И дух наш молод

Полное доверие Временному правительству и Думе высказали унтер-офицер Бутт (эсер), унтер-офицер Гришин и писарь Кобзев (меньшевики), представитель Союза георгиевских кавалеров прапорщик Козлов.

Несмотря на все это, большинством голосов было принято решение: оружие держать в полной боевой готовности.

На другой день я узнал о результатах выборов в Советы рабочих депутатов на родном Путиловском заводе.

Вышло как в присказке: одни - пашут, другие - руками машут.

Пока кадровые путиловцы, прошедшие большую школу классовой борьбы, большевистски настроенные, дрались с оружием в руках, меньшевики и эсеры наспех проводили выборы (вечером 28 февраля и утром 1 марта). И небезуспешно: получили таким образом большинство. Примерно такая же картина наблюдалась на других предприятиях и в нашей полку.

59 лет спустя... Мой гид. Промаховы. На Марсовом поле. "Славно вы жили и умирали прекрасно".

Летом 1976 года я снимался на Украинской студии документальных фильмов в картине "С Лениным в сердце" в постановке известного кинорежиссера заслуженного деятеля искусств УССР Анатолия Слесаренко. Впоследствии мне приятно было узнать, что фильм получил признание на всесоюзном и международном экранах, а также был отмечен в книге "Советская Украина" члена Политбюро ЦК КПСС, первого секретаря ЦК Компартии Украины В. В. Щербицкого.

Съемки шли в Таврическом дворце. Так я после весьма продолжительного перерыва - с 1918 года в Ленинграде бывал редко - оказался в городе моей юности, в том самом зале, где Владимир Ильич выступал со своими Апрельскими тезисами и где произошел инцидент с Кравченко. Внешне с тех пор тут ничего не изменилось. Только трибуна стала несколько шире да исчез двуглавый царский орел, в апреле семнадцатого прикрытый белым листком бумаги.

Съемки продолжались в Государственном музее Великой Октябрьской социалистической революции (бывший особняк Кшесинской) и в других районах города.

Звала Нарвская застава. В часы, свободные от съемок, нашим гидом становился мой друг и однополчанин Евгений Иванович - ветеран Кировского (Путиловского) завода, представитель четвертого поколения знаменитой династии Промаховых. По подсчетам моего друга, Промаховы проработали на родном заводе более 550 лет.

Причудливо переплетаются судьбы. Я хорошо знал Ивана Промахова путиловца-красногвардейца, участника штурма Зимнего, а в годы Великой Отечественной войны близко сошелся с его сыном Евгением Ивановичем Промаховым - комбатом Симбирской Железной дивизии, той самой, под чьим знаменем в гражданскую войну сражался мой Петроградско-Нарвский полк.

Вот с каким человеком мы бродили по притихшим проспектам и улицам, любовались белыми ночами, новыми жилыми массивами на бывших пустырях Нарвской заставы. С каждым годом молодеет, хорошеет моя застава (теперь Кировский район). Не узнать и бывший наш Шелков переулок. Давно снесен деревянный дедовский домик. Исчезли рабочие бараки-казармы.

Хороший мне попался гид. Именно благодаря ему мне удалось совершить давно задуманную поездку в молодость.

Но было одно место, куда я должен был прийти один, - Марсово поле.

Я помню его в дни моего отрочества и в годы первой империалистической войны. Тогда огромный, заросший чахлым бурьяном, местами засыпанный песком пустырь в самом центре города, по соседству с опрятным Летним садом, называли "Петербургской Сахарой". Дети Нарвской заставы, отнюдь не сведущие в античной мифологии, знали, однако, что площадь эта названа в честь Марса бога войны. Во времена Пушкина Марсово поле служило постоянным местом для военных парадов.

23 марта 1917 года мы пришли сюда всем полком, чтобы отдать свой последний долг нашим товарищам, солдатам-измайловцам, Лаврову и Харитонову, погибшим за свободу в дни февральских боев.

В центре Марсова поля - братская могила. Гробы из свежевыстроганных досок, покрашенных в черный и красный цвет. На гробах зеленые венки из еловых веток, букетики подснежников, дощечки с надписями: "Рядовой Измайловского полка", "Рабочий Путиловского завода", "Нарвская застава". Гробов с последней надписью много: погибло более пятидесяти рабочих с нашей заставы. Теперь им{13} лежать рядом: путиловцам, измайловцам, волынцам, рабочим из "Тильманса" и "Треугольника", пахарям в серых солдатских шинелях. Красные знамена. Транспаранты: "Вечная память борцам..." Солдатские папахи, бескозырки, офицерские фуражки. Рабочие у свежевырытой могилы с непокрытыми головами. Звуки "Марсельезы". Осторожно опускаем гробы. Спите спокойно, товарищи! Мы продолжим ваше дело.

Все это вспомнилось июньской ночью 1976 года у Вечного огня на Марсовом поле. Монументальная ступенчатая ограда, массивные гранитные блоки-кубы у широких проходов к первым братским могилам борцов за свободу - все это появилось уже после моего отъезда из Петрограда летом 1918 года{14}.

С глубоким волнением читаю высеченные на блоках полные высокого чувства и глубокой мысли слова:

ПО ВОЛЕ ТИРАНОВ

ДРУГ ДРУГА ТЕРЗАЛИ НАРОДЫ,

ТЫ ВСТАЛ, ТРУДОВОЙ ПЕТЕРБУРГ,

И ПЕРВЫЙ НАЧАЛ ВОИНУ ВСЕХ УГНЕТЕННЫХ

ПРОТИВ ВСЕХ УГНЕТАТЕЛЕЙ,

ЧТОБ ТЕМ УБИТЬ

САМОЕ СЕМЯ ВОЙНЫ.

"Убить самое семя войны"... Символически, пророчески звучат эти слова на Марсовом поле, на поле бога войны, которому суждено было стать первым пантеоном революции. И кажется, не холодный гранит, не нарком Луначарский молодая Страна Советов, социалистическая Россия говорит с "трудовым Петербургом", со своими сынами:

НЕ ЖЕРТВЫ - ГЕРОИ

ЛЕЖАТ НАД ЭТОЙ МОГИЛОЙ.

НЕ ГОРЕ, А ЗАВИСТЬ

РОЖДАЕТ СУДЬБА ВАША В СЕРДЦАХ

ВСЕХ БЛАГОРОДНЫХ ПОТОМКОВ.

В КРАСНЫЕ СТРАШНЫЕ ДНИ

СЛАВНО ВЫ ЖИЛИ

И УМИРАЛИ ПРЕКРАСНО.

Лучше не скажешь и не напишешь.

Кусты, залитые серебристым светом. Цветы. Широкие аллеи. И дорогие могилы. Знакомые имена. Володарский - петроградский Марат, любимый трибун и верный друг Нарвской заставы; Иван Газа.

Самый близкий человек. Я становлюсь инструктором районной дружины. Встреча (Антон Ефимович Васильев). Товарищ "максим". Рождение Красной гвардии. "Двум смертям не бывать..."

Коммунист Иван Газа... Слесарь, башенщик, рядовой Ораниенбаумской школы оружейных мастеров, активнейший участник двух революций; в годы гражданской войны - комиссар бронепоезда имени товарища Ленина, затем - военком Красной Армии, крупный партийный работник, друг и соратник С. М. Кирова, секретарь Ленинградского городского комитета партии. И - две даты на граните (1894-1933). Какая огромная по сделанному, пережитому жизнь за неполные сорок лет! Ивана Ивановича Газу я впервые увидел в тот самый день, когда наша рота подняла на штыки капитана-садиста Джаврова. Иван Газа стоял на плацу во главе группы рабочих. Он первый крикнул: "Что вы на него, гада, смотрите!"

Познакомил нас на второй или третий день после этого Григорий Самодед. Вскоре мы опять встретились. Кажется, на полковом митинге. Иван Газа пришел с Павлом Успенским, артиллеристом, бывшим рабочим "Розенкранца", давним моим приятелем. Павел первый заметил меня в толпе, что-то сказал Газе. Тот энергично стал пробиваться ко мне.

- Дело есть, ефрейтор. Мы у себя на Путиловском да и на других заводах начали создавать рабочие дружины. Нужны люди, знающие военное дело. С пулеметом знаком? Разобрать и собрать машинку сумеешь? А еще кого из надежных ребят посоветуешь?

Я сказал, что головой ручаюсь за своего дружка, тоже ефрейтора, измайловца Ивана Семенюка. Человек он верный, из сочувствующих. Тут же, по просьбе Ивана Газы, подозвал его. Из толпы вынырнул Успенский, и мы вчетвером отправились в Петергофский{15} районный Совет рабочих депутатов, расположенный в конторе по делам рабочих и служащих Путиловского завода. Там мы застали Михаила Антоновича Войцеховского - ответственного за организацию рабочих дружин и отрядов. Увидев Газу, он обрадовался:

- Дело идет на лад. Добровольцев много. Решено создать районную дружину Нарвской заставы, а небольшие рабочие сотни и дружины слить в заводские отряды. Еще одна новость: оружейники передали в разобранном виде несколько "максимов".