Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв.

Тем временем шведы, создавшие в Новгородских землях марионеточное «Новгородское королевство», стали настойчиво требовать признания московским царем шведского королевича Карла-Филиппа, ранее приглашенного на царство. Формально его кандидатуру выдвинуло новгородское боярство и купечество.

Чтобы«избежать крупномасштабной войны со Швецией, Пожарский, Минин и «Совет всея земли» дали согласие, однако сдву-мя обязательными условиями: принц должен приехать в Новгород и принять православие, а затем жениться на девушке из русской знатной семьи. Как известно, пока шведский претендент долго думал и столь же долго собирался в путь, в Москве в январе 1613 года успели избрать Михаила Романова.

Разумеется, кроме светской власти в государстве должна быть еще и власть духовная. Для созыва Большого церковного собора тоже требовалось время, поэтому в Ярославле появился Духовный совет, который возглавил Кирилл, бывший митрополит Ростова Великого. Это тот самый Кирилл, которого без всяких оснований сместил с митрополии Григорий Отрепьев, дабы поставить вместо него своего благодетеля Филарета Романова. С лета 1606 года Кирилл жил в Троице-Сергиевом монастыре.

Выбор Кирилла не был случаен. В январе 1612 года в кремлевском Чудовом монастыре умер патриарх Гермоген. Филарета Романова, находившегося под арестом в далеком Мариенбурге, патриархом в Ярославле тогда не считали. Согласно церковному обычаю, следующим по старшинству после патриарха был новгородский митрополит, однако новгородский митрополит Исидор оставался в русско-шведском Новгородском королевстве. За ним следовал казанский митрополит Ефрем, чье при-

сутствие крайне требовалось в Казани, где имела место сложная политическая обстановка, обусловленная действиями здешнего воеводы Н.М. Шульгина. За ним по очереди шел ростовский митрополит. Вот так в Ярославле появилась своя церковная власть, а под рукой у Минина и Пожарского оказался почти неоспоримый кандидат в патриархи.

Ярославское правительство учредило новый государственный герб с изображением льва. На большой дворцовой печати были изображены даже два льва, стоящих на задних лапах. С одной стороны, появление нового герба объяснялось тем фактом, что все три самозванца использовали двуглавого орла, герб Московского государства с времен Ивана III. Но с другой стороны, новый герб чрезвычайно напоминал герб князя Пожарского с двумя львами. Его самого теперь именовали «воевода и князь Дмитрий Михайлович Пожарково-Стародубский».

В отношении Первого ополчения Минин и Пожарский вели гибкую политику, благодаря которой им удалось избежать не только войны, но даже официального разрыва между ополчениями. Несколько упрощая, ситуацию весны и лета 1612 года можно представить так: Минин, Пожарский и Временное земское правительство признавали власть руководителей Первого ополчения только в Москве и вокруг нее. Во все иные города, находившиеся под контролем Трубецкого и Заруцкого, они посылали отряды дворян, которые вытесняли оттуда казаков, а кое-где выбивали силой.

Так, в апреле к Суздалю подошел отряд князя Романа Петровича Пожарского, и атаманам братьям Просовецким пришлось уносить ноги. В мае воевода Иван Наумов прибыл к Переяслав-лю-Залесскому, и казаки снова бежали без выстрела. В Пошехо-нье отправился отряд Лопаты-Пожарского. Он выбил оттуда «воровских» казаков. Их атаман Василий Толстой бежал в Кашин, где сидел воевода от Первого ополчения Дмитрий Черкасский. Недолго поразмыслив, Черкасский перешел на сторону Пожарского. Торжок и Владимир тоже подчинились «Совету всея земли». В мае тот же Дмитрий Черкасский выбил казаков из Углича. Четыре атамана сразу перешли на его сторону, к остальным пришлось применить силу.

* * *

Многим в Ярославле уже казалось, что пройдет еще немного времени, и Земский собор изберет Дмитрия Михайловича царем, а митрополит Кирилл станет патриархом. После этого вся дальнейшая история Московского государства пошла бы по другому пути. Однако судьба распорядилась иначе. В июле 1612 года на Москву двинулось из Литвы войско литовского гетмана Я на Карла Ходке -вича, знаменитого своими победами над шведами.

Пожарскому и Минину пришлось делать трудный выбор. Идти к Москве означало своими руками губить тот план взятия высшей государственной власти, который уже был на грани успеха. В Москве им волей неволей пришлось бы сотрудничать с Трубецким, Заруцким, их ближайшими сподвижниками, признать их легитимность, разделить с ними плоды победы. Что собой представляла эта публика, Пожарский и Минин прекрасно знали. С другой стороны, is Москве неизбежно пришлось бы иметь дело с наивысшими боярами, превосходившими их знатностью происхождения, родственными связями, огромными богатствами.

Но и спокойно ждать в Ярославле того, какХодкевич разгонит казаков и деблокирует гарнизон Гонсевского, тоже было нельзя. Это могло сильно скомпрометировать Второе ополчение, особенно его вождей, в глазах всего общества. В конце концов, население страны хотело видеть изгнание чужеземцев, ради чего создавалось земское войско, тогда как амбициозные планы Пожарского и Минина людей не интересовали.

Узнав о походе Ходкевича, в Ярославль срочно приехал келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын, который долго

54Х

уговаривал Пожарского и Минина. Из двух зол пришлось выбирать меньшее, и они, скрепив сердце, приказали готовиться к походу на Москву.

Однако Пожарского ждали в Москве далеко не все. «Боярин» Заруцкий люто ненавидел прославленного воеводу. По его приказу в Ярославль прибыли двое казаков — Обреска и Степан. Им удалось вовлечь в заговор смолянина Ивана Доводчинова, какого-то человека по прозвищу «Шанда» и рязанца Семена Хвалова. Последний был боевым холопом Пожарского. Заговорщики решили убить князя, когда он будет осматривать новые пушки на центральной площади Ярославля.

В тесноте толпы казак Степан попытался ударить князя ножом в живот, но его толкнули и он попал в бедро стоявшего рядом ополченца. Степана схватили. Под пыткой он назвал своих товарищей, которые тоже во всем признались. Заговорщиков заключили в тюрьму. Позже они покаялись и были прощены по просьбе Пожарского.

Итак, Пожарский и Минин выступили к Москве, еще разубедившись в том, что там их ждут отнюдь не союзники. Но время поджимало: приходили все новые тревожные вести о приближении Ходкевича. 27 июля главные силы ополчения, около 8 тысяч человек, вышли из Ярославля.

Перед этим командиры отслужили молебен в Спасском монастыре у гроба ярославских чудотворцев — князя Федора Ростисла-вича Черного, его сыновей Давида и Константина, получили благословение от митрополита Кирилла и от всего Духовного совета. Впереди войска, при выходе его из города, попы несколько верст несли икону Казанской божьей матери.

ПОХОД ЗЕМСКОГО ВОЙСКА НА МОСКВУ

Уже тогда, когда из Ярославля только выходили основные силы ополчения, к Москве приближалисьего передовые конные полки.

Первым полком (более тысячи человек) командовали воеводы Михаил Самсонович Дмитриев и Федор Васильевич Левашов. Этот полк должен был, не приближаясь к войскам Трубецкого и Заруцкого, поставить себе острожек (укрепленный лагерь) между Петровскими и Дмитровскими воротами. Вторым полком (700 всадников) командовали Дмитрий Петрович Лопата-Пожарский и дьяк Семен Самсонов. Этому полку Пожарский приказал стать возле Тверских и Никитских ворот.

Была конкретная причина спешить к Москве: требовалось спасти от казацкой расправы тех дворян и детей боярских, что

еще оставались в Первом ополчении. В свое время «украинные города» (юго-запад страны) направили под Москву своих ратных людей. Теперь они стояли в Никитском остроге под Москвой, постоянно подвергаясь оскорблениям и угрозам со стороны казаков Заруцкого. Отсюда к Пожарскому в Ярославль приехали дворяне Кондырев и Бегичев — просить, чтобы Второе ополчение спасло их от казаков, искавших подходящую жертву для утоления своей злобы — раз уж провалился их план ворваться в Москву и славно ее ограбить.