Меч и перо

Катиб велиахда слово в слово записывал наставления Низами.

Когда поэт умолк, Абубекр поцеловал его руку и сказал:

- Спасибо, устад, за мудрые слова. Я хочу обратиться к вам с большой просьбой. Пусть поэт напишет для меня дастан, посвященный Искендеру. В нем он сможет рассказать о жизни и героизме народов Востока и на мудрых примерах поучить владык мира. Когда мы в Тебризе услышали о том, что уважаемый поэт, заканчивает дастан "Хосров и Ширин", мы искренне обрадовались. Как нашему народу нужны сейчас такие произведения! Они способны отвлечь его от религиозных диспутов. Ваша поэзия может сделать очень многое для этого. Ваши стихи должны читать простые люди, тогда они не будут тратить все свое свободное время на религию и догматические споры. Читая ваши дастаны, человек получает ни с чем несравнимое наслаждение и в то же время знакомится с героической историей народов Востока.

- Ты разумно рассуждаешь, сын мой,- сказал Низами,- у тебя светлая голова. Религиозные диспуты и сектантская борьба уводят людей от жизни и затуманивают их сознание. Пользуясь случаем, я упрекну историков и ученых, которые немало повинны в том, что народы плохо знают свою историю. Я питаю большое уважение к великому поэту Фирдоуси, который так мастерски написал свою знаменитую поэму "Шах-намэ". Но он допустил в ней много ошибок, исказив подлинные факты и события. Как можно подменять историю пустячными легендами и недостоверными преданиями?! Тот, кто в будущем будет писать исторические поэмы, не должен идти по пути Фирдоуси. Поэт, сочиняющий дастан, посвященный истории народов, не имеет права увлекаться бессмысленными легендами. Очень многие поэты пишут стихи, посвященные вознесению пророка Мухаммеда на небо, но чем отличаются эти поэты от хатибов и ваизов, рассказывающих мусульманам о жизни пророка с минберов мечетей? Поэт - это не хатиб, он идет к истине своим путем, у него своя цель. Я повторяю, историю народов нельзя подменять преданиями, мифами и легендами. Однако мне жаль, что ни один поэт до сих пор не смог интересно и красиво пересказать легенду о том, как великий Искендер добирался до царства тьмы, разыскивая источник жизни. Я напишу для молодого велиахда Абубекра дастан об Искендере. Но я расскажу о его жизни по-своему, так, чтобы это пошло на пользу тем, кто будет читать мой дастан. Что касается письма вашего уважаемого ами*, я сегодня же напишу на него ответ. А вам скажу так: азербайджанский народ готов идти на любое самопожертвование, когда речь идет о защите его отечества. Кызыл-Арслан может положиться на нас.

______________

* Ами - дядя по отцу.

ПИСЬМА

Проказник ветерок, дующий со склона горы Фаривер, пользуясь покровом ночи, жадно целовал лепестки уснувших полевых цветов.

Аисты на макушках высоких чинар что-то бормотали, будто баюкали колыбельной песней дремлющих на ветках птиц.

Река Машанруд, с шумом вырываясь из ущелья, замедляла на равнине бег и разливалась плёсами, в которых купались звезды короткой летней ночи.

Фахреддин сидел на веранде своего дома и предавался невеселым размышлениям, поглядывая на тусклый свет фонаря на вершине минарета гробницы Абу-Даджаны.

На днях Кызыл-Арслан прислал письмо, в котором писал: "Ты не должен уезжать из столицы. Если Тогрул не даст средств на содержание твоего войска, ты получишь деньги из Тебриза. Не считай временную бездеятельность позором! Твое пребывание в Хамадане необходимо мне..."

В последнее время Фахреддину приходилось особенно трудно. Султан Тогрул совсем перестал с ним считаться. Он пользовался любым поводом, чтобы оскорбить Фахреддина и его подчиненных. А после приезда Гатибы в Хамадан отношение султана к нему сделалось открыто враждебным. Фахреддину стало известно, что Тогрул, уступив настояниям Гатибы, пообещал при удобном случае выдать ей убийцу ее отца.

Гатиба отложила сведение счетов до того времени, когда иракское войско вступит в Хамадан и разоружит азербайджанские отряды.

Фахреддин пребывал в постоянной тревоге, так как численность войска, созданного в Хамадане султаном Тогрулом из иракцев и персов, уже превысила число находящихся в его распоряжении азербайджанских аскеров.

"Тогрул и Гатиба держат меня в Хамадане как заложника,- размышлял он. Они смотрят на меня как на жертвенную овцу, которую берегут к определенному дню. Я - воин, и враги не страшат меня, но разве не глупо бездействовать, уподобляясь бычку, который стоит и хлопает глазами в ожидании, когда над ним занесут нож?! Это не по мне! Мерзкая женщина мечтает отомстить мне. Не страшно умереть в борьбе за прекрасную цель, но та смерть, которую мне готовит она: - смерть бесславная и оскорбительная! Завтра же напишу письмо Кызыл-Арслану и попрошу его снять меня с поста раиса Хамадана. Я не желаю умирать от рук безвольного пьяницы Тогрула и его безнравственной сообщницы Гатибы. Не хочу быть обесчещенным!"

Вошла служанка и разостлала перед ним на козре скатерть, собираясь подать еду.

Фахреддин не испытывал никакого желания есть. Но пришел Сеид Алаэддин, и на душе у него стало веселее.

Они вдвоем приступили к вечерней трапезе.

На веранду опять вошла служанка и сообщила:

- Джанаб, у ворот стоит нищенка...

- Дайте ей все, что она просит, - распорядился Фахреддин.

- Мы предложили ей деньги и еду, но она от всего отказалась. Говорит, ей надо видеть вас.

- Видеть меня? Нищенка?!

- Да, хазрет. Она упорно добивается встречи с вами.

Алаэддин покачал головой.

- Как бы эта нищенка не оказалась проклятой Себой-ханум, - высказал он предположение.

- Это было бы чудесно! Я бы не задумываясь отправил ее на тот свет, он приказал служанке: - Приведи ее сюда!

Нищенка, войдя на веранду, поклонилась, откинула с лица чаршаф и молча уставилась глазами на Фахреддина.

У нее было бледное, утомленное лицо, однако приятное и привлекательное.

"Какое знакомое лицо! - подумал Фахреддин. - Где я ее встречал? Уверен, мы где-то виделись..."

Нищенка, видя, что Фахреддии никак не может припомнить ее, отбросила чаршаф на плечи и обнажила голову.

- Мой уважаемый ага, - сказала она, - перед вами стоит ваша смиренная рабыня Афифа. Неужели вы меня не узнаете?

Услышав приятный гортанный голос, Фахреддин перенесся мыслями в Багдад во дворец Дгоррэ, жены его покойного брата. Ему вспомнилась приветливая рабыня в белом шелковом халате, которая обмахивала его опахалом во время обеда.

- Афифа?! - воскликнул Фахреддин. - Что за странное одеяние?! Или с Дюррэ случилось что-нибудь?.. Говори скорей!..

- Успокойся, мой уважаемый ага, - тихо ответила Афифа, прикладывая палец к губам. - Моя госпожа жива и здорова. С ней ничего не произошло. Я привезла вам письмо от нее. В это тряпье я облачилась по ее приказанию.

Афифа протянула Фахреддину письмо.

Вызвав служанку, он приказал:

- Отведи гостью в хамам, пусть искупается. Сделайте так, чтобы она ни в чем не нуждалась.

Служанка увела Афифу.

Фахреддин, нетерпеливо распечатав письмо, начал читать,

Дюррэ писала:

"Мой дорогой бесстрашный Фахреддин!

Сегодня дочь покойного халифа Мустаршидбиллаха Алиейи-Уля-ханум передала мне известие, которое лишило меня покоя.

Я решила послать к тебе в Хамадан Афифу с письмом, так как все другие способы сочла ненадежными. Я не могу доверить эту тайну никому другому.

Гатиба-хатун уже несколько дней находится в Багдаде. Она остановилась во дворце, где живет семья ее покойного деда Мустаршидбиллаха. Халиф Насирульидиниллах дважды принимал ее в своем дворце.

Мне было известно, что Гатиба-хатун твой недруг. Но она, кроме того, является злейшим врагом твоей родины, Азербайджана, и замышляет предательство, а это равносильно покушению на твою жизнь.

Я всеми средствами старалась узнать, зачем Гатиба приехала в Багдад. Цель ее приезда тщательно скрывалась.

Наконец Алиейи-Уля-ханум по секрету рассказала мне, почему она здесь, и просила меня непременно найти возможность сообщить обо всем тебе.