"Универсальное государство" в России. От древних времен до Крымской войны (СИ)

Зато в борьбе с врагами внутренними, подлинными и мнимыми, Михаил преуспел. Сначала были казнены все оставшиеся в живых самозванцы и их дети: в числе прочих был казнен через повешение (на воротах Спасской башни московского Кремля) трехлетний сын Лжедмитрия II, причем толстая веревка не затянулась на тоненькой шее мальчика, и несчастный ребенок провисел несколько часов в петле на холоде, пока не замерз насмерть. Глава казаков Иван Заруцкий был посажен на кол, расправились и со многими рядовыми участниками этих событий.

Кровь и жестокость сопровождали весь период правления Романовых в России вплоть до последнего царя Николая II. Зловещим предзнаменованием сочли современники "ходынскую катастрофу", когда в Москве на Ходынском поле, на торжествах по случаю коронации этого царя погибло более тысячи человек из-за страшной давки. Константин Бальмонт написал позже стихи "Наш царь", в которых были такие строки:

...Наш царь - убожество слепое,

Тюрьма и кнут, подсуд, расстрел,

Царь-висельник, тем низкий вдвое,

Что обещал, но дать не смел.

Он трус, он чувствует с запинкой,

Но будет, - час расплаты ждет.

Кто начал царствовать - Ходынкой,

Тот кончит - встав на эшафот.

Пророчество Бальмонта в отношении Николая II сбылось, а строки о правлении с помощью "тюрьмы и кнута, суда и расстрела" можно отнести ко всем Романовым...

Апофеозом борьбы власти за укрепление своего влияния в XVII веке стало "Слово и дело государево". Это настолько необычная практика судопроизводства, что на ней надо остановиться подробнее.

Под "Словом и делом" понималось доносительство о "злых умыслах" по отношению к царю, о государственной измене, об оскорблении царского имени, царской семьи, просто неосторожное слово в отношении царя. Каждый, кто знал о таких преступлениях (они считались тягчайшими), был обязан под страхом смертной казни донести об этом властям, объявив "Слово и дело государево" в отношении какого-то человека. После этого обвиняемый заключался в тюрьму, где подвергался допросам и пыткам. Окончательное решение по всем подобным делам, где бы они ни разбирались, принималось в Москве.

Русский историк Николай Новомбергский еще до революции опубликовал обширное исследование по практике "Слова и дела", изучив тысячи таких дел (Н. Новомбергский. "Слово и дело государевы", в 2-х томах). Его выводы неутешительны: "Слово и дело" помогло выявить очень мало настоящих случаев государственной измены, - подавляющее большинство этих дел касались обычных бытовых эпизодов, когда подвыпивший человек мог нелестно отозваться о царе и, по русскому обычаю, о его матери. Иногда повод для судопроизводства по "Слову и делу" был совсем пустяковым: например, во время застолья первый тост был поднят не за царя, а за присутствовавших гостей, или за именинника, и тому подобное. Наказание за эти мелкие провинности было, однако, вовсе нешуточным: в лучшем случае виновного били кнутом (после десяти ударов кожа сползала со спины, после пятнадцати - рассекалась до костей, а опытный палач-кнутобоец мог перебить хребет с пяти ударов), вырезали язык (кончик или по горло) и выжигали на лице клеймо. В худшем случае полагалась квалифицированная, то есть особо жестокая смертная казнь, как за настоящую государственную измену, покушение на царя или патриарха (мы уже упоминали об этом в связи с "Соборным Уложением 1649 года").

Таким образом, в России было запрещено даже высказываться о власти. От наказания не был освобожден никто: при Петре I двум знатным княжнам и их служанке вырезали языки, а затем били кнутом и сослали на каторгу за неосторожные слова о царе, сказанные во время ничего не значащего женского разговора. При царице Анне, племяннице Петра, по "Слову и делу" было осуждено более 20 тысяч человек, среди них было немало людей "благородного" сословия.

Введенная при царе Михаиле практика "Слова и дела" просуществовала более ста лет, до 1762 года; естественно, ни о каком уважении человеческой личности, а уж тем более о свободе слова в России и речи быть не могло.

Расширение России

При втором царе из династии Романовых, которого звали Алексей "Тишайший" (царя презрительно прозвали так за то, что он боялся воевать и первым из русских правителей не принял участие ни в одном военном походе), в России окончательно утвердилось крепостное право. Закрепощенные крестьяне и ремесленники подвергались такому угнетению со стороны своих владельцев и государства, что, доведенные до отчаяния, не раз восставали. Эти восстания государство подавляло с неслыханной жестокостью: например, в ходе подавления крестьянской войны (1667 - 1671), которую возглавлял Степан Разин, по Волге пускали плоты с повешенными крестьянами, - очевидцы насчитали, по меньшей мере, 15 тысяч трупов на этих страшных плотах.

Чуть раньше в Москве случился "Медный бунт" (в 1662 году), вызванный значительным повышением налогов и волюнтаристским решением правительства производить свои выплаты медными деньгами, которые народу было приказано брать как серебряные, но при этом подати надо было отдавать настоящим серебром. Это вызвало обнищание населения, москвичи пошли жаловаться царю Алексею. Застигнутый врасплох царь обещал разобраться с налогами, но своего обещания не выполнил. Между тем в его резиденцию были стянуты войска, и когда москвичи пришли во второй раз, их ждала жестокая расправа. Вначале по ним был открыт огонь, и сотни людей были убиты наповал. Потом стали рубить саблями и колоть копьями; наконец, оставшихся в живых схватили и учинили им казнь: более тысячи человек посадили на большие суда, связали руки за спиной и потопили в реке Москве; около двухсот человек повесили, остальным (их число превышало 3 тысячи человек) отсекали руки и ноги, били кнутом, выжигали клеймо на лице. Те, кто выжили, были сосланы "на вечное житье" в отдаленные области России.

Во второй половине XVII века ко всем бедам народа добавились еще гонения за веру. Патриарх Никон провел церковную реформу, которая далеко не всеми была принята. Значительная часть православных верующих отказалась ее признать, в результате русская церковь распалась на два непримиримых лагеря: сторонники Никона и его противники, которых стали называть "раскольниками". Как отмечают исследователи церковного раскола, он был, по сути, протестом народа против усиливающегося гнета государства, но в российских условиях раскольники не видели никакой положительной перспективы в будущем, - оно, по их мнению, несло лишь новые, еще более тяжелые испытания, - поэтому обращали свои взоры к идеализированному прошлому.

Как бы там ни было, государство не намерено было прощать своевольство, и раскольников начали безжалостно преследовать. Ефим Грекулов так описывает это ("Православная инквизиция в России"):

"Протопоп Аввакум (вождь раскольников) писал о патриархе Никоне, что тот "епископа Павла Коломенского мучил и сжег в новгородских пределах; протопопа костромского Даниила уморил в земляной тюрьме в Астрахани; священнику Гавриилу в Нижнем приказал отрубить голову; старца Иону Казанца в Кольском остроге на пять частей рассекли; в Холмогорах сожгли Ивана Юродивого, в Боровске -священника Полиевкта и с ним четырнадцать человек. В Нижнем сожгли народу много, в Казани тридцать человек, а живущих на Волге в городах и селах и не хотевших принять антихристовой печати клали под меч тысячами". "А со мной, - продолжал далее Аввакум, - сидело шестьдесят человек, и всех нас мучил, и бил, и проклинал, и в тюрьме держал".

Андрей Денисов в "Повести о жизни Никона" сравнивает участь раскольников с участью первых христиан в Римской империи. Перечисляя орудия пыток - бичи, клещи, тряски, плахи, мечи, срубы, он упоминает и о железных хомутах - типичном орудии инквизиции: "Хомуты, притягивающие главу, руки и ноги в едино место, от которого злейшего мучительства по хребту лежащие кости по суставам сокрушаются, кровь же из уст и ушей, и из ноздрей, и из очей течет".