павел I принимал подобные данные к соображению только при других условиях; да и по смерти Безбородко, заметив общее сожаление об утрате такого способного министра, выразился резко; «у меня все Безбородки». Суворов на своем поприще был никак не ниже, чем Безбородко на своем; однако Государь ни мало не задумался отказаться от его службы ⁵.

Внезапная кончина Екатерины и воцарение Павла произвели на всех потрясающее впечатление. В гвардии плакали; рыдания раздавались и в публике, по церквам. В Петербурге дрожь всех пронимала, «и не от стужи», замечает современник: «а в смысле эпидемии». Наступающее новое время называли торжественно и громогласно возрождением; в приятельской беседе, осторожно, вполголоса — царством власти, силы и страха; втайне, меж четырех глаз — затмением свыше. Тоже самое было всюду, хоть и не в такой степени: отдаленность в этом случае много значила. Но не все имели пессимистский взгляд на будущее, и если очень мало насчитывалось поклонников Павла, то гораздо больше критиков Екатерины. В Петербурге за Павла было ничтожное число гатчинцев. В Москве, со времен Петра Великого приюте недовольных настоящим положением, «умные люди» перешептывались, что «в последние годы, от оскудения бдительности темные пятна везде пробивались чрез мерцание славы». В простом народе перемена царствования произвела радость, потому что время Екатерины было для него чрезвычайно тяжело ⁶.

С первых же дней нового царствования произошла перемена политики внутренней и внешней. Прекращена война с Персией, и войскам графа В. Зубова приказано возвратиться в пределы России; из недоверия к Зубову, приказ о возвращении войск был послан не только ему, но и каждому полковому командиру в отдельности. Прекращены военные приготовления против Франции; рекрутский набор, объявленный в сентябре 1796 года, отменен; эскадрам, находившимся в Англии и в Немецком море, велено плыть в свои порты. Остановлен новый выпуск ассигнаций и медной монеты низшего достоинства; уничтожена хлебная подать; сделаны шаги к расширению свободы торговли, к устройству крепостных, имевших право на освобождение, и проч. Произведены в фельдмаршалы на первых порах граф Н. Салтыков, князь Н. Репнин и граф П. Чернышев, последний по флоту; через несколько месяцев еще Каменский и графы Эльмпт и Мусин-Пушкин, а потом князь Прозоровский, граф П. Салтыков и Гудович. Было много и других пожалований чинами, орденами, имениями; несколько месяцев спустя, по случаю коронации, последовали еще более щедрые награды: одних крепостных роздано до 200,000 душ. Щедрее всех был награжден граф Безбородко, получивший между прочим и княжеское достоинство Российской империи с титулом светлости; он сам говорил, что, благодаря щедротам Павла, имения его округлились до цифры 40,000 душ.

Наряду с этими повышениями и награждениями разных лиц, в числе которых конечно находились и гатчинские сотрудники Павла Петровича, происходили также смещение и замена лиц, ему неугодных. Немилость и кары нового Государя коснулись сначала немногих; гроза разразилась не сразу, но с кончиною Екатерины тотчас же почувствовалось её приближение. Жизнь двора и высшего круга столицы изменилась немедленно и резко; вельможи, нежившиеся в своих роскошных палатах, должны были в 7 часов утра уже быть у Государя. Деятельность правительственных учреждений закипела, служащие сидели в присутственных местах с 5 часов; сенаторы находились за красным столом в 8 часов; военные разводы производились в 9 часов ежедневно; караульная служба и казарменный быт круто повернули на новую колею. Государь принялся неотлагательно за преобразования по всем частям, преимущественно же по военной ⁸.

Блестящая военная эпоха Екатерининского царствования имела свою оборотную сторону, которая лицевой стороне во многом и далеко не соответствовала, Поэтому неверно было бы утверждать, что перемены по военной части, произведенные новым Государем, истекали исключительно из его оппозиции предшествовавшему царствованию и коренились единственно на духе противоречия или противодействия покойной Императрице Екатерине.

Петр Великий, составив свой «артикул» по лучшим образцам, преимущественно по шведскому, не увлекся однако же подражанием и ввел в него многие особенности, которые сделали этот знаменитый законодательный акт вполне соответствующим русской армии. После Петра военная часть в России упала и хотя возродилась при Екатерине II в небывалом дотоле блеске, но уже с изменениями относительно состава войск, хозяйственной их части и хода службы. Сделанные изменения повели, между прочим, к расширению власти полкового командира в полковом хозяйстве. «Не могу понять, почему к полковничьим чинам доверенность стала велика», писал Румянцев Императрице после первой Турецкой войны. Но не так был худ закон, как его применение к делу. Злоупотребления выросли потому, что закон посеян был в благодарную для них почву. Они существовали и в прежние времена, но скрытно, как зло; при Екатерине же зло принарядилось, потеряло робость и перестало скрываться. Главною тому причиною была система временщичества и фаворитизма, которая обыкновенно развивает общественные пороки и понижает уровень общественной нравственности. Господство Потемкина было именно временем развития всяких злоупотреблений; его самовластие, властолюбие, леность, беспечность, эгоизм — служили другим и примером, и ширмою, и щитом. Не только безнаказанно проходило то, что было достойно наказания, но еще награждаюсь. Надзор за деятельностью учреждений ослабел и проявлялся только капризными порывами; покровительство силы парализовало закон и власть; служебное достоинство отошло на задний план. Многие высшие начальники жили в столицах пли в своих поместьях; их примеру старались следовать и младшие; управление происходило заглазно и бесконтрольно. Беспрестанные преобразования Потемкина путали, отнимали у постановлений и уставов всякую устойчивость и облегчали возможность ловить рыбу в мутной воде. В последние 5 лет царствования Екатерины, т.е. во времена всемогущества Зубова, беспорядок еще увеличился, ибо Потемкин обладал умом, дарованиями и по годам проживал на местах, которыми управлял, а Зубов, при своей неспособности, забрав в руки еще больше Потемкина, из Петербурга не отлучался ⁸.