Оружие победы и НКВД. Конструкторы в тисках репрессий

Новая пушка оказалась легкой и маневренной. Это оказалось очень важно, поскольку на поле боя ее перекатывали вручную. Важным ее отличием было увеличение угла горизонтального обстрела, что наконец дало возможность бороться с легкобронированными танками. Также несомненным достоинством явилась большая скорострельность. Были и недостатки — угол возвышения остался небольшим. После Победы производство этой пушки продолжали лишь до 1946 года. Всего было выпущено более 5 тысяч орудий, что для полкового орудия является цифрой небольшой.

Арестованные конструкторы спешили — у них были конкуренты, Центральное артиллерийское конструкторское бюро, которое создавало аналогичную пушку. Сделанная наспех, первые испытания пушка ОКБ-172 не выдержала. Кучность оказалась неудовлетворительной, противооткатные устройства работали плохо (длина отката достигала 0,8 м, а накат проходил со стуком), боевая ось прогибалась. Тем не менее в конце июля 1943 года были начаты войсковые испытания четырех опытных образцов полковой пушки, на которых были усилены боевые оси. Эти испытания закончились 12 августа 1943 года. Постановлением ГКО от 4 сентября 1943 года пушка под названием ОБ-25 была принята на вооружение, а это означало свободу ее создателям. В 1943 году «за заслуги в создании новой артиллерийской техники» Цирульников был досрочно освобожден. Конечно же, в ОКБ-172 прекрасно знали недостатки пушки, и позднее были предприняты попытки ее доработать. В 1944 году появился проект БЛ-11 («Берия Лаврентий-11»). Был изготовлен опытный образец, но ГАУ отказалось брать пушку на вооружение. К слову, подавляющее большинство пушек ОКБ-172 в серию не пошло. Труд арестованных инженеров — очень большой труд — в основном был растрачен зря.

После войны М.Ю. Цирульников участвовал в работах по созданию первых мощных отечественных энергетических установок на твердом топливе для ракетно-космических систем. Это очень большая и интересная тема, которая, к сожалению, не относится к теме нашей книги.

СОЗДАТЕЛЬ ДАЛЬНОБОЙНЫХ ОРУДИЙ

19 июня 1943 года, когда вышло постановление об амнистировании со снятием судимости ряда специалистов, вместе с М.Ю. Цирульниковым в этом постановлении упоминалось и имя Е.А. Беркалова.

Это имя тоже было вычеркнуто из истории и хорошо забыто — а оно принадлежало одному из самых выдающихся конструкторов в области вооружений. Вот что вспоминал о Е.А. Беркалове патриарх российского и советского кораблестроения академик А.Н. Крылов: «Мировая война послужила поводом к развитию и возникновению целого ряда технических вопросов. Для примера я ограничусь одним из них — стрельбой на дальние расстояния (100 верст). Известно, что немцы обстреливали Париж [8] с подобной дистанции снарядами 9-дюймового калибра, причем была получена изумительная меткость; так, например, пять или шесть снарядов легло подряд около Gare Montparnasse на площади около 100 саженей радиусом. Большого вреда этот обстрел такому городу, как Париж, не приносил, но можно вообразить ряд случаев, где нравственное влияние такой стрельбы было бы весьма сильно. Ясно, что и нам необходимо добиться такой же дальности, чтобы не быть отсталыми в этом деле. Начальник Морского полигона Е.А. Беркалов, по-видимому, разгадал способ стрельбы, примененной немцами. Он показал прямыми опытами, каким образом из существующих орудий можно сообщить снаряду начальную скорость, соответствующую дистанции в 100 верст и более. Начальник сухопутного полигона В.М. Трофимов показал расчетами, как, увеличив длину орудия, можно достигнуть той же начальной скорости.

Понятно, что для целей морской артиллерии решение Беркалова предпочтительное, ибо на море стрельба на 100 верст будет применяться только в исключительных случаях обстрела портов, крепостей и т.п., а не для боя между судами, и, значит, выгоднее иметь обычного типа орудия большого калибра и к ним специальный боевой запас для дальней стрельбы, нежели специальные длинные пушки малого калибра.

Для изучения этих артиллерийских вопросов и производства опытов образованы специальные комиссии».

Статья академика А.Н. Крылова называлась «О некоторых современных научно-технических вопросах». Статья крайне интересна, поскольку, думаю, в ней А.Н. Крылов точно определяет основу германской мощи в Первую мировую войну. Академик писал:

«...В чем состоит истинное понимание всякого дела и чем оно достигается? На этот вопрос еще триста лет тому назад дал ответ великий философ и математик Декарт. Вот четыре его правила.

1) Ничего не признавать за истинное и не класть в основу суждений, как только то, что ясно признано разумом за таковое, опасаясь всякой торопливости и предвзятости мнений.

2) Всякий вопрос расчленять на столько частей, чтобы решение тем, по возможности, облегчалось.

3) Начинать всегда с простейшего, легко доступного и постепенно восходить к сложнейшему, чтобы даже и в тех случаях, где нет естественной последовательности, устанавливать определенный порядок.

4) Всюду делать настолько полные перечни и общие обзоры, чтобы быть уверенным, что ничего не упущено из виду.

В точности следовать этим правилам — и значит придать делу научную постановку. Германия и поставила у себя военное дело на истинно научную почву и заблаговременно озаботилась гармоническою подготовкою всего, что нужно для войны».

Вспомним знаменитую немецкую пунктуальность. Откуда она? Не является же она биологической особенностью «арийской» нации? Конечно, нет. Расчленение дела на части, и тщательное выполнение каждой из частей — это из философии француза Декарта, перенятой немецкими учителями и внедренной немецкими педагогами в дух и плоть нации.

Академик Крылов продолжал:

«Научно обсуждая всякий вопрос, Германия увидала, что в таком обсуждении не место прилагательным: слова «большой», «малый», «много», «мало» ничего не выражают, а единственный точный вопрос есть «сколько» и точный на него ответ — «столько-то». Недаром в Писании сказано: «Вся числом и мерою сотворил еси». Мера и число и должны лежать в основе всякого дела».

А.Н. Крылов продолжал:

«Обсуждая все на числах, а не на словах, Германия ясно оценила то количество всякого рода предметов боевого снаряжения и снабжения, которое потребно для обеспечения миллионов призываемых, она ясно сознала, что всего заблаговременно заготовить нельзя, что потребуется самая напряженная работа во время войны для пополнения расходуемого. Это пополнение могла доставить только сильно развитая промышленность во всех ее видах, и Германия тщательно озаботилась о всемерном развитии своей промышленности в мирное время. Развитие промышленности она видела не в искусственном ее поддержании при помощи покровительственных тарифов и пошлин, а в правильной и широкой ее постановке. Эта же постановка достигалась созданием новых отраслей производства, массовым использованием того, что, казалось, не имеет никакой ценности — установлением усовершенствованных способов производства. Здесь она увидала, что необходимо развивать творчество, а истинное творчество требует не столько знания мелочной технической рутины, сколько широкой научной подготовки, дающей возможность сопоставлять факты и извлекать заключения из самых разнообразных областей. Германия, «начиная с простейшего» и «расчленяя вопрос», поняла, что основою техники является так называемая чистая или отвлеченная наука, что техника есть потребитель научного творчества и поэтому надо обеспечивать самое творчество, самое производство научных методов, открытий, исследований и изобретений.

Вот эта-то своевременно осознанная истина и привела к развитию университетов, к созданию таких государственных лабораторий, как Reichsanstalt, и таких школ, как Политехникум в Берлине. В самых университетах приучение к самостоятельному творчеству ставится во главу угла».

Действительно, приучения к самостоятельному творчеству у нас не было. Было прямо противоположное — догма, догма и догма.