Ночные туманы

Командир наш и смерти не побоялся. И все потому, что не хотел никуда уходить от родных берегов.

- В мое время, - сказал он, - матросы редко шли с охотой служить. Потом привыкали, служили исправно, но многие тосковали по берегу. А вот вы, например, - похлопал он по плечу Севу, - пришли по собственной воле. По горячей любви своей к морю, насколько я понимаю?

- Да, - сказал Сева.

- Вы что, родились у моря?

- Нет.

- Станюковича начитались?

- Прочел. Да и дядька рассказывал.

- Он моряк?

- На "Императрице Марии" взорвался.

- А-а... - протянул командир. - И вы что же, Гущин, собираетесь флоту служить, как у нас говорят, до самого гроба?

- Мечтаю!

- Мечтаю... Это хорошо вы сказали. Вы знаете, командующий убежден, что мы будем поднимать корабли со дна моря и у нас будет флот. Черноморский, достойный им давно заслуженной славы. И на флоте будут командовать красные офицеры. Может быть, вам суждено ими стать. Но для этого надо учиться. Какое у вас образование?

Мы признались, что нас вышибли из училища.

- Меня тоже когда-то чуть было не вышибли из морского корпуса, едва уцелел, - улыбнулся командир. - Но потом все же кончил с отличием. А хотите вы учиться всерьез, чтобы вернуться на флот командирами?

- Командирами?

Мы об этом, признаться, не думали. Стонов заронил в мое сердце искру, она ярко вспыхнула. Встать на мостик!

Служить на прекрасных голубых кораблях, горделиво выходящих на морские просторы!

И я вдруг отчетливо осознал, что командир одинок.

Он пришел к нам, чтобы найти в нас поддержку. В тот вечер мы, ничего не тая, рассказали ему о своей жизни.

Время текло незаметно. Командиру некуда было спешить, и он подробно рассказывал нам, как плавал на паруснике, на эсминце, как чуть не умер от горя, когда видел гибель своего корабля...

- И вы знаете, на что я надеюсь? - сказал он с просветлевшим лицом. На то, что увижу эсминец свой на плаву.

С палубы донеслась похабная ругань. Это вернулись клешники.

Командир взглянул на часы, прихлопнул тяжелую золотую крышку, поморщился. Пожелал нам спокойной ночи и поднялся по трапу. Мы видели его длинные ноги в начищенных до блеска очень старых ботинках, в аккуратно отутюженных, но поблескивающих от долгого употребления брюках.

Перед первым выходом на траление командир собрал нас и стал рассказывать о специфике нашей профессии:

- По тихому гладкому морю скользит корабль. Но видно вокруг никакой опасности, но смерть стережет под водой. Корабль встречает на пути невидимую плавучую мину. Толчок приводит в действие взрыватель. Все с грохотом летит вверх в огненном смерче: люди, обломки мачт, клочья железа и стали. Море успокаивается, и вокруг все так же тихо, как пять минут назад. От мины взлетают корабли водоизмещением в пять и в тридцать тысяч тонн.

- Что же такое морская мина? - говорил Стонов. - Это шар, начиненный взрывчатым веществом. Шар притянут ко дну тяжелым якорем. Его держит веревка, называющаяся минрепом. Мина качается как бы на стебле.

В минном поле мины рассажены в шахматном порядке. Поле смерти простирается на много десятков, а иногда и на сотни миль.

Прикосновение к мине грозит смертью;

Тральщики идут специальным строем, попарно, уступами. Между двумя кораблями протянут длинный трос - трал. Все, что встречает трал на пути, он выбрасывает на воду. Веревка зацепляет за мину и выдергивает ее с корнем. Она выскакивает на поверхность, как воздушный шар.

За первыми тральщиками идет корабль-вехостав. Он ставит вехи. Они указывают: море распахано, здесь могут безопасно ходить корабли.

За вехоставом идет корабль-подрывник. Он уничтожает мины, пляшущие на волнах...

Мы выходили вместе с другими, такими же, как и наш, колесными тральщиками, и с колес стекала вода; небо над бухтами заволакивало густыми дымными тучами, и, наверное, за десять миль в море было видно, что шествует наша армада. Море было пустынно до самого горизонта. Кому охота было подрываться на набросанных интервентами минах!

Наши бравые, татуированные от пяток до шеи ТриЖоры-Три оказались в море никудышными моряками.

При малейшем волнении они начинали травить. Прокофий Ипатыч сердито приказывал им прибрать за собой.

Во время тральных работ они путались под ногами, галдели, - словом, устраивали невообразимый кабак. Они появились на "Чонгаре" до нас, я не знал, откуда они взялись, но подозревал, что военными моряками они никогда не были.

А мы и наш командир никогда не думали о подстерегающей нас опасности. Лицо командира никогда не выражало тревоги. Даже в самые опасные моменты он был спокоен.

Корабли медленно тащили трал. Все чаще раздавалось: "Крак! Крак!"

Черный орех танцевал на волнах. Иногда его расстреливали из пушки.

Всплывала вверх брюхом оглушенная рыба. Мы ее собирали, и она нам была хорошим подспорьем в то голодное время.

Однажды два тральщика затралили мину. Они не смогли сдвинуться с места, поэтому стали осторожно вытягивать трал.

В полутора метрах под кормой обнаружили притаившуюся, готовую взорваться от малейшего прикосновения мину.

Мины взрывались в тралах. От одной детонировали другие. И тогда тральщик обливало волной, и он вертелся волчком. Корму подбрасывало. Казалось, что тральщик взорвался и тонет. Корпус трещал по швам...

Не раз мы встречали мины, висевшие почти у самой поверхности. Их было хорошо видно в прозрачной воде.

На такую мину спускали буек с подрывным патроном.

Случилось, что тральщик намотал на колесо трос. Сева сказал командиру:

- Я пойду размотаю.

- Добро, - разрешил командир.

Сева спустился в воду и освободил колесо.

Мина взорвалась в трале, и меня сбросило в воду.

Сева и Васо кинулись с борта на помощь.

- Держись, Сережка!

Они подняли меня на борт.

- Живой? - спросил с мостика командир.

В первый раз я видел его взволнованным.

- Объявляю вам благодарность, - сказал он Севе и Васо. - Вы настоящие черноморцы.

И это было для них самой лучшей похвалой.

- Вы знаете, братцы, эти скоты хотят обокрасть командира, - сказал как-то вечером Сева.

- Кто?

- Жоры, будь они прокляты! Я слышал, как нынче сговаривались. Им понравились его золотые часы.

- Негодяи! Он с голоду умирал, а награду не продал, - возмутился Васо.

- Надо сказать командиру, - предложил я. - Пусть припрячет подальше. Они стащили у него пистолет. А потом, он слишком горд, чтобы опасаться такой сволочи.

Мы сами справимся с этими подонками.

- А как ты это думаешь сделать?

- У меня есть один план.

- Может быть, лучше заявить куда следует?

- А где у тебя доказательства?

- Ладно. Давай сюда свой план...

Командир жил в крохотной каютке под мостиком, на верхней палубе. Перед сном он обычно читал. На столе у него всегда лежало несколько книг. Этой ночью, когда у него погас свет, мы увидели крадущиеся по палубе тени.

Тяжелой кувалдой Васо выбил из рук одного из Жор пистолет командира. Я со всей силы ударил другого палкой по черепу, Сева справился с третьим. Все это произошло бесшумно, если не считать стонов и вздохов. Дверь каюты раскрылась.

- Что происходит на палубе? - спросил командир.

- Эти гады позарились на ваш пистолет, - сказал Сева. - Вот, возьмите его, командир. И расстреляйте эту сволочь на месте. Революция не потерпит таких подлых подонков.

Жоры так просили о пощаде, так клялись, что их черт попутал, что командир приказал им убраться. Он взглянул на часы, на те самые, которых чуть было навсегда не лишился:

- Идите-ка спать, завтра много работы.

- Мягкотелый интеллигент, - сказал Сева, когда мы спустились в кубрик. - Почему он не перестрелял эту сволочь?

- Он рыцарь Доброе Сердце, - возразил Васо. - Я уверен, что, если бы опасность грозила кораблю, его рука бы не дрогнула. Во все века капитаны вздергивали бунтовщиков на рее.