Русская революция и «немецкое золото»

Первоначально посредником в переговорах о проезде русских эмигрантов выступил швейцарский социалист, государственный советник Роберт Гримм, к которому Ленин обратился с просьбой представлять его интересы в этих переговорах. Гримм незамедлительно сообщил федеральному канцлеру Швейцарии Гофману о том, что русские эмигранты, в своем большинстве выступающие за заключение мира, просят о содействии в разрешении немедленно вернуться в Россию через Германию. Другой возможности, подчеркивал Гримм, эмигранты не имеют, так как возвращение через страны Антанты для них, выступающих против войны, закрыто. Информировав немецкого посланника в Берне фон Ромберга об этом обращении русских эмигрантов, федеральный канцлер Швейцарии Гофман рекомендовал Гримму убедить представителей комитета по возвращению эмигрантов вступить в прямой контакт с Ромбергом. Хотя 31 марта, как это видно из телеграммы Ромберга в МИД Германии, этот прямой контакт еще не был установлен, в этот день в Германском генеральном штабе состоялось совещание по вопросу о транзитном проезде русских революционеров. Принимавший участие в этом совещании сотрудник имперского разведотдела «Восток» капитан Бурман заявил, что хотя его отдел и не придает этой акции большого значения, он хотел бы получить список проезжающих как можно быстрее. Другой участник этого совещания – начальник Центрального паспортного ведомства ротмистр Цюрн выразил опасение, пропустят ли финские пограничные власти, сотрудничающие с англичанами, противников продолжения войны. При этом он особенно подчеркнул, что немецкая сторона не должна скомпрометировать транзитных пассажиров «слишком активным сотрудничеством с ними» [161].

Захватив инициативу, немецкая сторона стремилась форсировать транзитный проезд русских эмигрантов. 2 апреля заместитель статс-секретаря иностранных дел Бусше телеграфирует из Берлина германскому посланнику в Берне Ромбергу: «Согласно полученной здесь информации желательно, чтобы проезд русских революционеров через Германию состоялся как можно скорее, так как Антанта уже начала работу против этого шага в Швейцарии. Поэтому я рекомендую в обсуждениях с представителями комитета действовать с максимально возможной скоростью» [162]. Отвечая на эту телеграмму, Ромберг на следующий день мог лишь сообщить, что пока с ним никто еще не вступил в непосредственные переговоры и объяснял почему: «…очевиден страх скомпрометировать себя в Санкт-Петербурге» [163]. Только 4 апреля видный швейцарский социалист-интернационалист Фриц Платтен посетил Ромберга и «от имени группы русских социалистов, и в частности, их руководителей Ленина и Зиновьева» обратился с просьбой разрешить проезд через Германию немедленно «небольшому числу самых видных эмигрантов». В своем отчете об этой встрече Ромберг сообщал в МИД: «Платтен утверждает, что события в России принимают опасный для вопроса о мире поворот, и необходимо сделать все возможное для отправки вождей-социалистов в Россию, так как они пользуются там значительным влиянием» [164]. Далее германский посланник излагал условия, на которых эмигранты соглашались принять предложение о проезде через Германию: 1) едут все эмигранты независимо от их отношения к войне; 2) проезд без остановок в опечатанном вагоне, который пользуется правом экстерриториальности; 3) едущие обязуются агитировать в России за обмен пропущенных эмигрантов на соответствующее число интернированных немцев. Фриц Платтен выражал готовность поручиться за каждого из группы и получить разрешение на проезд через Германию, а также обязался сопровождать вагон до границы вместе с немецкими представителями. «Поскольку их немедленный отъезд в наших интересах, – резюмировал Ромберг, – я настоятельно рекомендую выдать разрешение сразу же, приняв изложенные условия» [165]. Германский генеральный штаб так и поступил 5 апреля, гарантировав безопасный проезд, обязавшись не предъявлять никаких паспортных формальностей на границе и установив максимальное число пассажиров – шестьдесят» [166].

Наиболее нетерпеливые и решительные эмигранты во главе с Лениным стали собираться в дорогу. В связи с этим В. Хальвег в предисловии к документальной публикации «Возвращение Ленина в Россию в 1917 году» пишет: «Для Ленина, стремящегося изо всех сил дать толчок большевистской мировой революции, решающим является как можно скорее достичь России; то, что эту возможность предлагает ему противник, «классовый враг», для него как раз никакой роли не играет. Вот почему большевистский вождь изъявляет готовность принять немецкое предложение, однако при этом ничем ни в какой форме себя не связывая. Даже путевые расходы революционеры оплачивают из собственных средств» [167]. Действительно в опубликованных Хальвегом документах не содержится и намека на денежные субсидии отъезжающим эмигрантам. Поэтому выдвинутая еще в 1917 г. версия о том, что «предприятие это, сулившее необычайно важные результаты, было богато финансировано золотом и валютой» [168], пока остается необоснованной, хотя и часто востребованной теми, кому доказательства не нужны. Во всяком случае судорожные усилия Ленина достать на поездку денег где только можно, обращение к Ганецкому «выделите две тысячи, лучше три тысячи, крон для нашей поездки» [169], не позволяют считать, что партийный фонд большевиков в это время был полон «немецкого золота». 2 апреля 1917 г. Ленин писал И. Ф. Арманд: «Денег на поездку у нас больше, чем я думал, человек на 10 – 12 хватит, ибо нам здорово помогли товарищи в Стокгольме!» [170]. О том, сколько это «больше», можно судить по его признанию в другом письме, что фонд на поездку уже составляет более тысячи франков [171].

Чтобы обеспечить себе и своим спутникам по проезду через Германию алиби, Ленин решил накануне отъезда составить подробный протокол, который бы подписали авторитетные социалисты из Швейцарии, Франции. В телеграмме французскому социалисту А. Гильбо 6 апреля 1917 г. он просит: «Выезжаем завтра в полдень в Германию. Платтен сопровождает поезд, просьба прибыть немедленно, расходы покроем. Привезите Ромен Роллана, если он в принципе согласен» [172]. Такой договор понадобился еще и потому, что в последний момент эти, по выражению Ленина, «мерзавцы первой степени» меньшевики потребовали, чтобы проезд через Германию получил одобрение Петроградского Совета рабочих депутатов [173]. В результате вместо возможных 60 пассажиров 9 апреля 1917 г. из Берна выехала группа в составе 52 человек, в том числе 19 большевиков во главе с Лениным. Им предстояло на уже известных условиях, принятых обеими сторонами, пересечь Германию по маршруту – Готмадинген – Штутгарт – Франкфурт-на-Майне – Берлин – Штральзунд – Засниц.

Конечно, это было не обычное путешествие не совсем обычной группы, за передвижением которой негласно наблюдали многие заинтересованные лица. Еще эмигранты не успели выехать из Швейцарии, а германский посланник в Копенгагене Брокдорф-Ранцау уже телеграфировал в Берлин: «Д-р Гельфанд просит, чтобы ему немедленно сообщили о прибытии в Мальме или Засниц русских эмигрантов, едущих из Швейцарии через Германию. Гельфанд хочет встретить их в Мальме. Пожалуйста, телеграфируйте немедленно» [174]. 10 апреля видные германские социал-демократы Ф. Шейдеман и Ф. Эберг выехали с одобрения статс-секретаря иностранных дел Циммермана в Скандинавию [175]. Одновременно немецкая сторона принимала все меры, чтобы никакая информация о проезде русских эмигрантов через Германию не просочилась в печать. По этому поводу германский посланник в Берне Ромберг специально телеграфировал 9 апреля в Берлин: «Эмигранты считают, что им придется встретиться с огромными трудностями и даже судебным преследованием со стороны российского правительства по причине проезда через вражескую территорию. Поэтому им очень важно иметь право утверждать, что они не общались в Германии ни с одним немцем. Платтен объяснит это Янсону. Важно также, чтобы немецкая пресса не касалась этого дела до того времени, пока о нем не заговорят за границей. Если избежать участия в обсуждении этой темы не удастся, то следует воздерживаться от ее комментариев и особенно от намеков на заинтересованность Германии, что могло бы компрометировать эмигрантов…» [176].