Прежде Адама

ГЛАВА XV

Вислоухий женился. Это была вторая зима после нашего опасного похода и это было совершенно неожиданно. Он не предупредил меня. Я узнал об этом однажды вечером, когда поднялся по утесу к нашей пещере. Я протиснулся внутрь и застыл в изумлении. Для меня не осталось места. Вислоухий и его половина заняли все, к тому же она оказалась никем иным как моей сестрой, дочерью моего отчима, Болтуна. Я попробовал проложить себе путь домой силой. Место здесь было только на двоих и это место уже было занято. Я тоже стал для них помехой и в результате получил такую взбучку, что был рад убраться прочь. Я спал той ночью, и много других ночей, в проходе, соединяющем двойную пещеру. Исходя из моего прежнего опыта он казался довольно безопасным. Поскольку те двое спаслись от старого Саблезуба, а я от Красноглазого, то мне казалось, что я смогу скрыться от хищников, переходя взад и вперед между этими двумя пещерами. Я забыл про диких собак. Их размеры позволяли им пройти в любой проход, через который я мог протиснуться. Однажды ночью они учуяли меня. Если бы они залезли в обе пещеры одновременно, я пропал. Но преследуемый частью стаи по лазу, я вылетел наружу через вход другой пещеры. Там меня поджидали остальные собаки. Они прыгнули на меня, а я прыгнул на стену утеса и начал подниматься. Один тощий, голодный пес перехватил меня в середине прыжка. Он вцепился мне в бедро и едва не стащил назад. Он держался мертвой хваткой, но я не пытался стряхнуть его, а бросил все силы на подъем вверх, туда где я оказывался вне досягаемости остальной части этих тварей. Только, когда я полностью обезопасил себя от них, я переключил свое внимание на эту живую смерть, повисшую на моем бедре. В дюжине футов над щелкающей зубами стаей собак, царапающих когтями скалу, пытавшихся запрыгнуть на нее и каждый раз сваливавшихся назад, я схватил пса за горло и задушил его. Это произошло не скоро. Он бился в ужасе, рвал меня когтями и все время дергался, пытаясь сбросить вниз. Наконец его зубы разжались и отпустили мою порванную плоть. Я втащил его на утес, и воссел в ночи у входа в свою старую пещеру, в которой были Вислоухий и моя сестра. Но сначала я должен был выдержать бурю негодования пробужденной орды, оказавшись причиной ее волнения. Месть была сладка. Время от времени, когда лай стаи внизу затихал, я бросал вниз обломок скалы и все начиналось снова. После чего возмущение доведенного до белого каления Племени разрасталось с новой силой. Утром я поделился добычей с Вислоухим и его женой, и в течение нескольких дней трое из нас не были вегетарианцами. Брак Вислоухого не был счастливым и единственное утешение в том, что он был не очень продолжительным. Ни он, ни я не были счастливы в то время. Я был одинок. Я страдал от неудобства, выброшенный из своей уютной пещеры, и в тоже время не смог подружиться с кем-нибудь другим из молодых мужчин. Я думаю, что моя долгая дружба с Вислоухим стала привычкой. Я мог бы жениться, это правда, и скорее всего женился бы, если бы орда не испытывала нехватки в женщинах. И причиной этому была ненасытность Красноглазого, ставшая угрозой существованию племени. Кроме того, еще была и Быстроногая, которую я не забыл. Во всяком случае, в продолжение всего брачного периода Вислоухого, я слонялся неприкаянный, проводя в опасности каждую ночь, вздрагивая от каждого шороха. Когда умер один из нашего Племени, а его вдова перешла в пещеру к другому, я занял оставленную пещеру, но у нее был слишком широкий вход и после того, как Красноглазый однажды едва не сцапал меня, я снова стал спать в проходе двойной пещеры. Летом я, правда, частенько неделями не возвращался в пещеры, проводя ночи в древесном гнезде, которое устроил около устья топи. Я уже говорил, что Вислоухий не был счастлив. Моя сестра была дочерью Болтуна, и она сделала жизнь Вислоухого невыносимой. Ни в какой другой пещере не было столько ссор и препирательств. Если Красноглазый был Синей Бородой, то Вислоухий был мокрой курицей, и я думаю, что Красноглазый не был настолько глуп, чтобы когда-нибудь возжелать жену Вислоухого. К счастью Вислоухого, она умерла. То лето было необычным - почти в самом его конце поспел второй урожай волокнистых корней моркови. Морковь из этого неожиданного урожая была молода, сочна и нежна, и на какое-то время морковная поляна стала любимым местом еды для всего Племени. Однажды рано утром, несколько таких групп пришли туда на завтрак. С одной стороны от меня был Лысый. За ним были его отец и сын, старик Мозговая Кость и Длинногубый. С другой стороны от меня были моя сестра и Вислоухий, она была ближе ко мне. Ничто не предвещало опасности. Внезапно, оба - Лысый и моя сестра подпрыгнули и закричали. Одновременно с этим я услышал глухие удары стрел, которые пронзили их. В следующее мгновение они упали на землю, дергаясь и задыхаясь, а остальные в панике бросились на деревья. Стрела пролетела мимо меня и воткнулась в землю, ее оперенное древко дрожало словно продолжая прерванный полет. Я хорошо помню, как свернул в сторону, чтобы обежать ее, и что я сделал для этого слишком большой крюк. Наверно, так лошадь бросается в сторону от того, что вызывает ее страх. Вислоухий, бежавший рядом со мной, упал со всего размаха. Стрела пронзила икру его ноги и опрокинула его. Он попытался бежать, но снова повалился. Он сидел на земле дрожа от страха и с мольбой взывал ко мне. Я бегом вернулся к нему. Он показал мне стрелу. Я схватился за нее, чтобы вытащить, но вызванная моим движением боль, заставила его вцепиться мне в руку. Одна стрела пролетела между нами. Другая ударилась в скалу, раскололась и упала на землю. Это было слишком. Я резко дернул стрелу изо всех сил. Стрела выскочила, а Вислоухий закричал и со злости ударил меня. Но в следующее мгновение мы уже мчались во весь опор. Я оглянулся назад. Старик Мозговая Кость, оставшийся один далеко позади, едва ковылял в своей безнадежной гонке со смертью. Иногда он почти падал и один раз он все-таки упал, но стрелы в него больше не летели, и он смог, превозмогая слабость подняться на ноги. Тяжек был груз его лет, но он не хотел умереть. Трое Людей Огня, выскочившие теперь вперед из их лесной засады, могли легко прикончить его, но они даже не пытались это сделать. Возможно, он был слишком старый и жесткий. Им были нужны Лысый и моя сестра, потому что когда я залез на дерево, то увидел как Люди Огня бьют камнями им по голове. Одним из них был хромой старый охотник. Мы направились по деревьям к пещерам - возбужденная и беспокойная толпа, гнавшая перед собой к своим пещерам всех мелких обитателей леса, и испускавшая множество бессмысленных криков. Теперь, когда не было непосредственной опасности, Длинногубый остановился, поджидая деда, Мозговую Кость. Потерявшие соединявшее их поколение в лице Лысого, старик и юнец пошли последними. Вот так Вислоухий опять стал холостяком. Той ночью я спал с ним в старой пещере, и возобновились наши прежние жизнь и дружба. Потеря спутницы жизни казалось не вызвала у него никакой печали. По крайней мере он никак не показывал этого, и не заметно было, чтобы он переживал из-за ее отсутствия. Его больше донимала рана в ноге и прошла целая неделя прежде, чем он опять стал таким же резвым как прежде. Мозговая Кость была единственным стариком в орде. Иногда, вспоминая его, когда образ его наиболее отчетлив, я замечаю, что он поразительно похож на отца нашего садовника. Отец садовника был очень стар, очень морщинист и изможден, и любой признал бы, что, когда он смотрел маленькими подслеповатыми глазками и шамкал беззубым ртом, он выглядел и действовал подобно старику Мозговой Кости. Это сходство часто пугало меня, когда я был ребенком. Я всегда убегал, при виде старика, ковылявшего на двух костылях. У Мозговой Кости даже была белая борода состоявшая из нескольких редких беспорядочно торчавших волосков, похожая на бакенбарды старого отца садовника. Как я уже сказал, Мозговая Кость был единственным старым членом Орды. Он был исключением. Никто в Племени не доживал до старости. Средний возраст был довольно редок. Насильственная смерть была обычной. Мы умирали также как умер мой отец и Сломанный Зуб, как моя сестра и Лысый внезапно и жестоко, в полном расцвете сил, когда жизнь еще бьет ключом. Естественная смерть? Умереть насильственной смертью в те времена и было естественным. Никто не умер от старости в Племени. Мне неизвестно ни одного такого случая. Даже Мозговая Кость не умер так, а он был единственным в мое время, кто имел этот шанс. Глубокая царапина, любое серьезное ранение или временное ухудшение физических способностей, означало быструю смерть. Как правило, этих смертей никто не видел. Члены Племени просто выпадали из вида. Они уходили из пещер утром и никогда не возвращались. Они исчезали - в голодных утробах хищников. Набег Людей Огня на морковной поляне был началом конца, хотя мы этого не знали. Время шло и охотники Людей Огня стали появляться все чаще. Они приходили парами и по трое, подкрадываясь через лес со своими летящими стрелами, способными убивать на расстоянии и сбивать добычу с вершины самого высокого дерева, не поднимаясь на него. Лук и стрела как бы увеличивали их мускулы до невероятных размеров, как будто они могли прыгнуть и убить на расстоянии в сто футов и больше. Это делало их гораздо более опасными, чем сам Саблезуб. И, кроме того, они были очень умны. У них была речь, которая позволяла им рассуждать более эффективно, и к тому же они понимали, что значат совместные усилия. Мы стали очень осмотрительными, находясь в лесу. Мы стали более настороженными, бдительными и робкими. Деревья перестали быть тем убежищем, которому мы могли довериться. Мы больше не смели, устроившись поудобнее на ветках, смеяться над нашими кровожадными врагами на земле. Люди Огня были плотоядны, с когтями и клыками длиной в сотню футов, самыми опасными из всех хищников, которые водились в первобытном мире. Одним утром, прежде, чем Племя разбрелось по лесу, началась паника среди водоносов и тех, кто спустился к реке, чтобы напиться. Вся орда понеслась к пещерам. Это было нашей характерной чертой в таких случаях сначала спасаться бегством, а уж потом разбираться что к чему. Мы уселись у входов в пещеры и ждали. Через некоторое время один из Людей Огня осторожно вышел на площадку. Это был маленький высохший старый охотник. Он долго стоял и наблюдал за нами, разглядывал наши пещеры и стену утеса, скользя взглядом то вверх, то вниз. Он спустился по одной из тропинок к водопою, а через несколько минут вернулся по другой тропе. Снова постоял и долго пристально смотрел на нас. После этого он круто повернулся и захромал в лес, предоставив нам обеспокоено и горестно взывать друг к другу от входов в пещеры.