Венские каникулы

А из катера раздался протяжный женский крик. Владимир пытался проскочить на катер, но всякий раз на его пути вырастал кто-нибудь из солдат и драка закипала с новой силой...

...Жерар, Даниэль и Вахтанг сидели в ресторане. На эстраде гремел оркестр и несколько полуголых девиц кордебалета плясали на сцене, высоко вскидывая обнаженные ноги.

- Папаша мой был моряк! - перекрывая рев музыки, говорил Жерар. - Я его почти не помню - все время пропадал в море. И погиб в Атлантике в шторм. А мать пережила его всего на три года. Умерла от воспаления легких. Мне было тогда двенадцать лет. И с тех пор я - один... А у тебя есть семья, Даниэль?

- Нет, - ответил поляк, то и дело поглядывая на дверь ресторана. - Отец погиб в начале войны на границе, мать - при бомбежке, и сестра тоже... Все погибли...

Вахтанг, казалось, не слышал, о чем они говорили. Сидел, глубоко задумавшись, глубокая складка пролегла меж бровей.

- Да-а, грустно жить, когда у тебя нет никого на свете, - вздохнул Жерар. - Скажу тебе честно, человеку нельзя быть все время одному. Становишься злым. До войны я все ждал, что, наконец, влюблюсь по-настоящему в какую-нибудь женщину... О-о, тогда я был бы счастлив! - Жерар посмотрел на Вахтанга. - А у тебя есть семья, Вахтанг?

- Отца нету... есть сестра и брат... мать умерла, - односложно отвечал Вахтанг и поднял голову. - Мне, кажется, с Владимиром что-то случилось.

- Что с ним могло случиться? - пожал плечами Жерар.

- Я чувствую... - Вахтанг встал. - Посидите, а я проверю...

- Хорошо, - Жерар тоже встал. - Посидите, а я проверю...

...Жерар вышел из ресторана, огляделся по сторонам. Сверкая фарами, двигался поток автомашин, полыхала неоновая вывеска. Жерар подошел к "майбаху", стоявшему на углу улицы, открыл дверцу и к нему бросилась собака, виляла хвостом, лизала руки. Жерар с улыбкой гладил ее, говорил негромко:

- Что, собака? Скучно тебе одному? Ничего, дружище, скоро мы поедем домой... И я накормлю тебя мясом...

Мимо Жерара пробежали несколько французских солдат, и он услышал, как один сказал другому:

- Кажется, там наши дерутся!

Жерар захлопнул дверцу автомашины, заторопился за солдатами. Подойдя к пристани, он увидел внизу, у катера, драку.

- Владимир? - закричал Жерар. - Ты здесь?

- Здесь! - отозвался из клубка сцепившихся людей Владимир.

Жерар в три прыжка слетел вниз и кинулся в драку. От его тяжелых чугунных ударов солдаты попадали в разные стороны. На Жераре трещал смокинг. Кто-то прыгнул ему сзади на спину, но он сбросил человека, крикнул:

- Черт возьми, я ведь тоже француз, негодяи! Остановитесь!

Но к солдатам подоспела помощь, и драка не утихала...

...Даниэль и Вахтанг сидели в ресторане, ждали. Оба все время поглядывали на дверь. Наконец, Даниэль сказал:

- Ты прав, теперь уже точно что-то случилось. Пошли, - и они разом встали, направились из ресторана...

...Они вышли из ресторана, направились к "майбаху". Уже издали они увидели, как в машине беснуется овчарка. Она билась мордой и лапами о стекло, скалила клыками, рычала и хлопья пены падали с морды на обшивку сиденья.

Даниэль и Вахтанг оглянулись по сторонам, потом Даниэль открыл дверь, и овчарка пулей выскочила из машины, помчалась по набережной к пристани, распугивая редких прохожих.

- Пожалуйста, будь в машине, - сказал Даниэль.

- Я с тобой, - решительно ответил Вахтанг.

- У тебя плечо. Будь в машине. Кстати, в багажнике весь наш капитал! - и Даниэль побежал по набережной вслед за овчаркой.

Овчарка влетела на пристань и с глухим, грозным рычанием бросилась в самую гущу дерущихся. Вот она впилась одному солдату клыками в плечо и тот отскочил в сторону с криком:

- Собака! С ними собака!

А овчарка, словно фурия, вертелась среди солдат, сбивала их с ног, била клыками налево и направо. С криками, руганью солдаты начали разбегаться.

- Что, сукины дети, получили?! - громко хохотал Жерар и с маху ударил какого-то солдата в челюсть. - А это тебе привет из Марселя, подонок!

Солдат полетел в воду с пристани, с шумом поднялся фонтан черной воды.

- Тыловые крысы! - издали кричали французские соддаты. - Если бы не собака, мы бы вам показали!

- Если бы не собака, и если б вас был целый батальон! - закричал Жерар в ответ и присел на корточки перед овчаркой, обнял ее, нежно погладил. - Ах ты моя собака... ты моя нежная, умная собака...

И в это время появился Даниэль - он тоже успел поучаствовать в драке: лацкан пиджака оторван, на скуле ссадина, тяжело дышал, облизывал сбитые костяшки пальцев:

- Черт бы вас побрал! Мы будто сами напрашиваемся, чтоб нас загребли в комендатуру... дураки... мальчишки...

Овчарка тяжело дышала, торопливо облизывала ссадины на лице Жерара, и он блаженно улыбался:

- Ты ничего не понимаешь... нормальная драка...

- Из-за чего хоть сцепились?

- Разве у вас, славян, поймешь? А где Владимир? Он же был здесь!

И в это время из катера вновь раздался женский крик, и через минуту на палубу поспешно поднялся черноволосый сержант с усиками. Он был без берета, лицо исцарапано в кровь, галстук съехал в сторону, на куртке оторвано несколько пуговиц.

- Проклятая бабенка, - выругался сержант, пробегая мимо. За сержантом выскочил солдат. У него тоже расцарапано лицо, порван мундир. Жерар засмеялся, глядя на них:

- Эй, ребята, куда так торопитесь? Может, выпьем по рюмке "Мартеля", ха-ха-ха!

На палубу катера вышли певица и Владимир. Серебристое платье на ней растерзано, она оглядывалась, растерянно повторяла:

- Пелерина! Боже мой, моя пелерина...

- Дура! - свирепо рявкнул Владимир, - чертова дура! - Он схватил ее за руку и потащил за собой. Прошел мимо Жерара и Даниэля и даже не посмотрел в их сторону.

- Кажется, остаток вечера мы проведем без него, - сказал Жерар...

...В спальне полумрак. На окне проплывали неоновые отблески. Владимир курил, глядя в окно, говорил с глухой яростью:

- Я понимаю тех, кто это делает из нужды! Чтобы не умереть голодной смертью! Чтобы накормить детей! Но я не понимаю, когда этим занимаются просто так... ради удовольствия! С каждым встречным! С пьяными подонками!

За его спиной был слышен тихий плач. Певица сидела на кровати и плакала, уткнув лицо в ладони. Она совсем раздета и обнаженное тело матово отсвечивает. Кажется, оно выточено из мрамора. И мерцающие волосы рассыпались по плечам.

- Тебе, наверное, хотелось, чтобы тебя изнасиловала вся эта бравая компания! Как кобели в очереди к истекающей сучке?! Шлюха!

- Перестань... перестань... - она плакала, качая головой. Владимир молчал, ожесточенно курил, прикурив от окурка новую сигарету, пристально глядя в темноту.

- Ты ничего не понимаешь... - плачущим голосом говорила певица, - как трудно... невозможно жить... Я пою в ресторане за пятьдесят оккупационных марок... А буханка хлеба стоит сорок пять... А у меня есть еще старуха мать, которая тоже хочет есть... И я должна одеваться, чтобы прилично выглядеть, должна покупать пудру, духи и чулки... Я не знаю, кому эта война принесла больше страданий, мужчинам или нам... Я, наверное, была бы счастлива, если бы меня убили на фронте... Боже мой, ты ничего не понимаешь, - и она снова заплакала. - Как мне противны ваши сальные похотливые рожи! Винный перегар изо рта... жадные, нахальные руки... Владимир медленно подошел к кровати, сел и осторожно погладил певицу по волосам, по обнаженным плечам.

- Извини... - с трудом произнес он. - Я дурак... Я просто пьяный дурак...

- Ты ведь не немец. Ты плохо говоришь по-немецки. Ты кто?

- Я русский...

- Русский? - она в страхе отшатнулась от него.

- Да, русский, - грустно улыбнулся он. - Зовут меня Володей. А тебя?

- Элиза... - вздохнула певица, подняв голову. От слез на глазах размазалась тушь, темными полосками стекала по щекам.

- Ты здорово пела. Ты так здорово пела, что я сразу потерял голову, когда услышал... - он обнял ее, поцеловал в испачканные тушью глаза, губы...