История города Рима в Средние века

4. Стефан IV, папа. – Его путешествие к Людовику. – Неожиданная смерть папы. – Избрание и посвящение Пасхалия I. – Грамота Людовика

По истечении всего 10 дней после смерти Льва папой был избран, помимо императора, знатный римлянин, диакон Стефан, сын Марина. Вновь избранный поспешил, однако, засвидетельствовать свою преданность верховному властителю Рима: он привел римлян к присяге императору и отправил к нему послов с извинением, что посвящение произошло так поспешно. Уже этот первый случай избрания нового папы со времени восстановления империи возбудил некоторые вопросы об отношениях папы к императору. Ввиду этого Стефан IV решил отправиться сам в страну франков. Предшествовавшие смуты в Риме, недовольство знати, необходимость для папы снова обеспечить себя договором, которым подтверждались бы его права, и затем, можно думать, желание воспользоваться своим правом совершить помазание над Людовиком, хотя уже и коронованным, – правом, которым отныне всегда надлежало папе пользоваться, – таковы были мотивы, которые заставили Стефана двинуться в путь. Отношения этого папы к Людовику были иные, чем те, которые существовали между Львом III и Карлом. В представлении людей Лев III стоял на одной высоте с Карлом; последний, правда, был его благодетелем, но Лев III заплатил за все оказанные ему благодеяния, возложив на императора римскую корону. Людовик ничем не был обязан новому папе, и Стефан понимал, что ему предстоит иметь дело с могущественным наследственным императором. Это должно было заботить Стефана. Однако ему нечего было опасаться благочестивого Людовика.

Сопровождаемый Бернгардом, Стефан в сентябре 816 г. вступил в Реймс и был встречен с глубочайшим почетом. Здесь, успокоенный в своих тревожных опасениях, папа помазал и короновал императора и его супругу Ирменгарду в кафедральном соборе и затем, богато одаренный, отправился в обратный путь. Важнее всего было то, что владения, привилегии и иммунитет римской церкви сохранялись по-прежнему и были утверждены вновь. Недовольных римлян папа надеялся примирить с собой тем, что по его просьбе императором была возвращена свобода всем, кто ссылкой в страну франков искупал свою вину в возмущении против Льва III. Этих изгнанников Стефан взял с собой; в числе их должны были быть Пасхалий и Кампул, если только они были еще живы. Через три месяца по возвращении в Рим, 24 января 817 г., Стефан умер.

Немедленно и единогласно римляне избрали папой сына Боноза Пасхалия, который и был посвящен уже 25 января. Умный и энергичный Пасхалий был раньше аббатом монастыря Св. Стефана у Св. Петра; таким образом он в отличие от своих предшественников, которые до возведения в сан папы были или диаконами, или пресвитерами, занял святой престол прямо из монастырской кельи. Необычайно быстрое посвящение этого папы ясно показало, что римское духовенство стремилось обойти все более и более грозившие им притязания императора на право утверждения избранного папы; вместе с тем это обстоятельство дает и право, по крайней мере, сомневаться в том, что будто бы уже существовал декрет, которым воспрещалось посвящение папы раньше получения согласия императора, – декрет, приписываемый Стефану IV. Но и Пасхалий так же, как его предшественник, счел необходимым, извещая императора о своем поспешном избрании, объяснить в свое оправдание и ради успокоения императора, что избрание это было каноническое. Легат папы, Феодор, вернувшись, привез императорскую грамоту, которой подтверждались привилегии Св. Петра.

С того времени при каждом новом императоре и при каждом новом избрании папы древние привилегии снова подтверждались. Епископства и аббатства следовали примеру Рима и не пропускали случаев, когда представлялась возможность закрепить старые иммунитеты грамотами или дополнить эти права еще новыми льготами. Архивы церквей тщательно сохраняли императорские хартии, мало-помалу все накапливавшиеся. В архиве Латерана уже имелись великие грамоты Пипина, Карла и Людовика, дарственные записи, подтверждения старых и новых иммунитетов и другие договоры между императорами и римской церковью. Все эти документы имели бы огромное историческое значение, если бы они еще существовали и были доступны историку. К их числу в 817 г. была присоединена еще грамота Людовика Благочестивого, несомненно представлявшая собой повторение той, которая годом раньше была написана канцлером императора для папы Стефана, важное значение эта грамота получила, однако, в гораздо более позднее время.

Подвергнутая подделкам, она была поставлена на одну ступень с дарственным актом Пипина и рассматривалась как такой акт, который утверждал за папским престолом обширнейшие владения и наделял его и другими важными правами.

Этой грамотой Людовик Благочестивый признавал будто бы (мы ограничиваемся только самым главным), что папской власти подчинены не только Рим и дукат и все то, что было даровано и подтверждено Пипином и Карлом, но еще и патримонии Калабрии и Неаполя, что в полном обладании папы находятся также острова Корсика, Сардиния и Сицилия и, наконец, что римлянам принадлежит право полной свободы в выборе папы и его посвящения и предварительного согласия на то императора не требуется. Таким измышлениям, однако, противоречит история, которой фактически доказывается суверенитет императоров над Римом. Она же свидетельствует, что в ту эпоху Калабрия, Неаполь, Сицилия и Сардиния были во власти греков, а византийские правители были в мире с западным императором, так как провинции были разграничены между обеими сторонами по договору. Этот мир едва ли мог быть трушен императором ради того только, чтобы принести в дар Св. Петру те земли, которые не принадлежали императору ни по праву, ни фактически.

Точно так же и право свободного избрания и посвящения папы опровергается знаменитым актом времени Евгения II.

О грамоте Людовика книга пап не упоминает ни одним словом. Нет указаний на эту грамоту и в актах Отгона I и Генриха I; между тем эти акты наравне с грамотой Людовика считаются церковью в числе самых важных, и в них имеются ссылки на акты Пипина и Карла. Указание на грамоту Людовика встречается вообще уже только во времена Григория VII и наследия графини Матильды, когда договор Людовика был извращен добавлениями с целью дать притязаниям пап вполне достаточное основание.

Глава II

1. Лотарь становится императором. – Возмущение и падение короля Бернгарда. – Лотарь, король Италии. – Коронование его в Риме. – Он учреждает здесь императорский трибунал. – Процесс с Фарфой. – Казнь знатных римлян без суда. – Пасхалий отказывается подчиниться императорской юрисдикции. – Смерть Пасхалия

По примеру отца Людовик Благочестивый решил возвести своего старшего сына, хотя еще и очень юного, в сан императора. Этот обычай, существовавший в древнеримской империи, был перенесение в новую уже потому, что им обеспечивались единство империи и порядок наследования. Но едва Лотарь был провозглашен императором на имперском сейме в Ахене, как в других принцах заговорила зависть. Братья Пипин и Людовик вернулись недовольными в свои резиденции в Аквитании и Баварии, а рожденный вне брака честолюбивый Бернгард открыто восстал. Как некогда Пипин, Карл назначил Бернгарда лишь наместником королевства Италии; но понятное стремление к независимости должно было скоро возникнуть в итальянских королях. Первая громко потребовала национальной независимости Верхняя Италия; в лангобардах, населявших ее, несмотря на то что они давно уже были латинизированы, все еще жили и родовое право, и семейные и народные традиции, а некогда господствовавшую здесь Павию уже начинал затмевать Милан. Падение королевства лангобардов ге повлекло за собой исчезновения этого способного к культуре и трудолюбивого народа, и он расселился от Альп до самой Апулии. За исключением города Рима, в котором однако же лангобардские роды также жили, а некоторые лангобарды занимали даже престол Петра, судьба Италии долго оставалась в руках этого германского племени. В самые мрачные века главным образом лангобарды давали Италии героев, государей, епископов, историков и поэтов, и им же Италия обязана своими вольными республиками. Поэтому и историческое существование Италии определилось более всего в зависимости от тех свойств, которыми обладали лангобарды, и это является неопровержимым фактом, который некоторые итальянцы напрасно стараются отрицать, трактуя об итальянской нации в те века, когда ее вовсе не было, и упуская из виду, что эта нация возникла из слияния именно готско-лангобардской и латинской рас. И если мы тем не менее говорим по отношению к той эпохе об итальянской нации, то только в тесном историческом смысле. Знатные лангобарды не мечтали более о восстановлении погибшей династии Десидерия, но страстно желали освободиться от ненавистного ига франков. Епископы, располагавшие благодаря привилегиям, полученным от Карла и Людовика, государственною властью и уже привыкшие как местные государи решать все политические дела, деятельно поддерживали юного Бернгарда. В числе их были Теодульф, епископ орлеанский, но лангобард по рождению, далее Вольфольд Кремонский и наиболее ревностный из всех Ансельм, миланский епископ. Недальновидный король скоро, однако, увидел себя обманутым в своих ожиданиях. Братья Пипин и Людовик не присоединились к восстанию; когда же императорское войско быстро двинулось к границам Италии, собственное войско Бернгарда покинуло его. Беспомощный юноша поспешил в Кавильон, чтобы вымолить себе прощение у ног дяди. Такое решение он мог принять или просто с отчаяния, или потому, что поверил сделанным ему обещаниям; последнее более вероятно, так как Бернгарда сопровождали и другие соучастники возмущения. Император приказал всех их заключить в тюрьму; в Ахене Бернгард был приговорен к смерти. Помилованный Людовиком, несчастный был тем не менее подвергнут ослеплению. Предание гласит, что этот византийский приговор был исполнен по приказанию мстительной императрицы Ирменгарды с таким варварством, что Бернгард умер уже через три дня после ослепления, в 818 г., после Пасхи. Той же участи подвергся друг Бернгарда Регинар, сын графа Мегинара, некогда имперский пфальцграф; попавшие в плен епископы были по приговору франкского духовенства лишены своего сана и заключены в монастыри. По слабости император уступил настояниям своей жены и своих советников; но, когда ему сообщили о смерти его племянника, он горько оплакивал его смерть и обвинял себя в том, что согласился на такой жестокий приговор.