Необыкновенное лето (Трилогия - 2)

Мысль ее опять натолкнулась на препятствие: она не знала, где живет Вера Никандровна. Можно было поехать по старому адресу. Очень, очень давно, когда Лиза еще ждала ребенка, она однажды почти собралась к Вере Никандровне и узнала адрес от Аночки Парабукиной. Она не поехала тогда к Извековой - чего-то устрашившись, - но запомнила, что Вера Никандровна учительствует в Солдатской слободке. Ах да, Аночка! Вот кто, конечно, знал адрес Веры Никандровны - ее любимица Аночка.

К Парабукиным Лизе доводилось заглядывать не раз в поисках заигравшегося сына. Они жили недалеко от Совета. Еще не приняв решения узнать адрес у Аночки, Лиза направилась к Парабукиным: действия предупреждали ее решения.

По дороге ей встретился Павлик. Он шел, размахивая пустым кошелем, на базар - разживиться к обеду, как он тут же доложил Лизе.

- Аночка на репетиции, - ответил он, - наверно, до самой ночи!

- Что ж, она совсем стала актрисой?

- Да-а, как бы не так! Она все репетирует, разве это актриса?

Адрес Веры Никандровны Павлик помнил твердо, но где живет Извеков, не знал, а только добавил, что Извекова искать нечего - он все равно на фронте. Это испугало Лизу, хотя не могли же ее обмануть в Совете, что он вернулся.

Она почти побежала к трамваю - время текло и текло, а ведь каждая минута была драгоценна, как, может быть, никогда в жизни...

Извеков был дома и, продолжая наскоро кое-что рассказывать матери из пережитого в походе и умалчивая о том, к чему особенно часто возвращалась память и что могло особенно взволновать Веру Никандровну, кончал переодеванье.

- И ты понимаешь, - говорил он громко через закрытую дверь, в то время как мать расставляла на столе посуду, - ты понимаешь, как все это вышло? В восемь утра Дибич должен был явиться. И не явился. В девять я посылаю связного разыскать его дом, а в десять связной прискакал назад и доложил, что дом-то он нашел, но Дибич ни с вечера, ни поутру домой не показывался.

- От кого же он узнал? - спросила Вера Никандровна, захваченная тем переживанием, какое выпало сыну и передавалось теперь ей.

- Связной? Как - от кого? От матери! Понимаешь, от матери, к которой Дибич все время рвался.

- Какое несчастье, а?! Ведь - мать, подумай только!

Кирилл вышел, затягивая ремень на новой гимнастерке, очень юный после бритья и умывания и в этой свежей военной одежде, похожей на школьную.

- Я чуть не смалодушничал потом, - сказал он тише.

- Когда потом?

- Думал, у меня не хватит сил зайти к его матери.

- Как же было не зайти!..

- В том-то и дело! Но тут одно обстоятельство...

Он не договорил, отошел к открытому окну и замолчал.

- Ты садись, все готово.

- Да, - повернулся он, - я не досказал, что дальше. Я взял несколько красноармейцев, и мы двинулись по той дороге, по которой Дибич должен был приехать в город. Когда мы дошли до скитов, там уже была милиция. Его обнаружил на рассвете монах - садовый сторож. Оказалось - монахи слышали вечером выстрел, но побоялись пойти в лес. Нас повели к нему. Он лежал у самого выхода тропы в сад, на склоне, головой вниз. Он задохнулся от крови. Рана была в грудь.

- Что же это за злодеи! - сказала Вера Никандровна, вдруг простым женским движением подпирая голову рукой.

- Он, наверно, недолго жил. Его ранили в каких-нибудь трех шагах от того места, где он умер, под большим кустом неклена. Следы крови виднелись на тропе. Красноармейцы и милиция оцепили холм, и к обеду бандиты сдались. Этих сволочей было всего четверо. У них взяли револьвер Дибича, его лошадь. Они показали, что собрались ночью пограбить скит, залегли на опушке. Но тут подвернулся Дибич. Они выстрелили в него из кустов.

- Значит, простая случайность! - изумилась Вера Никандровна, как будто именно случайность больше всего поражала в смерти Дибича.

- Случайность, - хмуро согласился Кирилл, - но случайность, которую можно было предвидеть.

Он опять смолкнул и, необычайно для себя сгорбившись, опустил голову.

- Я тебе налила. Чай остынет.

- Я обязан был предвидеть, - сказал Кирилл.

- Что?

- Надо было предвидеть вероятность такого случая.

- Как же можно, когда, ты сам говоришь - такая обстановка.

- Вот, вот. Обстановка. Когда кругом шайки! Когда мы вышли их ловить! Какое я имел право отпустить Дибича одного?

- Но... он ведь сам... И потом, разве ты ему начальник? Ведь ты не мог запретить, правда?

- Но, значит, не имел права и отпускать. А я еще сам ему предложил. Надоумил. Толкнул на этот шаг.

- Но ты же хотел ему добра, Кирилл! - сказала Вера Никандровна, сочувственно заглядывая сыну в глаза.

- Вот именно, добра, - воскликнул он, срываясь со стула и опять отходя к окну. - Почему же у меня не хватило мужества сказать потом его матери, что я ему хотел добра?! Я хотел доставить ее сыну удовольствие. Почему же мне было стыдно, и ужасно, и страшно к ней идти? Я хотел сделать ее сыну приятное, разнежился, растрогался. И его убили. В конце концов разве не я виноват, что его убили, нет? Как ты думаешь?

- Я думаю... ты зря себя казнишь. Ты не можешь отвечать за стечение... такое трагическое стечение случайностей. Не можешь укорять себя, что хотел сделать хорошее, доброе дело.

- Доброе дело, в результате которого погиб добрый человек, так? Знаю я такое добро! Добро из импульса. Без ума, без разума, без смысла. Просто так - потому, что приятно. Тебе самому приятно. Чтобы про тебя подумали, что ты добренький. Ну вот, я добренький. Мне было приятно доставить человеку удовольствие. А человека нет. И какого человека, мама, если бы ты знала!..

Он навалился на подоконник, высовываясь наружу, чтобы глотнуть еще не развеянной утренней прохлады.

Вера Никандровна, подождав, сказала:

- Если бы человек всегда рассчитывал, к каким последствиям может привести благородный поступок, хорошие побуждения были бы мертвы. Я помню твой рассказ о Дибиче. Если бы он стал рассуждать, он, может быть, пришел бы к выводу, что лучше отдать тебя под суд за пораженческую агитацию на фронте. А он не отдал.

Кирилл не ответил. Она еще помолчала, затем спросила:

- Как же встретила тебя мать Дибича? Ты ей помог чем-нибудь?

Кирилл вернулся к столу. Огорченная и нежная улыбка медленно появилась в его глазах.