Сталинизм. Народная монархия

Народ потерял доверие к царю и правительству. Война обнажила всю несостоятельность и гнилость существующего режима правления. В городах и селах люди умирали с голоду. В трудные годы войны 15 миллионов крестьян бросили свои хозяйства, и армия практически осталась без продовольствия.

Отречение

Железнодорожный транспорт был парализован. Если в начале войны Россия располагала паровозным парком в количестве 20 070 машин, то к началу 1917 года их количество уменьшилось на и 050 и составляло всего 9021 единицу. Парк вагонов сократился с 539 549 до 147 346 единиц. У шестимиллионной российской армии, сражающейся с Германией и Австрией, практически не было тыла. Солдат загнали в окопы и держали их там месяцами без еды и без боеприпасов. Однако всякое терпение имеет предел.

В это время, после двухмесячного отдыха в кругу семьи, царь прибыл в Ставку. Как видно из его писем, отправленных Александре Федоровне, он скучает по домашнему уюту. Он пишет, что здесь, в Ставке, ему будет «недоставать тех игр, в которые они играли каждый вечер. В свободное время я здесь опять примусь за домино». Эти письма датированы 23 и 24 февраля — как раз те дни, когда на улицы Петрограда вышли демонстранты, требуя хлеба и отставки правительства.

Что отвечала императрица — неизвестно. Известно лишь, какую телеграмму направил царю Родзянко. «Положение серьезное. В столице — анархия. Транспорт, продовольствие и топливо пришли в полное расстройство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Медлить нельзя. Всякое промедление — смерти подобно. Молю бога, чтобы в этот час ответственность не пала на Венценосца».

Известна и реакция царя на эту телеграмму. «Опять этот толстяк Родзянко, — сказал он графу Фредериксу, — мне написал всякий вздор, на который я ему уже отвечать не буду».

В телеграмме на имя князя Голицина он требует «занятия Государственной думы прервать». В тот же день он отправляет телеграмму императрице. «Выезжаю послезавтра. Разобрался здесь со всеми важными вопросами, спи спокойно. Да благословит тебя Господь».

Телеграмма была отправлена 28 февраля, а накануне царское правительство во главе с Протопоповым было отправлено в отставку, и власть перешла в руки Государственной думы.

Выехав из ставки, царский синий литерный поезд в два часа ночи подошел к станции Малая Вишера, расположенной в 160 км к юго-востоку от столицы и остановился. Пришло сообщение о том, что путь перекрыт мятежными солдатами, вооруженными пулеметами и орудиями. В Петроград и к Царскому Селу не пробиться. Решили повернуть на запад — в Псков.

В восемь вечера царский поезд подошел к перрону Псковского вокзала. На платформе, где обычно выстраивался почетный караул, царя встречал только генерал-адъютант Рузской со старшими чинами штаба. Рузской доложил императору, что все гарнизоны Петрограда и Царского Села, включая гвардейские части и казаков, перешли на сторону мятежников. Отряд генерала Иванова, ранее направленный на подавление восставшего Петрограда, также перешел на сторону мятежников.

Выслушав его доклад, император наконец понял, что нужно сделать уступку и создать новое правительство. Он приказал Рузскому сообщить об этом Родзянко.

Генерал поспешил к телеграфу. Однако его сообщение не обрадовало председателя Думы. «Его величество и вы не отдаете себе отчета в том, что здесь происходит; настала одна из страшнейших революций. Ненависть к государыне императрице дошла до крайних пределов. Вынужден был во избежание кровопролития, всех министров, кроме военного и морского, заключить в Петропавловскую крепость. Прекратите присылку войск. Я сам вишу на волоске, и власть ускользает у меня из рук. К сожалению, манифест запоздал. Время ушло. Возврата нет».

Телеграмма Родзянко ярко высвечивала сложившуюся ситуацию в столице. Он только не сообщил, что Временный комитет Думы и Петросовет сошлись в одном мнении — о необходимости срочной отставки императора в пользу (делалась последняя попытка спасти монархию) царевича. Об этом царю должны были сообщить при личной встрече члены Государственной думы Гучков и Шульгин, которые для того уже отправились в Псков.

Посланцы прибыли к царю в 10 часов вечера. К тому времени был проведен опрос всех главнокомандующих фронтами, чтобы узнать их отношение к Николаю II. Все они единодушно высказались за отречение. «Если такое решение не будет принято в течение ближайших часов, — сообщили главнокомандующие, — то это повлечет за собой катастрофу с неисчисляемыми бедствиями».

Второго марта в 14 часов 30 минут Рузской положил на стол царя результаты телеграфного опроса генералов. Это был последний удар по престолу. Надеяться больше было не на кого. Народ и армия от него отреклись. Однако Николай и сейчас не понял того, что произошло. Он назвал случившееся «изменой». Но то была не измена, а отторжение инородного тела, питающегося соками великой России, доводя ее народ до нищеты и гибели.

Думские посланцы удивились, когда узнали, что Николай II отрекся от престола не в пользу царевича Алексея, а в пользу своего младшего брата Михаила. Свое решение он объяснил тем, что не хочет расставаться с сыном. И это была правда. Но не вся. Царь надеялся, что со временем «все образуется» и все будет снова поставлено на свои места, как в первую революцию 1905–1907 годов. Такую же мысль внушала Николаю и его главная советчица — жена Алиса. «Если тебя принудят к уступкам, — телеграфировала она царю, — то ты ни в коем случае не обязан их исполнять, потому что они будут добыты недостойным способом». И тут же добавляет: «Подписывай все, что угодно, любую бумажку, это отнюдь не страшно, ибо такое обещание не будет иметь никакой силы, когда власть будет снова в твоих руках».

Манифест об отречении был подписан 2 марта в пятнадцать часов.

В нем говорилось: «Божьей милостью Мы, Николай Второй, Император Всероссийский, Царь Польский, Великий князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая, объявляем всем нашим подданным…

В эти решительные дни в жизни России сочли Мы долгом совести облегчить народу нашему (это пишется уже после того, как народ и армия восстали и свергли его. — Авт.) тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и в согласии с Государственной Думой признали Мы за благо отречься от престола Государства российского и сложить с Себя Верховную власть…»

Это был последний акт Николая И.

Нашему поколению, поколению конца XX — начала XXI века, безусловно, хочется знать, что испытывал и о чем думал последний российский царь, подписывая свое отречение от престола, что волновало его сердце и душу, в часы и минуты, когда решалась судьба России и его. По одним сведениям, он со слезами на глазах отказывался от короны. По другим, был совершенно спокоен и безмятежен. Но верится, скорее, последним утверждениям, так как им более соответствует все поведение Николая. Сразу же после подписания манифеста об отречении, как утверждают участники этой трагедии, Николай заторопился с отъездом: «…Захвачу семью, — сказал он, — и поеду к матушке в Киев».

Его дневниковые записи говорят о том же — он читал, спал, скучал о семье, совершал оздоровительные прогулки и добросовестно, как заправский метеоролог, отмечал состояние погоды.

О царских дневниковых записях речь пойдет ниже, а мы сейчас вернемся в Петербург и посмотрим, что там происходило после отречения императора от престола. При этом сошлемся на надежных свидетелей, причем тех, которые не сочувствовали народу и были ярыми противниками всяческих революций.

Сошлемся на воспоминания Василия Витальевича Шульгина. Он был помещиком Волынской губернии, депутатом трех Государственных дум (второго — четвертого созывов), лидером правого думского крыла, членом «Прогрессивного блока». Именно Шульгин вместе с Гучковым, по поручению Государственной думы, принимал из рук царя манифест отречения от престола. Шульгин входил в состав Временного комитета Государственной думы, участвовал в белом движении, вплоть до середины 30-х годов занимался антисоветской деятельностью в эмиграции. Убедившись в ее бесперспективности, он отошел от политической жизни. В 1944 году при освобождении советскими войсками Югославии Шульгин был препровожден в СССР, приговорен к тюремному заключению и освобожден в 1956 году. Умер Василий Витальевич в 1975 году.