Долина Сеннаара

- Плохо? – удивленно произнес Нимрод, - Хуже, Дауд, намного хуже. У меня хватит сил удерживать ситуацию в своих руках еще день, от силы два. Это крах, которого ещё не видели под этим небом, да и едва ли увидят в ближайшее время.

- Боже мой, какая глупая история получилась, если бы я знал, что все так обернется, я простил бы Аше это проклятое зерно и никогда не стал  просить у Джоти этих денег.

Нимрод расхохотался!

- Ты и впрямь наивный. Неужели ты думаешь, что все это произошло из-за каких-то несчастных ста тысяч монет?

- А разве нет?

- Дауд, ты не перестаешь меня удивлять! Какие монеты? Какое зерно? Долги Вавилона измеряются миллионами монет, и тысячами обозов зерна. Дело вовсе не в твоих несчастных грошах.

- А в чем же тогда?

- Вот оно проклятие Вавилона, - Нимрод похлопал рукой по недостроенной колонне.

- В смысле?

- Да, да, Дауд, Башня! Башня создала Вавилон, она его и погубила. Когда строительство башни было в самом разгаре, она подняла экономику Вавилона до небывалых высот. Она объединила одной целью уйму народу. Всеми своими техническими и торговыми, научными и культурными достижениями Вавилон обязан Башне, но в какой-то момент,  цель строительства была достигнута, а город продолжал расти. Башня продолжала строиться как отрасль, на которой держится все государство. Я не смог остановить строительство Башни, она стала символом богатства и могущества Вавилона. Благодаря ей Вавилон стал центром мира, к которому хотел быть причастен каждый, мало-мальски уважающий себя сосед. Однако постепенно затраты на её строительство стали превышать доходы самого Вавилона. Из верного пса, служащего своему хозяину, она выросла в огромного ненасытного монстра, который требовал все новых и новых жертв. Это случилось задолго до того, как ты здесь появился. Нужен был лишь небольшой толчок, чтобы все полетело в пропасть. Если бы это не произошло сегодня, это произошло бы завтра.

- Но почему ты не остановил строительство постепенно, ведь наверняка можно было найти иные способы поддерживать могущество Вавилона.

- Почему? А почему Липу стоит сейчас с опущенной головой? А ты? Ты почему не проверил все как положено, прежде чем предпринимать какие-либо меры для решения  своей проблемы. Или ты уже забыл, как быстро и без лишнего шума ты старался уладить вопросы с зерном Аши? – Нимрод ткнул указательным пальцем Дауда в грудь и его голос стал резким и властным. - Разве не ты вместо того, чтобы разобраться в ситуации, решать все спокойно и обдуманно, побежал к Джоти с просьбами о помощи? – продолжал шипеть Нимрод. – Отвечай! – Нимрод настолько изменился в лице, что Дауду стало не по себе. Только сейчас он начал понимать с кем он разговаривает.

- У меня не было времени разбираться во всем этом, надо было что-то предпринимать.

- Времени у него не было! Ты должен был поступить по закону, а не искать лазейки, как его обойти! – его шепот сорвался в крик. – Почему ты не обратился в городской совет?! Почему ты решил действовать самостоятельно и при этом  как можно тише!?

- Я разговаривал с человеком, который лично слышал, как Панду сказал, что Аша должен ему зерно, - попытался возразить Дауд.

- С человеком он разговаривал! Этот человек Амар! Я тоже с ним разговаривал. Он всего лишь сказал, что слышал, как Панду говорил, о проблемах с Ашой, будто он должен ему тысячу мешков зерна! Но что в этой фразе заставило тебя подумать, что «он», это именно Аша, и что именно Аша должен зерно, а не наоборот?

- Я не знаю.

Дауд стоял, не шевелясь и затаив дыхание.

- А я скажу тебе друг мой, - Нимрод снова перешел на шепот и наклонился поближе, - ты испугался. Испугался, что можешь все потерять, потерять свои мастерские, своих друзей, свое доброе имя. Ты наверно даже испугался, что можешь потерять Майю. Ты просто боялся остаться без всего этого, стать никем. Поэтому у тебя и не хватило ума сообразить, что происходит вокруг. Страх заслепил твои глаза! Тебе некогда было во всем этом разбираться. Ты услышал только то, чего боялся услышать. Вот так-то, друг мой. – Нимрод хлопнул Дауда по плечу, и пошел в сторону парапета.

- Но ведь я не хотел, чтоб все так получилось!

Нимрод подошел к самому краю парапета.

- Иди сюда! Я тебе кое-что покажу, - прокричал он как будто издалека.

Дауд направился в сторону Нимрода. По мере того как Дауд приближался  к краю террасы, ветер усиливался, и в ушах немного гудело. Дауд замедлил шаг.

- Иди-иди, не бойся, не каждому на этой земле выпадает шанс взглянуть на Вавилонию оттуда, откуда на него смотрят боги! – кричал Нимрод стоя на самом краю. Его волосы и плащ трепало на ветру как паруса во время шторма.

Дауд сделал еще несколько шагов вперед. За краем парапета начал раскрываться бескрайний горизонт. Еще пара шагов, и Дауд почувствовал, что выше него находится только солнце. Это удивительное чувство манило его подойти еще ближе к краю, откуда весь мир открывался перед ним, словно лежал у него на ладони. Казалось, можно поднести ладонь чуть поближе и разглядеть на ней крохотные городки, расположенные в окрестностях Вавилона, тоненькое, словно вышитое шелковой нитью, русло реки и лес, казавшийся отсюда моховым ковром.

- Видишь все это там внизу? – прокричал ему Нимрод. Его слова сносило ветром, и Дауд, поборов в себе страх, подошел поближе. – Смотри-смотри, Дауд, только отсюда видно какой должна быть наша земля. Спустившись вниз, ты вряд ли когда-нибудь ещё увидишь её такой, как сейчас. Боюсь, что всё это может погрязнуть в дыму и крови. И знаешь почему?

- Почему?

- Сабаты оказались правы, Башня действительно стала нашим проклятием. Она породила в людях необузданное чувство  собственника.  С тех пор, как люди начали получать оплату за свой труд, они познали два простых слова – «это мое», и теперь каждый знает, чего он стоит. В этом заключается главное проклятие Башни. Люди просто перестали понимать друг друга. Им мешает их собственное «я». Они на всё стали смотреть сквозь призму под названием  «мое». Да-да, не удивляйся, теперь каждый знает, что такое мои деньги, мой дом, мои силы, моё время, моё здоровье. Страх потерять свое застилает людям глаза, и они не видят и не слышат друг друга. Они стали воспринимать друг друга не как одно целое, а как угрозу, которая постоянно пытается отнять, или хотя бы потеснить нечто «мое».

- Неужели этого никому не видно?

- А тебе? Тебе это видно было, когда ты сердился на Майю за то, что она хотела показать тебе новую статую Мусы? Да, не удивляйся, все события прошедших дней были восстановлены следователем с точностью до каждого слова. Ведь ты просто заботился о том, чтоб оградить от неё своё «я». Чтобы она не дай бог, не оторвала у тебя кусок «твоего времени», которого тебе так не хватало. Впрочем, как видно, у Господа были свои планы на этот счет, и толку от всей этой заботы оказалось немного.

- Я думал, она не поймет.

- Нет, Дауд, люди не настолько глупы, чтобы не понимать очевидного. Ты просто хотел показать, что именно «ты» владеешь ситуацией, добавляя очередной кирпич в башню, которую начал создавать вокруг себя, позабыв при этом о Боге. Боюсь, что со временем забота о своем «я» будет как чума, все дальше и дальше распространяться по всему миру. Ты вроде тихо все делал, мирно, и закона нигде не нарушил, и людям даже помочь хотел, чуть ли не святой получаешься. Да только не получаешься. Вон сколько дел натворил. А беда здесь в том, что ты просто не видел никого кроме себя. Боялся за шкуру свою, за гордость свою, за репутацию.  Люди стали ставить себя выше Бога.  Они забыли, что все на этом свете принадлежит только ему. Бог дает нам силы, здоровье, каждому отводит время на этой земле. Все это нам дает он, но он же, может и забрать все в любую минуту. Твоего в этом мире ничего нет, как, впрочем, и моего. Пока ты не поймешь этого, вряд ли ты сможешь говорить с окружающими на одном языке. Это говорю тебе я, Нимрод-зверолов, у ног которого, лежал весь этот мир, простирающийся перед тобой, насколько хватает взгляда. Приложив столько сил и средств для защиты Башни и Вавилона от внешних врагов, я не смог, однако, разглядеть истинную угрозу, которая только возрастала при каждой новой попытке уберечь город от  неприятеля. Страх - это коварное чувство, которое  сыграло с нами плохую шутку. Мы поплатились за свои страхи остаться ни с чем, друг мой, и я опасаюсь, что человечество еще долго будет расплачиваться за это.