Всемирная история: в 6 томах. Том 4: Мир в XVIII веке

Таких познаний хватало на то, чтобы дать представления о товарах и ценах, но было явно недостаточно для понимания страны и образа жизни ее народов. Это накладывалось также на абсолютную убежденность европейцев в превосходстве собственной религии и культуры: «язычниками» и «дикарями» представлялись им даже христиане иных конфессий, что уж говорить о последователях индуизма или ислама. Поэтому большинство авторов довольствовались тем, что развлекали читателей (иногда, как показали современные исследования, без особого смущения переписывая друг у друга), историями об индусах — язычниках, поклоняющихся корове и «дьяволам» [23], о самосожжении вдов, «чудовищных суевериях» и фокусах факиров.

Среди европейцев были, однако, люди, высокий интеллект которых не мог удовлетвориться этими сообщениями и стремился узнать индийскую культуру из первоисточника. Еще в конце XVII в. голландский миссионер Абрахам Рогер познакомил европейскую публику с философской лирикой крупнейшего санскритского поэта VII–VIII вв. Бхартрихари. Француз Анкетиль дю Перрон, путешествовавший по Индии в 1754–1761 гг., перевел фрагменты важнейшего свода религиозно-философских текстов брахманизма — упанишад — под названием «Упнекхат». Правда, перевод этот был сделан не с санскритского оригинала, а с перевода на фарси, выполненного в XVII в. талантливым ученым-мусульманином, могольским принцем Дарой Шукохом. Желание изучать древние индийские рукописи было у французского путешественника столь сильным, что он даже пытался отнимать их у брахманов под дулом пистолета.

С началом создания в Индии британской колониальной империи все сильнее стала осознаваться необходимость изучать культуру, образ жизни, историю подвластного народа — главным образом для того, чтобы эффективно управлять Индией, избегать по возможности конфликтов между индийской традицией и британским колониальным законодательством. «Мы сочли необходимым, — заявлял У. Хейстингс, — адаптировать наши правила к обычаям и пониманию народа и потребностям страны, следуя так полно, как это только возможно, их древним устоям и институтам». В 1767 г. губернатор Бенгалии Дж. З. Холуэлл, пытаясь разобраться в том сложном нагромождении культов и обрядов, которое европейцы впоследствии назвали индуизмом, опубликовал книгу «Религиозные учения индусов». Три года спустя А. Доу издал свою «Историю Индостана», которая приобрела широкую известность и выходила в переводах на различные языки, включая русский. В 1776 г. Н.Б. Халхед опубликовал «Кодекс туземных законов», для подготовки которого привлек одиннадцать ученых брахманов. Они составили компиляцию из ряда древних правовых текстов на санскрите; эту компиляцию затем перевели на фарси, а с него — на английский язык. Данный труд был необходим, по заявлению Халхеда, для того, чтобы английская власть получила «точное представление об обычаях и манерах этого народа» в целях «законодательного оформления новой (колониальной. — Е.В.) системы власти в Бенгалии».

Европейцы, изучавшие Индию, разделились на два основных типа. Принадлежавшие к первому из них занялись исследованием и статистическим описанием различных сторон экономической и социальной жизни современных индийцев с сугубо утилитарной целью — наладить наиболее эффективную и выгодную для метрополии систему колониальной эксплуатации всего того, чем располагала Индия: земли, минеральных ресурсов, сельскохозяйственного и ремесленного производства, торговли, транспорта и, разумеется, населения. Европейцев второго типа интересовало, главным образом, прошлое Индии — классическая литературная традиция, религиозно-философские учения, древняя история. Из второго направления и возникла индология — одно из первых и наиболее развитых направлений ориентализма.

В 1784 г. английский судья сэр Уильям Джонс, человек выдающихся научных способностей и энциклопедической образованности, основал в Калькутте Бенгальское (впоследствии Королевское) азиатское общество, объединившее английских любителей «восточных древностей и редкостей». Его членами стали чиновники колониального аппарата, коммерсанты, миссионеры, военные, врачи, путешественники — все те, кто по долгу службы или по зову сердца изучал страны Востока. С 1788 по 1839 г. Общество издало 20 сборников своих трудов под названием «Азиатские исследования» (Asiatic Researches). Круг этих исследований был чрезвычайно широк: растительный и животный мир азиатских стран, распространенные там болезни и опыт их лечения, языки, литература, история, переводы текстов, археологические находки. Индийский материал, естественно, доминировал, ибо в прочих странах Востока европейские ученые тогда не имели таких возможностей для исследований, как в Индии.

Сам У. Джонс, несмотря на свои обязанности судьи, активно занялся изучением санскрита с помощью местных брахманов. Публикация переводов на английский язык трех памятников санскритской классики — лирической пьесы великого драматурга IV–V вв. Калидасы «Шакунтала», созданного между II в. до н. э. и II в. н. э. правового текста «Законы Ману» и фрагментов из средневековой поэмы о любовных похождениях Кришны «Гита-говинда» («Песнь пастуха») — принесли ему заслуженную славу. Не меньший резонанс вызвало открытое У. Джонсом сходство между санскритом, латинским и греческим языками — настоящий научный прорыв в мировой лингвистике, позволивший сделать вывод о существовании индоевропейской языковой семьи.

Вслед за переводами Джонса европейские читатели смогли познакомиться с важнейшим религиозно-философским текстом индуизма «Бхагавад-гитой», в английском переводе Чарлза Уилкинса. Труды Джонса и Уилкинса приобрели широчайшую популярность: их активно переводили с английского на всё европейские языки. Немецким переводом «Шакунталы», автором которого был Г. Форстер, восхищались Гердер и Гёте: считается, что «Пролог в театре» к «Фаусту» навеян аналогичным прологом санскритской драмы. У Гёте, как известно, есть несколько стихотворений, навеянных индийской тематикой: например, баллада «Бог и баядера» (1797) или миниатюра «Сакунтала» (1784–1785) [24], отразившая отношение поэта к драме Калидасы:

Если индологи школы Джонса увлекались в основном санскритом и классической древностью Индии, то в изучение новоиндийских языков важный вклад внесли миссионеры. Необходимость проповеди христианства широким массам индийцев (главным образом из низших каст, неприкасаемых и племен, составлявших основную массу потенциальных прозелитов) заставляла их учить разговорные языки. На этом поприще особенно прославился итальянец К.Дж. Вески: возглавив в 1710 г. миссию иезуитов в одном из южноиндийских городов, он изучил санскрит, телугу и особенно тамильский язык. В последнем Вески достиг такого совершенства, что смог составить целую серию словарей (литературного и разговорного тамильского языка, синонимический, тамильско-латинский и латинско-тамильско-португальский). Вески даже прославился как тамильский поэт и прозаик: под псевдонимом Вирамамунивар он стал автором поэтических сочинений о житиях католических святых и поэм на библейские сюжеты, а также «Повести о наставнике Парамартхе» — сатирической поэмы, высмеивающей брахманов. Все это принесло ему заслуженную славу одного из создателей современного тамильского литературного языка и талантливого лингвиста.

Переводы, труды ученых, записки путешественников, миссионеров и колониальных чиновников имели не только научное и утилитарно-практическое значение. Во многих случаях являясь настоящим научным подвигом, они формировали образ Индии в европейской читательской среде, создавали представления и стереотипы, многие из которых живы и поныне. Эти тексты долгое время, вплоть до 70-х годов XX в., воспринимались учеными как надежные источники достоверной информации об Индии. Лишь после выхода в свет знаменитой книги Э. Саида «Ориентализм» началось критическое изучение наследия первых индологов, которые, как прояснили современные исследования, не только изучали Индию, но и «воображали» ее.