У Понта Эвксинского (Том 2)

- А это кто?

- Фарзой я,- выступил князь на шаг вперед,- раб-гребец с "Арголиды", помилован тобою ночью. - Простым воином хочу быть в твоем войске!

- А, ночной буян! - улыбнулся Савмак.- Привет тебе, брат мой! А кем тебе быть, - еще решим. Ты, Бунак, преобрази князя-то! Я считаю - он гость наш из великой Скифии, хотя и попал к нам не совсем прямым путем!

С этими словами царь подошел к Фарзою и обнял его, поцеловал. Оба имели почти один рост. Савмак выглядел покрепче и был чуть повыше.

- Эй, толстуха! - крикнул Бунак женщине.- А ну, разводи очаг да согрей еще котел воды! Да поживее!

- А теперь,- обратился Савмак к друзьям,- надо поговорить о дальнейшем.

- Мы готовы,- ответили те,- только вот Пифодор говорит странное будто голодные хлеба просят, всю площадь заняли?

- А где Пифодор?

- Отослав за делом.

- Слушай, Атамаз, тебе надо заняться этим. Увеличить выпечку хлеба и начать раздачу хлеба голодным.

- О Савмак,- ответил Атамаз,- я уверен, что там есть голодные, но немало и просто бездельников!

- Все равно, потом разберемся, а сейчас хлеб должен быть для всех!

- В том-то и дело, государь,- почесал затылок Абраг,- что я не хуже Пифодора разглядел, как растаскивали люди хлеб и продовольствие. Будет ли из чего завтра испечь лепешки для войска - не знаю. Я своих еле накормил, все склады уже пусты, в них пьяные спят да крысы бегают. А еще узнал я от людей, что в деревне дела творятся удивительные. Видишь ли, Перисад и его богачи в городе хлеба помногу не держали, имели склады за городом, в имениях и виллах. Этот-то хлеб сейчас Пастух раздает крестьянам без всякой меры, вот так же, как и в городе. Тащи, бери - и все тут!.. Раньше каждый день поступало в Пантикапей зерна до ста возов, а сегодня еще не поступило ни одного!

- И не поступит! - крикнул Атамаз.

- Возможно и так, - склонил голову Абраг,- ибо Пастух, вместо того, чтобы наладить подвоз хлеба в город, пустил пшеницу на расхищение.

- Да когда он успел сделать это?

- Посеять и собрать, государь, долго, а растащить можно очень быстро. Сейчас городу нужен не один хлеб, но и крупы, и мясо. Иначе рабы проспятся, проголодаются и сами пойдут в деревню шарпать по крестьянский дворам, как то делали дандарии или фракийцы.

- Сохрани боги! - взволновался Савмак.- Этого допустить нельзя! Городские рабы и крестьяне - братья, их горе сдружило! Если они поссорятся, передерутся, то конец их вольной жизни!.. Нагрянут Митридатовы рати и всех посадят на колья!.. Надо убедить крестьян, чтобы они сами хлеб в город везли!..

- Мало всего этого, ведь сейчас время сева! Кто царские поля засеет?

4

Фарзой взял в руки металлическое зеркало, какие выделывала тогда Ольвия, заглянул в него и отшатнулся, словно увидел собственную смерть.

- Кто это? - глухо спросил он.- Неужели я?

Царь и его советники, прервав разговор, обернулись к нему с улыбками.

- Ты испугался самого себя? - спросил Савмак.- Не удивляюсь, ведь я и все мы, вчерашние невольники, такими были. Но мы уже сняли с себя эту хозяйскую шелуху. Впрочем, посмотри, кое-что еще осталось.

С этими словами он развязал тесемки мягких сапог, что удерживали концы шаровар в голенищах, и закатал штанину. Фарзой мог увидеть на сильной, мускулистой ноге царя язвы и синеватые пятна, присыпанные желтым порошком.

- Это Бунак притрусил мне болячки тертой травой безыменкой. А получены эти украшения в рыбозасолочных ваннах царя Перисада... Иди, брат и гость мой, отдохни, смой с себя скверну невольничества, которая тебя так перепугала. Бунак не только хороший рассказчик и весельчак, но также и цирюльник. Он мигом сделает тебя опять молодым и красивым.

Фарзой почувствовал себя лишним и поспешил выйти. Он и здесь остался верен себе. Родосская школа эллинской вежливости и осторожности не забывалась им, как и в бытность другом Палака. Он сдержанно принял ласку Савмака, твердо зная, что сильные мира сего весьма чувствительны к их почитанию и поддаваться их дружескому тону не всегда можно.

С мыслями о новом царе и неясными представлениями о будущем князь разделся и опустился в горячую воду мраморной ванны, в которой мылись Спартокиды. Его сразу охватило чувство неги и успокоения, какого он давно не чувствовал.

Поставив тазик рядом с бритвой на стол, Бунак собрал одежду раба Сколота и хотел вынести прочь, при этом наклонился, и князь увидел, что в середине темени шута светилась лысина, а половина волос стада седой.

- Да, Бунак,- вздохнул он,- кажется, не все можно смыть и не все вернуть после пережитого... Что ты хочешь делать с моей рабской одеждой?

- С твоего разрешения, сжечь ее.

- Гм... А знаешь, Бунак, не надо делать этого. Собери ее в мешок и завяжи узлом.

- Зачем? - удивился шут.

- Хочу сохранить память об "Арголиде". При случае я одену в эти лохмотья и в эту безрукавку Диофанта!

Бунак пристально посмотрел на князя и залился беззвучным смехом, придерживая рукой пораненные места.

- Хорошо, очень хорошо!.. Ты остро мыслишь и мстителен, как истый сколот!.. Хотел бы и я увидеть Диофанта в этой провонялой безрукавке!.. Я сделаю, как ты сказал.

После мытья, стрижки и бритья Фарзой почувствовал необычайное освежение во всем теле. Казалось, с него сняли тысячепудовый груз. Он с непередаваемым наслаждением обтерся чистым полотенцем и, завернувшись в покрывало, прилег на мягкое ложе. Бунак унес тазик и вернулся с зеркалом и кубком, от которого распространялся медвяный аромат.

- Посмотри, князь, какой ты теперь стал, и выпей вот этого меду, что Лайонак привез нам из Скифии.

Теперь из золоченой оправы выглянуло гладкое лицо, раскрасневшееся, блестящее испариной. Фарзой со скрытым удовлетворением заметил себе, что он не так уж изменился и что лицо царя Савмака куда больше отражало пережитое, чем его. Он вспомнил аспидный оттенок щек Савмака, глубокие складки его лица, выражение внутреннего напряжения в зеленоватых глазах.

- О, как хорошо! - прошептал он, ощущая, как пьяный мед пошел гулять по его жилам. Бунак, расписные стены, Савмак с друзьями сразу отодвинулись за тридевять земель.

- Хороший медок! - издалека донесся голос брадобрея.- Усни, князь, потом будешь одеваться.