День освобождения Сибири

После Февральской революции Алексеевский вернулся в Благовещенск и сразу же включился в активную политическую работу. Летом 1917 г. он был избран городским головой (мэром) Благовещенска, а в ноябре того же года — членом Всероссийского Учредительного собрания. Окрылённый идеями о создании на территории Сибири и Дальнего Востока независимых в экономическом и юридическом плане областей (республик), по типу штатов Северной Америки и Канады, Александр Николаевич возглавил амурское объединение республиканцев-федералистов, по сути являвшееся местным отделением сибирских областников-автономистов. Осуществлению этих планов, однако, помешала Октябрьская революция, а также последовавший вслед за ней разгон большевиками Учредительного собрания, на которое ревнители демократического самоопределения возлагали очень большие надежды. Более того, за то время, пока Александр Алексеевский проделывал долгий путь в столицу русской революции на заседания Учредительного собрания, а потом — обратно, в Благовещенске большевики уже успели распустить местное городское и земское самоуправление, получив в ответ вооруженный (гамовский) мятеж со стороны оппозиции. Бывший уже теперь городской голова прибыл в город, что называется, к шапочному разбору, когда разгромленные участники выступления бежали на противоположный берег Амура — в Китай. Так что Алексеевский, фактически единственный из всех лидеров оппозиции, сойдя с поезда, тут же попал в руки к торжествующим большевикам, после чего отправился на очередную свою отсидку в местную тюрьму.

Просидев ровно полгода в большевистских застенках, Александр Николаевич

17 сентября того же 1918 г. в ходе развернувшегося по всей Сибири и Дальнему Востоку вооруженного мятежа был освобождён, и уже на следующий день его утвердили новым главой областной благовещенской администрации. Последняя уже вскоре, не дожидаясь на то разрешения Всероссийского Учредительного собрания и даже Сибирской областной думы, провозгласила образование на территории Амурской области автономной демократической республики. А Алексеевский стал главой её правительства. Попав таким образом в число первых дальневосточных «сепаратистов», Александр Николаевич сразу же оказался почти в полной политической изоляции со стороны пришедшего к власти Временного Сибирского правительства под руководством областника классического, так скажем, направления — П.В. Вологодского.

В итоге новоявленному реформатору и его команде всё-таки пришлось отступить и полностью подчиниться воле созданной в конце сентября Уфимской Директории. В соответствии с её распоряжением в начале ноября правительство Амурской области было распущено, а Амурская (автономная) республика ликвидирована. После этого в течение некоторого времени Александр Алексеевский исполнял обязанности председателя областной земской управы, однако вскоре, в связи с развязавшейся борьбой между атаманом Семёновым и адмиралом Колчаком за власть в Амурской области, он, не желая принимать сторону ни одной из противостоящих группировок в разгоревшемся конфликте, покинул Благовещенск.

Оставшись, что называется, не у дел, Александр Николаевич продолжал участвовать по мере сил и возможностей в земском строительстве на территории «Колчакии». Так, в конце 1919 г. он принял активное участие в работе проходившего в Иркутске совещания земских и городских гласных. Однако шедшая за ним по пятам слава первого дальневосточного «сепаратиста» всё-таки настигла его, и вскоре после начала совещания он был арестован, на этот раз уже белогвардейской контрразведкой. Освобождённый под поручительство губернской земской управы, он вышел из тюрьмы как раз за неделю до начавшегося в конце декабре того же 1919 г. антиколчаковского вооруженного мятежа под руководством земско-эсеровского Политцентра. Некоторое время спустя Алексеевский принял участие в мирных переговорах представителей восставшей демократии с делегацией колчаковского правительства, а после окончательного изгнания белогвардейцев из Иркутска — в допросах арестованного уже к тому времени бывшего верховного правителя России адмирала А.В. Колчака.

После окончания Гражданской войны Александр Николаевич оказался в эмиграции, жил во Франции, в Париже. Здесь в 1921 г. он принял участие в совещании бывших членов Учредительного собрания. По воспоминаниям современников, Алексеевский в тот период был крайне враждебно настроен по отношению к советской власти, однако его непримиримая позиция стала меняться на прямо противоположную в ходе Второй мировой войны, а после её окончания он даже стал симпатизировать СССР. В частности, в это время Александр Николаевич чрезвычайно восхищался достижениями советских учёных в области изучения атомной энергии и освоения космоса. Его жизнь в Париже закончилась трагически: осенью 1957 г., в возрасте 78 лет он попал под колёса мотоцикла.

Анненков Борис Владимирович — 29 лет в 1918 г., уроженец Киевской (по другим данным — Курской) губернии, потомственный дворянин, окончил Одесский кадетский корпус и Елисаветградское кавалерийское училище (по другим данным — Александровское военное училище в Москве). Начинал службу в Сибирском казачьем войске. Являясь внуком известного декабриста И.А. Анненкова, Борис Владимирович и сам оказался склонен, особенно в молодости, к проявлению некоторого инакомыслия. Так, проходя в 1914 г. службу в одном из сибирских казачьих полков в г. Верном (ныне Алматы), он принял участие в вооруженном выступлении казаков, недовольных рукоприкладством командного состава. Несколько офицеров в результате этого стихийного мятежа были убиты. Вскоре в город Верный прибыла военная экспедиция из Омска, сотника Анненкова по подозрению в сочувствии к бунтовщикам арестовали и приговором военного трибунала определили к полутора годам тюремного заключения. Однако начавшаяся в том же году Первая мировая война внесла некоторые коррективы в решение суда, и провинившийся хорунжий вместо исполнения наказания отправился на фронт.

Службу проходил в 4-м Сибирском казачьем полку, командовал так называемым отрядом особого назначения (или партизанским отрядом, как тогда попросту называли такие части), забрасывавшимся в тыл врага для разрушения его коммуникаций. За героизм, проявленный во время проведения боевых операций, Борису Владимировичу стали понемногу забываться его довоенные «подвиги», а вскоре последовали даже и награды, в том числе Золотое оружие за храбрость и несколько так называемых солдатских георгиевских крестов, в 1917 г. ему было присвоено очередное воинское звание есаула (капитана в современной привязке).

Февральскую революцию Борис Анненков воспринял положительно, а вот к Октябрьской отнёсся крайне отрицательно. После демобилизации вместе со своим отрядом он прибыл в Омск, категорически отказался выполнить требование советской власти по разоружению казаков и, покинув город вместе примерно с двадцатью наиболее решительными сторонниками, поселился в станице Захламинской, неподалёку (в шести верстах) от Омска, на полулегальном положении. 18 февраля 1918 г. группа Анненкова приняла участие в так называемом «поповском» антибольшевистском мятеже, в ходе которого казакам удалось захватить и увёзти с собой хранившуюся в Никольском соборе Омска святыню Сибири — боевое знамя Ермака. После подавления поповского бунта Анненков с частью ближайших сподвижников перебрался подальше от Омска и долгое время скрывался в одной из станиц вблизи г. Кокчетава. И только в самый канун общесибирского восстания отряд Анненкова, значительно пополненный личным составом, опять появился и начал действовать неподалёку от Омска.

В июне-июле того же 1918 г. в ходе развернувшегося по всей Сибири вооруженного мятежа, Анненков во главе достаточно крупного воинского соединения принимал активное участие в боях с частями Красной армии на Урале. По завершении этой операции, закончившейся взятием Екатеринбурга, Анненкову указом Временного Сибирского правительства было присвоено воинское звание войскового старшины (подполковника). В начале сентября часть его отряда во главе с самим командиром направили на подавление вооруженного народного восстания в Славгородском уезде, здесь анненковцы впервые проявили себя как усердные каратели: расстреливали, вешали, секли плетьми мирное население — ну, в общем, всё как полагается. В то же время подчинённые Анненкова начали проявлять и некоторую вольность, граничившую с бесконтрольностью и неподчинением властям. А в ноябре того же года и сам командир, к тому времени уже полковник, отказался признать верховную власть адмирала Колчака, посчитав его «слепым исполнителем воли союзников».